Борис Борисович проводил ее до дверей и перед тем, как расстаться, улыбнулся во весь рот.
— Когда Иноземцев отдавал мне ту коробку виски, он сказал, что не считает себя проигравшим, потому что эта девушка — он имел в виду вас, разумеется, — не только красива, но и умна, а потому его выигрыш — это только вопрос времени. Он даже предложил увеличить ставку, но я отказался.
— И правильно сделали, — согласилась Вера. — Вы бы разорили своего друга.
Глава 14
Судя по всему, ни Волков, ни Хорошавина никому ничего не сказали о том, что случилось ночью. Когда Вера Бережная вошла в ресторанный зал, внутри все было убрано, хотя сдвинутые столы так и остались стоять в одну линию. Актеры сидели по обеим сторонам, а во главе стола председательствовал Гибель Эскадры.
— Повторяю, господа, — говорил Скаудер. — Отдых скоро закончится. Считайте, что его уже нет. Все вчера слышали, что нам объявила уважаемая Элеонора Робертовна? Уже практически принято решение о нашем участии в Шекспировском фестивале. Мы, сидящие здесь, основной костяк труппы. Те, что остались в Москве, не в счет, а про отщепенцев, прельстившихся на дешевые посулы, забудьте. Считайте, что их уже нет с нами, несмотря на былые заслуги некоторых из них. Мы будем готовить к постановке «Двенадцатую ночь, или Что угодно». Если кто-то считает, что пьеса заезженная: было много постановок и экранизаций, то он глубоко ошибается. Все делалось в рамках традиционного театра, в том числе и экранизации. Я весной встречался в Лондоне с Хеленой Бонэм Картер, которая, как вы знаете, в последней экранизации исполняла роли Виолы, Себастьяна и Цезарио, и она призналась мне, что ждала от режиссера большего… Это новаторская пьеса для Шекспира, для всей тогдашней драматургии! Но она современна и сейчас. И сейчас она может быть новаторской, если представить ее публике абсолютно по-новому!
Гилберт Янович обернулся, потому что заметил, что некоторые актеры поглядывают на дверь, и увидел Веру.
— Прошу нам не мешать! — нервно крикнул он и махнул рукой, призывая немедленно выполнить его указание.
— Я к вам и по срочному делу, — объяснила Вера.
— Какое еще дело? — нахмурился он. — Ладно, я закончу сейчас и выйду. А вы, пожалуйста, постойте за дверью: у нас не просто заседание — у нас творческий процесс.
Вера вышла в коридор, но и туда долетал голос Скаудера.
— Тревор Нанн перенес действие в начало двадцатого века, а я распространю его на всю вечность — туда, где нет понятий «вчера, сегодня, завтра», где нет прошлого и будущего, где существует только любовь. Во всех точках пространства и бытия. Все вы наверняка в разное время проходили через постановку этой пьесы… Вот вы, Киреев, соприкасались с ней и не поняли, насколько она гениальна. Кого вы там играли и где?
— В учебном театре, герцога Орсино.
— О чем тогда с вами говорить! Ладно, пару минут отдохните и обдумайте. Никому не расходиться! Что там от меня хотят?
Он вышел с недовольным лицом.
— Говорите, что там у вас? Только быстрее, пожалуйста, я безумно занят.
— Мне надо побеседовать с вами и со Стасом Холмским.
Лицо Скаудера порозовело:
— И слушать не хочу! Вы собираете сплетни, а потом собираетесь о чем-то беседовать! Это что, шантаж? Да вы даже не представляете, на что вы замахнулись…
— Меня не волнуют ваши отношения, — холодно ответила Вера. — Я хотела поговорить с вами совершенно на другую тему. Сегодня ночью убили Элеонору Робертовну.
Гилберт Янович отпрянул к стене, как будто отшатнулся от удара.
— Что вы сказали? — прошептал он. — Убили Элеонору? Этого не может быть!
— Но тем не менее это случилось.
Губы Скаудера задрожали.
— Это ужасно! Что случилось? Почему? Неужели опасность угрожает нам всем?
— Давайте поднимемся в вашу каюту или ко мне и все обсудим.
— Лучше в вашу, — решил Гибель Эскадры. — Какой ужас! Я сейчас предупрежу труппу, чтобы они без меня занялись чем-нибудь… Я должен сообщить им неприятное известие?
— Пока не стоит. Зачем раньше времени людей расстраивать? И возьмите себя в руки, — строго сказала Вера.
— Да, — закивал Скаудер, прижал ладони к лицу. Постоял в такой позе несколько секунд, выдохнул и спросил: — Как вы думаете, на корабле действует маньяк?
— Нет, конечно!
— А это не может быть несчастный случай? — с надеждой посмотрел он на Веру.
— Мы поговорим об этом. Предупредите труппу.
Скаудер зашел в зал, шагнул к столу, но подходить не стал, остановился.
— Коллеги, — громко и отчетливо произнес он, как диктор с экрана телевизора, что совсем не соответствовало тому восторженно-деловому тону, с которым он общался с актерами пару минут назад. — Я должен оставить вас ненадолго. Обдумайте пока то, о чем мы говорили.
На лифте они поднялись в пассажирский отсек третьей палубы и подошли к каюте Веры Бережной. У двери, за которой произошло убийство, сидел на стуле матрос и что-то изучал в своем телефоне.
— А я утром не понял, почему он там сидит, — признался Скаудер, стараясь как можно быстрее проскочить мимо. — Подумал, что Элеонора попросила капитана выставить для нее охрану…
— От кого ее должны были охранять? — спросила Вера. — Разве ей угрожала опасность?
— Не знаю. Я просто предположил.
Он зашел в каюту следом за Верой и, не дожидаясь приглашения, расположился в кресле. Потом вскочил, вспомнив о правилах приличия.
— Прошу меня простить, совсем голова кругом.
— Присаживайтесь, — улыбнулась Вера и села в соседнее кресло.
— Я все-таки остаюсь при своем мнении, что на корабле действует маньяк, и до прибытия в порт могут быть еще жертвы, — заявил Гилберт Янович. — Возможно, даже многочисленные. Я думаю, что следует держаться всем вместе, а еще лучше направить пароход к Таллинну и высадиться там, а потом на поезде прямо в Москву, не заезжая в Петербург. По времени мы немного потеряем, но зато выиграем в своей безопасности.
Он замолчал. Молчала и Вера.
— Если вы говорите, что это не несчастный случай, то надо как-то позаботиться, чтобы этого не произошло больше ни с кем! — воскликнул Скаудер. — А Софьин в курсе?
— Борис Борисович все знает. И паники у него нет. Он тоже считает, что это не маньяк. А все требуемые меры уже приняты, в Санкт-Петербурге в порту нас встретит полиция.
— А что по этому поводу говорит Софьин?
— Говорит, чтобы я продолжала расследование.
— А вы-то тут при чем? — возмутился Скаудер. — Вы что, из полиции? Следователь?
— Почти, — улыбнулась Вера. — На самом деле я занимаюсь доследственной проверкой.
— А что это?
— Я пытаюсь установить криминальный характер смерти, обстоятельства убийства, ну и — по возможности — найти убийцу.
— Это Борис Борисович вам поручил? И почему именно вам? Пусть бы капитан этим занимался, он на корабле за все отвечает!
— Меня уполномочило управление следственного комитета по Петербургу, к которому я имею некоторое отношение.
— Вы? — не поверил Гибель Эскадры. — Это не розыгрыш?
Вера покачала головой. Гилберт Янович вскочил и начал расхаживать по каюте, потом снова сел, свел ладони на груди, словно собирался прочитать молитву, вздохнул и переплел пальцы.
— Господи, — прошептал он. — Что же теперь будет? За что Герберову-то? Что она кому плохого сделала?
— Мне кажется, что убийство связано с выполнением ее профессиональных обязанностей, — осторожно заметила Вера. — Как она вообще оказалась на судне?
— Мы собирались в Осло, на фестиваль, и вдруг Софьин предложил нам отправиться туда на его корабле. Я, естественно, рассказал об этом Герберовой, и она тоже выказала желание поехать, тем более у нее мультивиза, а на работе она оформила поездку как командировку. Она очень хорошо представила наш театр и, вообще, всю российскую театральную культуру, давала интервью, организовывала встречи с норвежской театральной общественностью… Она — большой профессионал в своем деле… — Гилберт Янович вздохнул и произнес: — Была профессионалом. Так, значит, это ее из-за работы убили?
— Это одна из версий. Мое предположение. Просто, осматривая место преступления, я нашла папку с документами. С финансовыми документами вашего театра, — Вера сделала вид, что не заметила, как побледнело лицо Скаудера, и продолжила почти без заминки: — Ведь вы являетесь не только художественным руководителем, но и директором?
— А что в этом особенного? Совмещаю, как многие. Опыт хозяйственной и административной деятельности у меня имеется. Творческому процессу это никак не мешает. У меня есть помощники по хозяйственной и финансовой части. Главный бухгалтер имеется, который за все отвечает, за все нарушения, если вы на это намекаете.
— Я пока ни на что не намекаю. Хотите, я вам покажу эти бумаги?
Скаудер пожал плечами:
— Можете, конечно, показать. Вдруг это и вовсе к нашему театру не имеет никакого отношения. И вообще, может, это фальшивка.
Вера достала папку и показала Гилберту Яновичу. Судя по его лицу, он узнал.
— Фальшивка или не фальшивка, в этом будут разбираться другие специалисты. Но тут есть распечатка банковских выписок: куда, кому и сколько… Вы же не будете отрицать, что документы имеют отношение к вашему театру? Тут стоят ваши подписи.
— Возможно. Я не вижу, потому что при чтении пользуюсь очками, а их при мне нет, — ответил Скаудер.
— Лучше все же взглянуть, — настаивала Вера. — Потому что эти документы будут приобщены к делу. Я обязана передать их следствию, представители которого будут нас встречать. Кстати, мы идем с опережением графика и будем в порту через восемнадцать часов.
— Значит, в Таллинн заходить не будем? — понуро поинтересовался режиссер.
— А что вы забыли в Таллинне?
— Ничего. Просто так спросил. У нас недавно заходил разговор о Таллинне. Красивый средневековый город…
— Но Рига лучше?
— Это да, — согласился Скаудер.
— Вы гражданин Латвии?
— России, — быстро произнес Гибель Эскадры, немного подумал и признался: — И гражданин Латвии тоже. Но так уж исторически сложилось.