— Погоди! Ты вернулась к себе не сразу. Отдала подносы, но тебя уговорили посидеть со всеми, и только потом ты вернулась, но не к себе, а направилась к Элеоноре Робертовне. Ведь так? Зачем?
— Не знаю, — прошептала Таня. — Хотела поговорить с ней…
Она опять начала трясти головой.
— Я понимаю, ты устала, пережила стресс, — мягко проговорила Вера. — Сейчас уже заканчиваем, и ты пойдешь отдыхать. Уже давно пора спать.
— Я привыкла ложиться поздно.
— Что тебе Сергей Иртеньев рассказал, когда вы возвращались?
— Откуда вы… То есть ты… — Таня смешалась и добавила: — Он мне ничего не говорил.
— Успокойся. Я не считаю его убийцей и вообще способным на такое, но чтобы снять с него подозрения, ты должна рассказать.
— Хорошо, — кивнула Таня. — Он точно не убивал. Но когда мы вышли из ее каюты, Сергей сказал, что на своем курсе был лучшим и никогда не мог представить, что будет исполнять роли «кушать подано», а тут не на сцене, а в жизни приходится быть лакеем.
— Это все?
Хорошавина молчала.
— Тогда он признался, что давно хочет убить Герберову? — предположила Вера.
— Все не так! Просто его трясти стало, он чуть не плакал. И я дошла до его номера… То есть до каюты, зашла, чтобы успокоить. Он признался, что Герберова действительно попользовалась им. Они же с Алисой учились вместе, поженились на третьем курсе, в общаге вместе жили. Теперь вот снимают квартиру рядом с театром. Аренда стоит дорого, и тогда Федор Андреевич пошел в Минкульт к Герберовой договариваться, чтобы Сереже и Алисе предоставили социальную квартиру. Элеонора Робертовна ответила, что вопрос решаемый, только пусть Сергей сам к ней заскочит, то есть встретит после работы, и они обо всем договорятся…
— Она привезла его домой и поставила условие?
— Так и было. Сережа сказал мне, что отказался и хотел уйти. Но потом вспомнил, как им тяжело, и решился. Герберова его только утром отпустила. Заставила отключить мобильный, чтобы Алиса не тревожила звонками. А утром, когда он спросил, можно ли им надеяться, Герберова посмеялась и ответила, что надежда — хорошее чувство, а вообще-то пусть теперь и Алиса к ней придет. Он вернулся домой и все рассказал Алисе. Больше они о квартире не заикались и сказали Волкову, чтобы он не беспокоился о них… Зря я, наверное, вам об этом рассказала.
— Да я сама вчера видела, как Алиса смотрела на Герберову.
— А как на этого монстра смотреть иначе? — вздохнула Таня. — Ее все ненавидят. Даже Гибель Эскадры ее терпеть не может и боится! Все же понимают, как мы эти гранты получаем.
— Понимаете или знаете?
— Какая разница! Про откаты даже по телевизору говорят. Если дорогу надо построить за государственный счет, то чиновник, который в мэрии заведует дорожными работами, требует откат, школу построить — та же самая схема, фильм снять на бюджетные деньги или грант на новую постановку в театре получить — все то же самое.
— К тебе Герберова приставала?
— Приставала. Но она ко всем нашим молодым, даже к Стасику Холмскому, приставала, а тот, если ты заметила…
— Заметила.
— Ну, вот. А если вам про кого-то еще известно…
— Известно про одного актера, про которого ты не хотела говорить.
Таня подумала и кивнула.
— Так он один за всех и отдувается. Думает, что никто не догадывается. Герберова одно время к нам на репетиции зачастила. Все поняли. А что еще такой начальнице на репетициях делать? Вот если на прогон пришла бы, понятно, а то сидит и разглядывает мускулатуру Артема… Ну вот и проговорилась я! — вздохнула Таня.
— Я знаю все и слышала, как она издевалась над ним, унижала… — призналась Вера.
— Но это не он точно! — горячо заверила Таня. — Артем ведь в зале оставался. Когда мы с Сережей Иртеньевым эти дурацкие подносы поднимали к ней.
«Наивная девочка, — подумала Вера. — Она не знает, что Киреев выходил из ресторана и пропадал достаточно долго».
— А ты видела, куда закатился нож, который отбросил Алексей Дмитриевич?
— Да.
— А кто его поднял?
Хорошавина задумалась, припоминая, и пожала плечами:
— Не знаю, этого я уже не видела.
Глава 12
Вера проводила Таню до ее каюты. Перед тем как войти внутрь, девушка сжалась, долго не решаясь переступить через порог, и призналась, что теперь боится увидеть там что-то очень страшное.
Вера вошла одна, заглянула в туалетную комнату.
— Все нормально, — сказала она. — То есть не совсем нормально: все поразительно чисто прибрано.
Татьяна несмело вошла внутрь и осмотрелась.
— Все в порядке. Это у меня теперь мания такая: все за собой убирать. А то однажды произошел со мной мистический случай. Я заснула дома, а перед тем у меня гости были, а потому кавардак полный: со стола не убрано осталось, в кухонной мойке гора посуды стояла и вообще одежда разбросана… Я решила на минутку прилечь, а потом убраться и заснула. Открыла глаза утром: солнце за окном сияет и квартирка моя сияет чистотой, которой не было в ней никогда. Ну, думаю, крыша съехала, сама чистоту навела и забыла. Сама, конечно, больше некому. Только не помню, как это было. С тех пор если вижу соринку какую, тут же смахну, пообедаю — сразу тарелку за собой мою. Одежду сниму и сразу на вешалках развешиваю… И так далее.
— Хорошая привычка, — улыбнулась Вера.
Пожелав Тане спокойной ночи, она направилась к ресторану.
Как ни странно, компания еще не разошлась. Волков, Козленков, Ручьев, Артем Киреев и Сергей Иртеньев, к которому прижималась Алиса, с трудом борясь со сном.
— Картина двадцать седьмая! — воскликнул Козленков. — Те же и просто красивая женщина.
— Присаживайтесь, барышня, — сказал Волков и указал на место рядом с собой. — Без вас и не пьется вроде.
Волков выглядел усталым, но почти трезвым. У Козленкова глаза были мутные, но голос твердый. Ручьев, очевидно, присутствовал за компанию, так же как и Алиса, не желающая оставлять мужа одного. Самым пьяным, пожалуй, смотрелся Киреев.
— Вам шампанского или вискарика? — поинтересовался Козленков.
— Спасибо, ничего не хочу.
— Сочувствую, — произнес Волков. — Битый час с этой чиновничьей грымзой вино пили. Хорошее хоть бордо?
— Откуда вы про бордо знаете?
— Случайно слышал, когда протанцовывал мимо, — усмехнулся он.
— Не сподобилась пить бордо. Зато с капитаном познакомилась…
— То-то я гляжу, какая-то желтенькая штучка у вас в руках. На мобильный телефон похожа, а не телефон.
— Это рация морского диапазона, другими словами, корабельная рация для связи членов экипажа между собой.
Вера попыталась вспомнить, с кем танцевал Волков, пока она разговаривала с Герберовой. Получалось, что только с Алисой. Но почему-то Вера не могла это вспомнить. Неужели Элеонора Робертовна так заболтала ее, что… Впрочем, Волков тогда же и вернулся. Не может он быть убийцей. А еще из зала выходили Ручьев и Козленков. Алексей Дмитриевич уверял, что курил у борта и восхищался темнотой над морем. Возможно, именно в это самое время кто-то убивал Герберову. А где был Ручьев?
— Борис Адамович, — обратилась Вера к Ручьеву, — я слышала про театр «Ручеек» и даже не знала, что вы им руководили, не догадывалась, что именно из него получился нынешний «Тетрис», в котором вы теперь рядовой…
— Какой же он рядовой? — не дал ей договорить Козленков. — Борис Адамович у нас генерал!
— Сбитый летчик, — усмехнулся Ручьев.
— Не слушайте его, — продолжил Козленков. — Все вернется на круги своя, я вас уверяю: Герберовы не вечны — будет и на нашей улице праздник!
— А при чем здесь Элеонора Робертовна? — спросила Вера, подбираясь к нужной теме.
— Как при чем?! Она ведь не только в своем министерстве управляет департаментом, она и в нашем театре всем командует. Да и не только в нашем. Она сначала «Ручеек» подняла, нашла спонсора, спонсор для нас купил здание кинотеатра без внутренней отделки. Все там скоренько оборудовал и даже отдельный этаж надстроил, чтобы были и грим-уборные и малая сцена для репетиций. Даже сауну для артистов оборудовал. А потом Элеонора Робертовна после «Чердачного ангела» такую шумиху в прессе организовала, якобы отреагировала на письма возмущенных зрителей. А все почему? Якобы голубь на кого-то нагадил! Ни на кого никакой голубь не мог нагадить! У нас там москитная сетка была натянута. Чтобы птицы особо не разлетались и вообще… Просто она уже изначально рассчитывала поставить на наш театр Скаудера, чтобы потом с ним деньги дербанить. Она ведь и Борису Адамовичу подобное предлагала, но он отказался… Ведь было такое, Боря?
— Да хватит вам! Было или не было! Какая разница? — с неохотой отозвался Ручьев. — Что теперь с того? Это как в старой песней поется: «Все, что было сердцу мило, все давным-давно уплыло…»
— Но ведь эта… — Козленков даже захлебнулся от возмущения, но вспомнил о присутствии дам, сдержался и продолжил уже спокойнее: — Она ведь тебе, Боря, можно сказать, жизнь поломала! Неизвестно откуда появилась такая вся из себя резвая и бодрая. Хотя мы, конечно, понимаем откуда. Но не успела кресло в министерстве занять и сразу наш театр таким вот образом под себя подмяла. И ведь не только наш! Просто наш почему-то особенно полюбила.
— За ней стоит кто-то, — подал голос Иртеньев. — Кто-то с очень большой волосатой лапой.
— А по ее роже не скажешь! — распалялся Алексей Дмитриевич. — Кто на такую крысу позарится?
Вера украдкой наблюдала за молчаливым и мрачным в разговоре Киреевым, который казался вовсе отсутствующим. Он смотрел в сторону и почти клевал носом.
— Неужели ее приструнить никто не может? — уже спокойно произнес Козленков.
— Мы пойдем, пожалуй, — поднялся из-за стола Иртеньев. — Алиса уже засыпает.
— Да-да, — ответила его жена. — Слишком много впечатлений за последнее время. Мы с Сережей, вообще, впервые заграницу увидели.
Иртеньевы направились к выходу.
— Артема прихватите, — попросил их Волков. — А то его развезло ни с того ни с сего. Никогда его таким не видел.