и Д-13, а также мотоброневагоны Д-2.
А как заставить изобретателей работать эффективно? Ну, это управленческая задача, возможно, не настолько интересная для почтеннейшей публики.
В день приезда Егора ничем не загружали, он осваивался на новом месте и занимался наведением внешнего лоска (в пределах возможного). Во флигельке располагался портной, занимавшийся ремонтом одежды. И он действительно сидел там и принимал заказы, одновременно выполняя задачи дежурного на входе. Если приходил клиент, того вели в другую комнату, где договаривались о заказе. В это время на входе занимал место как бы пасынок портного, чтобы никто не мог втихаря проникнуть внутрь, пока портной, он же не совсем портной, занят. Как потом обнаружил Егор, заказы брались не у всех, иногда мастер говорил, что у него сейчас много заказов, раньше праздника Трех Королей не получится. Потом случайно выяснилось, что портной как бы сдает комнаты, поэтому у него и селятся холостые мужчины и они как бы меняются. Позднее Егор выходил в лавочки и на вопросы отвечал, что снимает угол у портного, а сам он родом не отсюда. Насчет занятий своих говорил, что кое-кому помогает и за счет этого живет. И иногда вставлял в разговор несколько выученных слов. Как ему пояснили, что это жаргон местных (ну и польских) уголовников. Чтобы слишком любопытные граждане не сильно растекались мыслию по древу: мужчина, в мастерской и на заводе не работает, на рынке не торгует, в лавке ничего не продает, но не выглядит, как голодное огородное пугало – вот и пояснение, почему все так. И нелюдимость тоже поясняется этим. Побаиваться будут, но, если он всем подряд лещей не раздает и посуду не бьет – попереживают и успокоятся, человек явно не на них деньги зарабатывает. Вместе с другими товарищами он дополнительно усиливал наблюдение за домом: нет ли подозрительных глаз вокруг. Обычно он и другие наблюдатели что-то делали во дворе, скажем, кололи дрова или на верстаке в сарайчике что-то изготовляли из дерева.
На следующий день по переезде во флигель к портному Егора посетил неприметный молодой человек. Потом герой попытался его вспомнить, и не смог – запомнилась только кепка и ситцевая рубаха, а не лицо и фигура. Наверное, он из тех, кто занимается нелегальной работой.
Он долго беседовал с Егором, выясняя, что тот знает о местных обычаях, о языках, где он воевал и что умеет. Резюме вышло такое:
– Наверное, для постоянной работы за линией ты не годишься. Тебя всяк сразу же определит как нездешнего, а значит, подозрительного. То есть отведут сразу в постерунок или выше, для выяснения, что это за человек нам пожаловал. Даже в большом городе тебе сложно будет спрятаться, пока не научишься пристойно говорить по-польски. И вообще освоишься.
Я думаю, что тебя надо использовать на боевых акциях, чтобы ты поменьше на народных глазах был. Когда ты с оружием явишься к полицейскому и его разоружишь, ему будет не до того, чисто ли ты выговариваешь: «Руки вверх!» или нет, наган все скажет за тебя и облегчит понимание. А опыт и умения пригодятся. Но нужно будет кое-чему доучиться. В войске каждый делает свое, поэтому у пулемета и для подрывного дела есть те, кто этому обучен. Вот в вашей кавдивизии, хоть при царе, хоть в Конной армии такие и были, и никто от казака саперных навыков не требовал – нет их, значит, рельсы не подорвут, как бы здорово ни было их подорвать. В нашем же деле работа идет малыми группами, и, чем больше умений у каждого, тем лучше. Представь, что вы пошли и захватили пулемет вроде «Льюиса». Утопить его в болоте в досаду Войску Польскому всяк сможет, унести его на нашу сторону – сложнее, но возможно, даже без больших умений, а вот им отбить атаку подошедших жолнежей – тут уже не будешь ждать, когда появится свой пулеметчик. Дело может обстоять так – или ты пулеметом отгонишь подкрепление, или тебя порубают. Гранатами и подрывным имуществом ты не владеешь? Ну вот, а надо бы и это уметь.
Надо бы и немецкую винтовку освоить, потому что ее у Надяков много, и у нее отличия от русской и австрийской есть. Прицел на ней нарезан не в шагах, а в метрах, а в метре почти полтора аршина. Ну и другому научить не мешало бы про местные обычаи и порядки. Ты верующий?
– Крещеный, но в церкви не бывал скоро два года. И молиться перестал.
– А надеть католический крестик для маскировки тебе не против шерсти?
– Знаешь, даже не скажу как. Дай малость подумать.
– Ладно. Завтра всех троих, что здесь живут, будем учить. Потом, может, вас прибавится. С оружием и взрывчаткой будете учиться не здесь, а за городом, дома разве только разбирать и чистить. Тогда выедем и несколько дней проведем там. Вацлав (так хозяина зовут) о том знать будет и в дом по возвращении пустит. Подумай еще вот о чем – тебе может понадобиться чужое имя, чтобы представляться не врагам, а мирным людям, но тем, которым совсем не надо знать, кто ты есть на самом деле. Подумай над именем, фамилией, и откуда ты есть и что делал раньше. Поскольку конспиратор ты только начинающий, то имя оставь свое, но помни, что имя Георгий Надяки произносят как Ежи.
– А что за дела меня ожидают там, куда я пойду?
– И об этом все тебе расскажут. С подробностями и уточнениями.
Рассказывать и правда было про что и много, поскольку Егор и другие, жившие в доме, с местными условиями были незнакомы, то про них им и рассказывали. От Адама и до нынешних дней.
Егор поинтересовался насчет того, как ему при всем хоронении от посторонних можно написать письмо домашним. Оказалось, это уже отработано, он будет письма не сам отправлять и получать будет тоже не сам. Про то, чем он реально занят, конечно, писать нельзя. Ему за недельку подберут в Минске или ближних городах место, где он якобы живет, и то, чем он занимается. Скорее всего, постройку чего-то. На «стройке» он будет проводить большую часть времени, в Минске бывать только изредка. Потому может написать, какие здесь дома и почем картошка на базаре, но тоже нечасто, как человек занятый. Поэтому, когда соберется описывать Минск, то пусть и пишет, что увидел в этот приезд, а потом – что в следующий.
Прояснить было что, благо инструктор оказался человеком образованным и рассказывал и про первую Речь Посполиту, и про Вторую – это была та, что сегодня. Хотя сил было не настолько много, как у Первой, но гонор шляхетский компенсировал материальные потери прежнего величия.
Политика Польши являлась неким симбиозом старых идей, оставшихся от времен Ягеллонов и ранее, и современных идей, вскоре названных «прометеизмом». Собственно, прометеизм пока существовал как бы в виде продрома, без точных критериев и деталей работы, опирался на старые идеи Пилсудского, что-де для борьбы с империями, угнетавшими и разделившими Польшу, нужна поддержка разных народов, в том числе нерусских, которые очень хотят свободы и готовы бороться за нее с Российской империей. Сам польский диктатор писал и работал и против других империй, но пока борьба с итальянским империализмом была неактуальна, а борьба с австро-венгерским миновала вообще. Немецкий и российский еще как бы существовали (по мнению «прометеистов»), хотя и в трансформированном виде. Потом было создано «прометеистское» движение, институты для подведения базиса под эти нарративы, стали издаваться журналы и прочее. Звучало это громко и даже долетало до Китая, где были тоже созданы филиалы «Несущих огонь в сарай соседям». «Если бы еще добрый боженька рога дал для этого», как выражались белорусы, то миру много чего бы явилось. Он-то дал, но явно меньшей длины, чем польскому руководству хотелось.
А хотелось многого, но получалось значительно меньше, хотя Речь номер 2 пыталась откусить и там, и здесь. Практически из семи соседей вооруженных конфликтов не было с тремя. Были и официальные конвенциональные войны, были не совсем такие. В следующем веке их назвали «гибридными». Например, Третье Силезское восстание, начавшееся с диверсий на железнодорожных мостах. Пришедшие из Польши диверсионные группы подорвали семь железнодорожных и автодорожных мостов, чтобы затруднить переброску подкреплений немцами. Немецкий рейхсвер был сильно урезан по Версальскому договору, хотя в стране насчитывалось множество ветеранов минувшей мировой войны, готовых и повоевать. А также неофициальные объединяющие их структуры, иногда называемые «Черный рейхсвер» («черный» – здесь в смысле, как «черный нал» или «черная касса»). Но, чтобы подбросить существующие полки рейхсвера или добровольцев «Черного» – требовался транспорт. А вот операция с мостами это сильно попортила.
Подобными «гибридными способами» пользовалась не одна Польша. С позволения Антанты то же провернули литовцы, организовав добровольческий корпус (частично из добровольцев, частично из литовских военнослужащих) и захватив ими Мемельскую область, а потом и сам Мемель у Германии. Таким образом, Литва получила порт на Балтике и довольно приличную промышленность города как утешительный приз за лишение ее Вильно. Это не загладило литовские раны сердца, но от Мемеля литовцы не отказались и после возврата Вильнюса. Польша захныкала: почто это не ей? «Большие дяди» Антанты этот стон проигнорировали.
Большие войны с польским участием прошли, но продолжились малые. На польской территории еще оставались враги Советского государства, которым хоть уже и не было возможности совершить рейд вроде Второго Зимнего похода, но в меньших масштабах они еще могли.
За новой границей происходила полонизация новых территорий. Лояльность и любовь к Польше имелась далеко не повсеместно, а со временем она не росла. Для того, чтобы иметь дополнительную опору на этих территориях, Польшей была начата программа «Осадничества». Ветераны советско-польской войны (и иных войн Польши) получали на восточных территориях надел земли для занятий сельским хозяйством, также им полагались льготы по многим направлениям. Обычный надел такому осаднику доходил до 20 гектаров, но в ряде случаев мог быть и до 45 гектаров. Не забывали и про лояльных помещиков польского происхождения.