Тем более что ряд землевладельцев выехали во время мировой войны подальше от фронта и их земля теперь манила ее захапать. Польские власти так рассчитывали получить на восточных землях приличную численно прослойку населения, абсолютно лояльную и могущую стать военным резервом в помощь Войску Польскому. Планы были солидные, но выполнение подкачало. Как из-за финансовых трудностей, так и из-за противодействия местного населения. Местные землевладельцы опасались, что их землю национализируют и отдадут осадникам, крестьяне того же, и даже те, у кого своей земли не было, а они арендовали у хозяев – того, что раз прежние владельцы не будут владеть землей, то и сдавать ее в аренду будет некому – осадник на ней будет сам пахать и сеять. А арендатор пойдет по миру.
Администрация тоже была не очень разворотлива, отчего только каждый двадцатый переселенец в восточные воеводства к 1923 году получил землю по программе, а остальные либо арендовали землю, либо захватывали ее. Скажем, если она пустовала. В 1923 году Сейм приостановил передачу земли осадникам. Потом в 1926 году пошла вторая волна процесса. До 1929 года была передана земля для 30 тысяч наделов, с 1929 года – снова все замерло. В 1929 году пошла третья серия процесса.
Сколько же было осадников? Цифры, конечно, в каждом источнике разные. До 1929 года землю получило 77 тысяч осадников. Всего же до 1939 года на восточные земли переехали даже до 300 тысяч человек, если судить по некоторым материалам.
По данным же НКВД, на 1939 год имелось 14 тысяч семей (но в ссылку отправлено вдвое больше – 27 тысяч семейств, в среднем по 5,5 человека в семье). Правда, в СССР считали всех тех, кто получил и купил землю там после 1918 года, а в Польше с 1927 года стали разрешать покупать там землю, и не Надякам, и не ветеранам Советско-польской войны. И таких нашлось около 14 тысяч. Возможно, правы все авторы цифр, поскольку ветераны могли поехать, получить землю, но обнаружить, что что-то не идет, и продать ее. Возможны и более тонкие аферы.
Возможно, кампания переселения не полностью устроила польские власти, но местные жители получили себе в соседи очень беспокойных людей.
А тут количество возможно перекрыть качеством. Один или группа рядом живущих осадников может отравить жизнь окрестным крестьянам, а, глядя на них, и другие землевладельцы подтянутся в смысле выжимания соков из крестьян. Договорится помещик Вишневский с группой шибко активных осадников, которые изобьют местных крестьян, протестующих против условий аренды земли и чего-то еще, и остальные крестьяне притихнут и согласятся на кабальные условия. И на них не пожалуешься – будет ли польская администрация помогать крестьянину против польского помещика или ветерана Легионов? Да ни в жизнь, если в массе. А то, что некто, избитый бывшими легионерами, долго отлеживался – ну, это вообще вмешательства власти не требует, подрались и подрались, это же не Варшава, а деревня, и не культурную публику побили. При пане Пилсудском активисты из симпатиков маршала вообще не раз избивали политических противников «Коменданта», хотя они и исконные Надяки, но в ППС – состоят и ничего, а в какой-то Воложинской волости какой-то не-Надяк и не-католик?
И опыт Первой Речи Посполитой ничему панов не учил, собственные интересы для них всегда важнее, чем благо государства и перспективы.
Но коль:
Господь Бог и все святые отвернулись от нас.
Пойдемте ж на старый Испвичский холм
И покличем другую помощь.
Феи и гномы заступятся за бедных людей!
Так пели когда-то в старой Англии. В Западной Белоруссии «другая помощь» носила фамилии Ваупшасов, Орловский, Корж и многие другие, о которых сведения разбросаны по архивам и по мемуарам. Они занимались «Активной разведкой», то есть обеспечивали Советское правительство и РККА развединформацией, а также готовили почву для будущих восстаний против власти помещиков и капиталистов. В частности, восстание на «Восточных окраинах» Второй Речи готовилось на 1925 год, а против Румынии произошло в Татарбунарах. Но до великих событий вроде этих восстаний к шибко активному притеснителю крестьян могли подойти вооруженные люди и пояснить всю глубину его морального падения и предупредить, чтобы он не так сильно набивал карман, потому что злотые в могилу он не унесет. В мемуарах Ваупшасова рассказано о помещике Вишневском, до которого это упорно не доходило, из-за чего он покинул этот свет, а также о двух полицейских чиновниках, которых встретили в тихом месте и предложили выбор – или он уйдет с этого поста, или окажется погибшим на своем посту. Оба чина оказались умнее, из полиции ушли и покинули столь опасное место. Сколько их было еще Вишневских и более понятливых – кто знает. Но, возможно, разница между числом осадников, поехавших на восток и там оставшихся, столь велика и по этой причине.
Где работали подразделения «Активной разведки»? В Польше, как севернее Полесья, так и южнее, в Румынии (на территории Бессарабии), говорят, что еще в Болгарии и Югославии. Было ли такое где-то на востоке? Может быть, но автор не встречал информации про это до 1925 года. Не все из крестьян были настроены просоветски, но наказание активных угнетателей ими одобрялось. Немного помогали и местные традиции партизанского движения против угнетателей – гайдучество и четническое движение. Пойдет ли крестьянин на всеобщее восстание – тут бабушка надвое сказала, но дать партизану кусок хлеба, укрыть на некоторое время и сказать, где стоят полицейские, – это уже проще и не противоречит крестьянскому мировоззрению.
Деятельность «Активной разведки» проводилась в секрете, и не все в Совнаркомах, местных органах власти, РККА, ОГПУ об этом знали. Москва на претензии Надяков отвечала, что она тут ни при чем, а причины всего в польской внутренней политике, отчего крестьяне берутся за оружие. Посему: «Врачу, исцелися сам!» Немного позже, после нескольких особенно громких дел, в Речи Посполитой, подозревавшей, что тут дело не в крестьянах, по случаю окончания полевых работ собравшихся и устроивших тарарам, а кое в чем другом, начали задумываться, а чем нужно ответить? Во властных коридорах Варшавы идей было много, например, Генштаб предложил предоставить информацию, что именно он знает о происках соседнего государства и это рассказать публично. То есть он знал, а правительство нет! Трогательная история о ведомственной разобщенности. Идея о симметричном ответе СССР не прошла.
Эти «пощечины» заставили Речь Посполиту № 2 организовать для охраны границы Корпус погранохраны. До этого момента граница прикрывалась где как. Стоит в местечке уланский полк, и, если туда прискачут или позвонят с вестью, что, дескать, пришла из злобной Красной страны вооруженная банда, то и поднимут уланов в седло. Не позвонят – не поднимут. Есть полиция, которая частично занимается теми, кто куда ходит – и между странами, и между вёсками. Должны быть резидентуры «Двойки», то бишь второго отдела Генштаба, занимающего разведкой за границей. Но в целом – граница не граница, а решето. Жители следующего века, глядя на границы, скажем, меж странами Евросоюза, могут недоумевать, а для чего все это? Даже в более мирные времена контрабанда сигарет в тот же ЕС была настолько велика, что на это перестали закрывать глаза, ибо их везли не только в багажниках личных авто, но и вполне промышленными партиями. А если не только сигареты? И если через границу пойдет вооруженный отряд в полсотни человек?
Еще пример вреда дырявой границы. В те самые годы Финляндия ввела у себя «сухой закон», а Эстония нет. И вот между жаждущими алкоголя и производящими алкоголь всего лишь Финский залив, зимой, бывало, и замерзавший. В нехолодное время бочки со спиртом можно отвезти на катере, а зимой, когда лед держит автомашину и упряжку, – спирт повезут на санях. Отношения между странами были хорошие, и даже иногда союзнические, но как не заработать-то, подрывая легитимность решений правительства этого соседа и немного его систему налогов и сборов?
Любопытно было бы узнать: эстонские бутлегеры конвертировали часть доходов в политические движения, или все осталось в пределах личных накоплений?
Пришел октябрь, начались дожди, в этом месяце погода еще была неустойчивой, как потом оказалось, 12 дней было без осадков и 7–8 дней с сильными осадками, в иные же дни – были, но символическими.
Начинало холодать.
Но холодно стало уже с 25-го числа, хотя и до этого случилось пару утренников. Предстояла зима, а партизанские действия зимой требуют особого отношения и внимания. Если сейчас партизан спокойно идет через сухое или слегка намокшее место, то по снегу он оставит следы, которые заметны, и по ним могут пойти другие. Оттого те, кто живет в лесу, должны быть крайне осторожными, не показав, что кто-то в лес входил и выходил из него. И когда посетят дом доносчика или осадника, следы на снегу после разъяснительной работы тоже могут привести к деревням и домам, где живут те, кому польское владычество поперек горла. Потом, конечно, и прежний снег потемнеет, и снова заметать следы будет, и дороги уже будут покрыты грязным снегом, но это потом, тогда к новым условиям приспособятся. Пока же нужно воспользоваться последними днями без снега. Оттого все жильцы дома, что якобы снимали там комнаты в течение дня четвертого октября под мелким дождиком поочередно его покинули и собрались по другому адресу, где получили указание, что пойдут в гости к панам, и их ждет переход верхами до черты, а потом пеший марш верст на двадцать дальше. Через границу верхами не пойдут.
В случае провала и ужаснейшей неудачи у каждого есть легенда, кто он и откуда. А сейчас они подрядились к контрабандисту перевезти из-за границы контрабанду и быть готовыми к тому, что им будут мешать. Если на их дорогое покусятся другие контрабандисты, то их можно и насмерть оружием, а если польская полиция и ГПУ – то только отгонять, чтобы те не активничали. Наниматель – пан Юзеф, известный спекулянт, но не лично, а через доверенное лицо. Поэтому пан Юзеф хоть сейчас и сидит в ДОПРе, но дело делается. Сами они ни адреса, ни деревни или фольварка не знают, их ведет проводник, вот этот (и инструктор показал на себя). Опишите, а куда он подевался по дороге – «не вем».