героя.
Что бы ни происходило на сцене, вы должны сначала сформировать обстоятельства. Станиславский говорил, что на сцене нельзя ужинать, имея в виду, что актеру нужно уйти от абстрактного и перейти к конкретному. Сначала – нож и вилка. Затем – стол с кружевной скатертью и простым серебряным сервизом. Рядом с вами – тарелка с едой и столовая ложка. Все эти вещи связаны с процессом, который мы называем ужином. Обстоятельства деятельности – прежде всего. Изменив их, вы сможете изменить настроение сцены.
Если скатерть не из кружев, а из грубой мешковины, или ее вообще нет, но есть керосиновая лампа, то это будет совсем другой ужин. Обстоятельства диктуются пьесой, и ваше воображение должно соответствовать ее требованиям. Чтобы начать им пользоваться, вы должны придать большее значение своему запасу знаний. Вы – хранилище образов, причем не только увиденных лично, но и тех, которые вы представляли. Они очень сильны, поскольку включают зажигание, задействуя ваше тело и разум в актерской игре.
Отныне вы должны жить только в воображении. Вы будете видеть и действовать в предлагаемых обстоятельствах [29]. Если принять тот факт, что все, что вы можете себе представить, несет некую правду, сделать это несложно. Задача актера – не выдумывать. Если вам нужно лимонное дерево, но вы его никогда не видели, вы вообразите для себя некое лимонное дерево. Наделите его максимальным количеством деталей, и тогда образ станет для вас реальным. Вы вообразили его, и поэтому оно существует. Большая часть актерской игры заключается в минутном знании того, что вы видите и делаете. Все, что проходит через ваше воображение, имеет право на существование.
Давайте начнем с простого упражнения. Вы идете по проселочной дороге. Осознайте ваше местоположение. Посмотрите на небо. Где находится солнце? Какой длины ваша тень? Как выглядит дорога? Неровная ли она? Искажает ли она тень? Какие облака на небе? Каких птиц вы видите?
Вдоль дороги тянется забор, огораживающий зеленый луг. Насколько зеленая трава на нем? Насколько она высокая? Пасутся ли на лугу коровы? Если да, то какого они цвета? Назовите три или четыре вещи, которые делают коров реальными.
На дорогу упала длинная ветка. Как давно это произошло? Листва на ней еще зеленая? Или ветка давно высохла? Сколько усилий нужно приложить, чтобы поднять ее и отбросить?
Вам открывается грунтовая дорога, уходящая вправо. Идите по ней. Какие деревья растут вдоль дорожки? Есть ли на них плоды? Спелые?
Дорога ведет к деревянному мосту. Выглядит ли он безопасным? Какие у него перила? Он пересекает пруд. Какую рыбу вы можете увидеть? Или вода слишком мутная? На другой стороне пруда между двумя деревьями натянута веревка. На веревке висит одежда – детская пижама, носки, мужская джинсовая рубашка, старая скатерть для кухонного стола, комбинезон.
Посмотрите на комбинезон. Обратите внимание на его форму. Насколько выцвел материал? Как часто его зашивали? Где есть швы и заплатки? Какой узор изображен на скатерти? Какой высоты трава под одеждой?
То, что вы увидели, теперь принадлежит только вам.
В пьесе драматург никогда не даст вам скатерть, которая вам знакома. Именно вам и предстоит это изменить. В его тексте будет просто написано: «скатерть». Вы должны будете сами определить, насколько она старая, сильно ли помята, насколько изношена, свежа или накрахмалена. Автор лишь укажет вам предмет, а оживить его – ваша задача.
Если драматург говорит, что день прекрасный, вы должны представить себе голубое небо с белыми облаками и летящую стаю птиц. Выяснение того, что в нем прекрасно, зависит от вас. Автор никогда не опишет проселочную дорогу, по которой вы катались в детстве. Он лишь скажет: «Я шел по проселочной дороге». Вам придется придумать детали, добавив: «Она пыльная, цвета ржавчины. По обе стороны раскинулись кукурузные поля».
Когда вы работаете над сценой, ваши действия направлены не на факты, а на то, насколько живыми они могут быть. Факты останутся неподвижными, пока вы не поймете, что в каждой вещи есть жизненная сила. Вы – актеры, а значит, обязаны подарить нам чудо жизни. Зритель ждет от вас жизни, а не смерти.
Жизнь в театре не определяется моментом, когда вы получаете деньги за выступление, или подписываете контракт, или даже играете в пьесе. Жизнь в театре – это когда вы понимаете его, а значит понимаете, почему хотите играть. Без этого желание выйти на сцену к вам никогда не придет.
Вы – художники, и сами создаете свою палитру. Под словами, которыми вы рисуете, скрываетесь вы сами. Если этого нет, они остаются пустыми. И не зажимайтесь эмоционально, принимая за образец американскую пуританскую этику. Помните, что в Англии актерское мастерство пришло из елизаветинской эпохи, а не из викторианской.
Давайте выполним еще одно упражнение. Представьте себе халат китайского императора. Одна из наших проблем как американцев в том, что мы настолько практичны и бескомпромиссны, что сводим все вокруг к собственному уровню. Воображение позволяет нам жить в более красивом и более захватывающем мире.
Сначала представьте себе ткань халата императора. Это высококачественный лен? Шелк? Насколько она тяжелая? Красная ли она? Золотая? Какого оттенка? Какой длины? Должны ли поддерживать халат придворные? Сколько их? Каков узор? Насколько тонкие стежки? Узоры вдохновлены природой? Это листья какого‐нибудь дерева? Крылья птицы? Реалистичной птицы? Выдуманной? Симметричный ли узор? Он абстрактный?
Не существует «правильных» ответов. И ваша цель – разжечь воображение и энтузиазм, общаться с аудиторией, а не угождать мне ответами.
Одна студентка как‐то сказала, что боится меня – за исключением тех случаев, когда я улыбаюсь. Я ответила, что в таком случае подвела ее. В театре не так часто улыбаются друг другу. Если у нее создалось обратное впечатление, значит, я готовила ее к карьере, полной смятения и несчастья. Человек, которому вы должны угодить, – это только вы сами. Однако вы ничего не добьетесь, если угождать себе будет проще простого. Вам следует быть настолько требовательными к себе, насколько возможно.
Итак, кто хочет представить нам халат китайского императора? Хорошо, Дженнифер.
ДЖЕННИФЕР: Мой оранжевый парчовый халат…
СТЕЛЛА: Я вынуждена прервать вас, Дженнифер. Вы говорите как маленькая девочка. «Мой оранжевый парчовый халат… Точка». Вы слишком торопитесь в надежде побыстрее дойти до точки. Если бы я описывала халат, то вы бы услышали что‐то вроде: «Это оранжевый халат, очень яркий оранжевый халат». У вас возникло бы ощущение, что я видела его, но не могу сразу описать, и подыскиваю подходящие слова.
ДЖЕННИФЕР: Я видела оранжевый парчовый халат. Он простирался примерно на 60 см сзади императора. По всему периметру он был расшит изумрудами и бриллиантами. На спине изумруды смешивались с рубинами.
СТЕЛЛА: Гораздо лучше, но все равно не то. Вы повторяетесь. Я не чувствую, что вы впервые видите халат, у меня нет ощущения ясности и четкости. Вы упоминаете изумруды и бриллианты, потому что думаете, что я хочу слышать нечто подобное.
ДЖЕННИФЕР (после долгой паузы): Я вижу длинный, красивый, странный парчовый халат. Он очень яркого оранжевого оттенка. По краям – горностай, розовый и белый мех. Я жмурюсь от того, как он сверкает, по плечам рассыпаны бриллианты. Сзади – еще больше камней и ряд изумрудов, пересекающийся с рядом рубинов…
СТЕЛЛА: На этот раз вы действительно видели и действительно говорили. Даже слова, которые вы использовали, были более живыми и естественными. Вам удалось улучшить описание за счет его расширения.
Вы заметили, что, когда Дженнифер второй раз описывала халат, она начала хихикать? Это очень важная деталь. В первый раз она просто что‐то рассказывала, а последняя попытка была настоящей актерской игрой.
Есть большая разница между газетным репортажем и игрой. Репортер должен быть объективным и спокойным. Актеру же следует быть полным страсти. Если он слишком крут, то ему лучше идти работать менеджером в какой‐нибудь компании, но точно не быть тем, кто выступает на сцене.
Наши эмоции под воздействием телевидения настолько притупились, что мы уподобились хирургу, который вскрывает тело и при этом ничего не чувствует. Он ощущает даже меньше, чем пациенты под наркозом. В операционной без такой отстраненности никуда, но на сцене это убьет «пациента».
Перед нами дилемма. Мы не хотим, чтобы наши образы были плоскими и неинтересными. В то же время нам не хочется переусердствовать, чтобы люди не подумали, что мы на них давим. Ответ прост: нам нужно быть правдоподобными. Чем больше деталей мы представим, тем честнее, правдивее и энергичнее будет наша реакция. 9/10 актерской игры складывается из мельчайших деталей того, что вы видите и делаете.
Актер, как и писатель, полон впечатлений. Он не скажет: «Я буду яичницу с беконом». Так говорит безработный клерк. Когда актеру подают яичницу с беконом, он видит ее на тарелке с картошкой, кусочками лука и зеленого перца. Он видит официантку, стол и ресторан с его бурной деятельностью. Он видит, что на полу грязь, но стол протерт безупречно. Кофе слабый, и объем чашки невелик, поэтому ему постоянно приходится просить официантку долить ему еще. Актер оглядывается по сторонам и видит, что за всеми столиками никто не обращает внимания друг на друга. Все куда‐то спешат. Их взгляды блуждают. Иногда они смотрят на дверь, чтобы увидеть, кто заходит внутрь.
Актер воспринимает все это. Он там не для того, чтобы просто утолить голод, оплатить чек и уйти. Он живет, наблюдая, вбирая в себя и осознавая происходящее. Он спрашивает: «Что это? На что я смотрю?», словно писатель или художник.
Как актер, вы должны подарить зрителю чудо жизни, а не просто сухие факты. Сержанту Джо Фрайдею [30] нужны были только факты. Он полицейский и хочет, чтобы люди спали спокойно. Вам же хочется их взбудоражить.