Действие актрисы заключается в том, чтобы устроить вечеринку. В заданных рамках есть следующие шаги: а) обустроить комнату, б) разложить еду и в) подготовиться самой. Действия архитектора заключаются в том, чтобы завершить важный проект.
При постановке такой маленькой пьесы мы могли бы выделить одну минуту на подготовку вечеринки, одну минуту на возвращение архитектора домой, две минуты, чтобы актриса обнаружила пропажу спиртного и столкнулась с мужчиной, а затем несколько минут на последующее обсуждение их разных жизненных путей.
Драма возникает из отношения актрисы к архитектору и наоборот.
Схематично их различия можно выразить следующим образом:
Чтобы сыграть актрису или архитектора и показать глубокий разрыв между ними, нужна фоновая работа. Только когда она будет выполнена, вы заплатите цену за то, чего хотите, и сможете возвысить дискуссию до противостояния искусства и коммерции.
Прошлый опыт, преувеличенный в оправдание, может оказаться принижен, но сначала вам придется заплатить цену. Слова ложатся только поверх опыта, и это кульминация вашей актерской деятельности. Чем больше вы заплатите за подготовку и вложите в прошлое, тем больше понимания предлагаемых обстоятельств у вас будет. На таком надежном фундаменте могут строиться отношения и конфликты.
Партнер всегда нужен для того, чтобы дать вам возможность действовать, и вам важно знать его отношение ко всему. И снова, не в последний раз, повторю: диалог возникает не из-за наличия реплик, а в момент, когда вы понимаете суть и реагируете на партнера.
Выполняя упражнение, вы должны уметь играть обе стороны.
Занятие шестнадцатоеОдеваемся в соответствии с ролью
Для начала я попрошу шестерых мужчин встать на сцене на расстоянии 60 см друг от друга. Что остальные могут сказать о том, как они одеты? Привлекательно ли? Не особенно. Опрятно. Чисто. Изящно? Совсем нет. Удобно, непринужденно.
Они одеваются так, как одевались бы их отцы? Это зависит от эпохи, в которую те росли. Если их юность пришлась на 1950‐е, то, скорее всего, они до сих пор носят пиджаки и галстуки, а не серьги и кроссовки. Если их отцы выросли в 1960‐е, то могли одеваться очень похоже на этих молодых людей.
Актеры должны развить способность воспринимать даже повседневную одежду как нечто историческое. Носить рубашку с закатанными рукавами или более чем одной пуговицей, расстегнутой на шее, – значит быть образцом человека конца XX века. Так же, как и тот факт, что галстук надет, но ослаблен.
В 1950‐е много говорили о «Человеке в сером фланелевом костюме [70]». Так называли людей, работавших на Мэдисон-авеню, и серая фланель была их униформой. У студентов, стоящих перед нами, нет униформы. У них нет общего стиля, нет связи друг с другом. Они унаследовали одежду, но не культуру. Ее эти ученики подхватили на бегу.
Современный человек не является порождением разума. Он – порождение привычки. Он слышит чужие мнения и перенимает их. Идеи присутствуют в его жизни редко, а то и никогда. Он может действовать исходя из разных причин, но редко руководствуется идеей.
Теперь вы все можете сесть. Я не хочу вас критиковать. Вы – молодые люди своего времени, и мы должны уметь смотреть на вас и видеть это. Как актеры, вы обязаны замечать, что мы одеваемся так, как думаем. В наши дни процесс мышления непринужденный, небрежный, поэтому выбор одежды очевиден.
А теперь посмотрите на то, как мы сидим. Многие ли сидят прямо, как нас учили в детстве? Нет. В основном мы сутулимся. Наша одежда позволяет нам это делать. Вы не носите накрахмаленные воротнички так, как ваши прадеды. Они не сутулились. Об этом заботилась их одежда, если, конечно, они принадлежали к среднему или высшему классу.
Когда мы надеваем костюмы других эпох, мы не просто «наряжаемся». Мы не играем в «примерку». Мы принимаем другой образ мышления, получаем наследство как интеллектуальное, так и духовное.
Вы не мыслите интеллектуальными или духовными категориями. Если что‐то не относится к нашему времени, то это для вас – пустое место. Но, как актер, вы должны понимать прошлое достаточно ясно, чтобы воплотить его в жизнь.
Вы не сможете поставить «Трамвай „Желание“» или пьесу Пола Грина «Дом Коннолли [71]» 1931 года, рассказывающую о декадентстве южной аристократии, не зная культурного и социального кода Юга в американской истории, не зная, например, что в семейной жизни южан существует страх перед кровосмешением.
Если вы ставите «В ожидании Левши» Клиффорда Одетса, вам следует иметь глубокое представление о Великой депрессии 1930‐х. Вам стоит понимать, что такое труд и профсоюзы, иначе спектакль не передаст смысл пьесы.
Одетс, Уильямс [72] и Грин [73]– сравнительно современные писатели. Наше актерское наследие насчитывает тысячи лет, и мы должны чувствовать себя в одежде и со словами Софокла так же комфортно, как в собственных кроссовках. Подумайте об одежде и языке Сэма Шепарда [74] или Лэнфорда Уилсона [75]. Иногда темы современной и древнегреческой драмы похожи, но не костюмы и идиомы.
Мы работали над характером, изучали профессии. Мы исследовали элементы характера и узнали, как много можем получить от работы с партнером. Но настоящая работа начинается тогда, когда вы видите персонажа в связи с конкретным временем, – чем мы сейчас и займемся.
Начните с нашего времени. Если бы я попросила этих молодых людей одеться, «сказать что‐то» о том, как они одеваются, они бы пришли не в голубых джинсах и не в футболках. Скорее всего, надели бы пиджаки и галстуки. Таков способ признать (возможно, подсознательно), что одежда может дать власть.
Ваша манера одеваться – не про это. Речь о том, чтобы вам было удобно, потому что личный комфорт превыше всего. Предупреждаю: если вы будете держаться за удобные привычки, то внесете свой вклад в деградацию актерской профессии.
Ваш наряд говорит: «Меня не интересует форма. Меня не интересует контроль». Это то, что вы потеряли. Англичане не утратили заботы о форме и контроле. У них гораздо более древняя, гораздо более единообразная культура. Американцы отказались от нее вместе с остальными «ограничениями» Старого Света. Прекрасный вариант, чтобы поваляться дома. К сожалению, на сцене нет такой возможности.
В отличие от американской жизни и культуры, сцена по-прежнему требует дисциплины. Вы должны уважать то, что человек создал вещи, чтобы их носить, и знать, они имеют форму и дают вам власть. У голого человека нет культуры. Одежда представляет ее так же, как форма солдата показывает звание.
Человек придумал галстук. Изначально он просто скреплял рубашку на шее, но теперь существует аксессуар. Он обладает индивидуальностью и говорит что‐то о человеке, который его носит. На самом деле галстук – сложная в изготовлении вещь, и качество материалов, из которых он сделан, то, как этот предмет одежды скроен, – говорят о его владельце. Мы должны научиться уважать галстук и не портить его.
Человек также придумал рубашку. У него хватило ума прикрепить к ней пуговицы. Веками ее натягивали через голову, поэтому пуговицы спереди стали важным достижением. У рубашки есть форма, которой вы должны подчиняться, иначе потеряете всю силу, которую она способна дать. Если рубашка подогнана по фигуре, но ваше тело «выпирает наружу», никакой силы вы не получите. Наоборот – снова сыграете клоуна. Если рубашка не заправлена в брюки, происходит то же самое. Если это рубашка с длинными рукавами, то, закатав их, вы потеряете силу.
Затем человек придумал брюки и, в конце концов, молнию. Застежка-молния диктует определенные нюансы и получает власть над вами. Но, если вы согласитесь с тем, что она говорит, сможете использовать ее силу.
Важнейший урок, который нужно усвоить – не уродуйте форму. Вы склонны говорить: «Неважно. У меня есть власть». Костюм говорит вам, как быть актером, обладающим властью. Обратите на него внимание, учитесь с его помощью. То, что и как вы носите, заявляет, что вы контролируете ситуацию. Все, что вы надеваете, имеет значение. Подчинитесь ему.
На сцене вы никто. Вы – это то, что делает из вас одежда. Именно она говорит о вашем самоконтроле, самосознании, социальной осведомленности, способности быть сдержанным и уважительным. Когда вы носите свою повседневную одежду, то ограничены разумом и памятью. Вам трудно действовать. Вы можете быть только самим собой.
Я прекрасно понимаю, что этот класс враждебен современности. Он бросает ей вызов. Но вы хотите быть профессионалом в деле, которому две тысячи лет.
Профессионал надевает костюм, отражающий его характер и профессию. Стали бы вы драться с полицейским? Нет. В его форме вы видите авторитет. Полицейский, хирург, священник носят свою форму. Если бы ее не было, вы бы не обращали на них внимания. Форма полицейского – символ закона и порядка. Лабораторный халат врача и его хирургическая одежда символизируют цивилизацию и врачевание.
Судейская мантия выносит вам приговор раньше, чем судья. Нецивилизованно жить без закона. Именно за это выступает судья. В Англии он носит белый парик. Для вас это комично, а вот англичанам внушает благоговение. Если вы надеваете парик, то следует выяснить, откуда исходит его сила. Судейские парики передаются последующим поколениям юристов. Некоторые из них старше Америки.
Когда человек надевает костюм, он также отказывается от чего‐то, чем‐то жертвует. Полицейский в форме отдает свое «я» ради чего‐то большего. Костюм священнослужителя стирает «я», отрекается от него, чтобы служить.
Но мы живем в такое время, когда мужчины не готовы на подобный шаг. Им неудобно демонстрировать авторитет и силу профессий. Они не хотят носить униформу. Джимми Картер