Зато стоящий в кулисе «незаметный» явно обеспокоился. Он уже привык к нашим переделанным песенкам, но даже ему то, что мы пели, казалось странным.
А мэр, зараза такая, все еще не решался бросить ОМОН против детишек!
– Жарь, Витка, жарь! – прошептала я.
И в четыре каблука мы с Виткой грянули чечетку, одновременно выкрикивая в микрофоны:
Чунга-Чанга, в попу динамит!
Чунга-Чанга, он уже горит!
Задыхаясь от ярости, мэр поднялся в кресле. Омоновцы заволновались. Менты принялись пробиваться к сцене и остановились, не зная, что делать. Мы – дети, а на детей нельзя кидаться с резиновыми дубинками, даже если те поют черт-те что! Кто бы им подсказал, что вот конкретно сейчас дети совсем не против, чтоб на них кинулись!
И мы с Виткой продолжали отчаянно орать:
Чунга-Чанга, пять минут прошло!
Чунга-Чанга, попу разнесло!
Господи, что мы поем! Это же в самом деле сбудется, и вовсе не через пять минут, а прямо сейчас!
Багровый от злости мэр наконец приподнялся в кресле и чуть не на всю набережную гаркнул ошивающемуся за спиной чиновнику:
– Да остановите же их – пока гости ничего не поняли!
Чиновник побледнел, позеленел и… кинулся к нам на сцену, вскочил на помост!
Деревянные доски глухо ухнули под тяжестью его прыжка… И он увидел! Наемников с автоматами. «Полупородного», рывком дернувшего к себе Катьку…
Лицо чиновника вдруг изменилось – словно из-под мягкой маски выглянул совсем другой человек! В руках у него точно из воздуха материализовался пистолет!
– Пу-ххх! – Хлопок был тихим, почти неслышным… Только паршивая улыбочка «полупородного» вдруг исчезла, как отвалилась… а сам он молча, без единого звука опрокинулся на спину.
Омоновцы рванули на сцену…
С безумной ухмылкой «незаметный» вскинул руку с пультом…
Я схватилась за ножны на поясе моего пиратского облачения и… швырнула в «незаметного» нож. Бутафорский нож из крашенного серебряной краской дерева!
– А-а-а! – Клинок со свистом вспорол воздух и… пришпилил руку незаметного к пульту! Намертво! Я увидела его судорожно распрямившиеся пальцы, хлещущую из ладони кровь… Это что, мой деревянный ножик наделал? И тут же затянутый в черное человек, на ярком свету похожий на тень из преисподней, вклинился между мной и террористами. Снова вжикнул вспоротый воздух, и тяжелая рукоять десантного ножа ухнула в лоб растерявшемуся «качку». Тот глухо хрюкнул и свалился на «полупородного».
И снова нож – вж-жик! Затрещала прорезиненная ткань, и широкий клинок высунулся прямо из стены. В дыру хлынули люди в черных комбинезонах и масках с прорезями для глаз!
– А-а, выследили, сволочи! – откуда-то возник ошивавшийся за кулисами «арабский террорист». Выдернутый из-под курки автомат развернулся пришельцам навстречу… В публике отчаянно закричали.
Кувырок вперед – «черный комбинезон» перекатом ушел от очереди, винтом взвился на ноги и въехал стрелку под дых.
Один, второй, третий… «Черные комбинезоны» мелькали среди публики, выныривали из-под сцены, проскакивали через дырки, прорезанные в клеенке кулис… Они скользили между затаившимися вокруг сцены боевиками, точно неслышные, неощутимые тени. Раздавались глухие, хакающие удары и приглушенные редкие выстрелы, отлетали в сторону выбитые из рук автоматы – и боевики падали, падали… Между распоротыми в лохмотья кулисами замер ошеломленный спонсор Константин Дмитриевич. А сзади уже набегали омоновцы, что залезли на сцену следом за чиновником. Своих и чужих они различили моментально: удар ребром ладони по шее – и очередной боевик ткнулся носом в пол.
Почему-то именно это подействовало на спонсора, как электрошокер, – он дернулся и заорал:
– Это все ты, дрянь, ты! – рванул пистолет из кармана… и зрачок дула глянул мне в лоб. Передо мной возникло закрытое маской лицо, глядящие сквозь прорези глаза оказались совсем близко… Раздался звучный удар… и человека в маске швырнуло на меня, точно его под зад пнули.
Я опрокинулась навзничь, а этот в маске рухнул сверху.
Потом было мгновение тишины… А потом… обвал аплодисментов и какой-то пацан завопил:
– Классный спектакль – с мочиловом! А я еще идти не хотел!
– Девушка! – хриплым и ломким, как от боли, голосом пробормотал навалившийся на меня «черный комбинезон». – Вы как?
– Ничего! – слабо выдохнула я. – И буду еще лучше, если вы с меня слезете!
– Сейчас… Минуточку… – ответил «комбинезон». – Эти пули, когда в бронежилет попадают, так больно бьются! – извиняющимся тоном добавил он.
Ну вот, а в кино, если пуля в бронежилет попадает, сразу вскакивают и дальше бегут. И тут я поняла! Пуля. Пуля! Спонсор стрелял в меня, а этот… закрыл меня собой!
Надо поблагодарить… Вместо этого я только глупо спросила:
– А вы кто? Откуда взялись?
Вот дура, как будто я в претензии!
Но он перекатился на бок, освобождая меня, и прокряхтел:
– Интерпол! А откуда взялись… Странная история… На нас этой ночью вышел сам Большой Босс… – и увидев, что я не понимаю, пояснил: – Это хакер такой, международный, говорят, англичанин… И сообщил, что на короля и принцев Мга будет совершено покушение прямо во время детского спектакля. То есть, что покушение готовится, мы и сами знали. Но у него была полная информация про ваш театр, про спонсора, и что вы, скорее всего, попали в заложники… Оказалось, все правда! – он широким жестом обвел сцену, с которой его коллеги уже стаскивали упакованных в наручники террористов. «Незаметного» волокли первым. Нашего дорогого спонсора – вторым. – Вы, случайно, не знаете, откуда Большому Боссу это все стало известно?
Я помотала головой – я не знала. Я только догадывалась, что тут не обошлось без Вадима. Человек, способный поверить байке спонсора, что я ушла в ночной клуб, не стал бы помощником самого Саляма![6] В ночной клуб в пятнадцать лет еще не пускают!
Но я не собиралась просвещать Интерпол. А вдруг Вадиму это не понравится? Жалко все-таки, что его девушка – чемпионка Европы по рукопашному бою!
Глава 15Возвращение блудного театра
Апотом было еще много всего. Наш театр застрял в Евпатории на неделю – мэр лично звонил родителям и объяснялся. Мама плакала в трубку и обещала меня убить за то, что я чуть не дала себя убить террористам, а рядом бабушка разорялась, что террористы – это все от маминого безалаберного воспитания меня. Будем надеяться, за прошедшую неделю они слегка успокоились, и я выживу.
Жили мы все в том же пансионате спонсора Константина Дмитриевича. Только в бассейн не спускались. Никто. Спонсора арестовали, так что думаю, за наше проживание мэрия не платила – но это уже не наше дело.
– Благодарю за понимание и помощь, – после очередного допроса сказал нам с Виткой офицер Интерпола. По-русски он говорил прекрасно, только небольшой, словно металлический акцент выдавал, что язык ему не родной. – Немногие, даже взрослые и подготовленные люди, проявили бы на вашем месте столько мужества и сообразительности!
Витка показательно застеснялась. Эта-то куда лезет? Она, что ли, сообразительность проявляла?
– Благодаря вам мы полностью разобрались с преступлением – включая те нити, что тянутся в Африку! – продолжал «комплиментить» нас офицер. – Единственное, что осталось неясным, – куда же делись триста тысяч евро?
– Самим любопытно, – буркнула Витка.
– И не подозреваете никого?
Но мы только дружно пожали плечами. Честно говоря, сейчас мне было глубоко плевать на деньги.
– Жаль, – с явным разочарованием протянул офицер. – Ну да ладно, не такая уж большая сумма…
О, еще один, для которого триста тысяч евро – фигня бабки!
– А сейчас с вами желают поговорить! – снова взбодрившись, объявил офицер.
Дверь распахнулась, и вошел король Мга! Он долго-долго говорил, прижимая руки к сердцу, благодарил, наверное… Но мы с Виткой его не слушали: Витка просто по-английски не понимает, а я… Я смотрела на принцев! Нет, все-таки наши парни такими не бывают! Не делают у нас таких! А улыбаются как! В общем, сразу понятно – им очень даже понятно, о чем я сейчас думаю!
– Тебе – левого, мне – правого! – шепнула я Витке.
– Почему мне – так обязательно левого? – пошипела она в ответ. – Сама бери левого!
– Так они ж одинаковые! – возмутилась я.
– Тем более!
Ну скажите, не стерва?
А еще мы дали спектакль! Тот самый, «Необыкновенное путешествие Джил и Джейн». В присутствии целой толпы зрителей, мэра города, короля и принцев! И все шло вроде бы на ура, пока не добрались почти до самой финальной сцены. И вдруг я просто кожей почувствовала, что публика внизу… словно бы разочарована. Словно бы… они ждали чего-то, а мы им недодали… Особенно ребятам…
Если ты актриса, ты, наверное, можешь что угодно – убивать, воровать, предавать… Единственное, на что ты не имеешь права, – обмануть ожидания публики! Мы с Виткой переглянулись – и запели:
От улыбки лопнул бегемот,
Обезьяна подавилася бананом,
На пальто пошел наш друг-енот,
А улитку задавили чемоданом…
– Спасибо тебе, – сказал Эннан. На меня он старался не смотреть.
Вокзальная толпа обтекала нас со всех сторон, иногда нас толкали, Душка и Микулишна плющили носы об стекло, наблюдая за нами, но поторопить так и не решились.
– И друзьям твоим спасибо… Что согласились не рассказывать про деда… – продолжал Эннан. – Менты теперь думают, что я шел к тебе в пансионат, а дед за мной… В общем, что мы с ним случайно вляпались. Что он даже пытался вас защитить и по голове огреб! – горько усмехнулся Эннан.
– Как он? – неохотно спросила я. Честно говоря, не было у меня ни сил, ни желания переживать за дедулю.
Эннан пожал плечами:
– Врачи говорят – трещина в черепе, но надежда есть. Лечат по самым высоким стандартам: он теперь вроде героя считается! Мэр даже о награде говорил – мы с отцом пока отнекиваемся… Не знаю, что будет, когда дед домой вернется. Мать вообще сказала, убьет его, если он на порог сунется. Не знаю… Как с ним рядом жить, как разговаривать… И как бросить его – тоже не знаю… И отец не знает…