– Да, товарищ Ежи. Я примерно так и думал, что это услышу.
«Бульдог» пана Щепаньского был отдан Егору для использования его здесь, на советской стороне. Вдруг да и понадобится.
Глава пятая
За черту его брать запрещено. Конечно, револьвер мог быть личным достоянием полицейского, и никто из его начальства не будет знать, что он у чина полиции отобран «народными мстителями», но кто его знает. Когда есть улика, привязывающая Егора к этой акции, то из него будут активнее выбивать признание про нее и другое. И итог в виде приговора будет тяжелее. В Польше не раз случалось, что захваченные партизаны и подпольщики до суда не доживали.
Для целей конспирации и старались подобрать оружие с тем, чтобы схваченные подпольщики могли отпираться, что оружие у них давно и взято для целей охоты или самообороны. Оттого наганы подбирались из числа стволов царской фабрикации и давних годов выпуска. Что можно, то и использовали из оружия Германии и Австро-Венгрии, поскольку, когда их войска после капитуляции стран стали возвращаться, то солдаты охотно меняли оружие на самогон и продукты питания. Особенно активничали австро-венгерские войска, потому что, когда они вернутся на родину, то империи императора Карла Второго уже не будет, некому с них будет спрашивать. Конечно, когда этот наган или винтовка уже стреляли в польских солдат и полицейских, то все сложнее, и оставалось надеяться, что криминалистической экспертизы в воеводстве еще нет. Собственно, к идее о возможности сопоставить оружие, пули и гильзы светлые умы уже пришли, вот с точностью еще были проблемы, да и с полнотой информации обо всем оружии тоже.
За зиму Егор дважды ходил на небольшие операции – по вразумлению зарвавшегося осадника и по разгрому постерунка. Постерунком в Польше назывался сельский полицейский участок.
В состав его входил комендант и от 3 до 7 полицейских. В то время там еще не хватало персонала, поэтому комплект чинов был неполный. Для службы в полиции старались подобрать исключительно лиц польского происхождения и католиков, желательно из воеводств центральной Польши.
Обязанностей у полиции было много.
По данным исследователя В. Скоцика, изучавшего документы постерунка в Гоще (ныне это Ровенская область), в них входили:
1. Наблюдение за деятельностью коммунистических и отдельных национальных организаций – исходя из степени их опасности для Польши.
2. Постоянный надзор и контроль за деятельностью всех без исключения общественных союзов, обществ и организаций, что имелись на территории, согласие на их регистрацию и установление благонадежности их руководителей.
3. Наблюдение за деятельностью религиозных организаций. Так, в рапорте к уездному коменданту полиции от 25.08.1921 года отмечается, что на территории гмины есть девять православных церквей и пять священников, которые к польским властям относятся хорошо. Отмечается, что в церквах служат по-славянски, а книги на славянском языке. Деятельности униатов не наблюдается.
Польские власти с подозрением относились и к атеистической деятельности. Так, уездный комендант полиции в распоряжении от 02.11.1931 года обязывает коменданта гощанского участка узнать, в чем состоит акция атеистов, к которой причастны «Сильроб – Единство» и житель Синева Солимчук Роман, и прислать вывод, который должен сделать православный священник.
Солимчук Роман впоследствии вступил в Коммунистическую партию, а еще его брат Антон стал агентом Разведывательного Управления РККА. В некотором роде предчувствия полицию не обманули.
4. В приграничных местах внимание уделялось миграционным процессам, борьбе с диверсантами и нарушителями границы. Когда позднее был образован КОП[5], во взаимодействии с ним «проводилась следственно-розыскная работа, которая завершалась арестами и выселениями с приграничной территории. Устанавливался полицейский контроль за лицами, прибывшими из СССР и бежавшими в Советский Союз».
5. Контроль за возможным распространением запрещенных цензурой периодических изданий и литературы. Снова пример с Волыни: «Распоряжением уездного управления полиции от 02.05.1926 года, для конфискации на территории гмины приходился список из 278 периодических изданий, из которых 78 на украинском языке. Распоряжением от 24.04.1928 года поручалось установить подписчиков и конфисковать издания. Распоряжением от 23.06.1928 года требовалось конфисковать еженедельник объединенных левых „Помощь крестьянам“ и ежемесячник „Жизнь молодежи“.
В мае 1926 года тайным документом поручалось конфисковать книгу Степана Рудницкого „Украина – наш родной край“, изданную во Львове».
6. Участок проводил изучение образа жизни, труда, имущественного и семейного положения, религиозных и политических взглядов, практически всех лиц, которые проявляли активность в любой общественной деятельности. С регулярностью в документах участка встречаем характеристики на учителей и жителей гмины. Главная их цель – установление благонадежности и лояльности польскому государству.
7. В обязанности участка входил и контроль за санитарно-эпидемическим состоянием и заболеваемостью среди домашних животных. Так, в рапортах коменданта участка за 1921 год отмечается, что в гмине царит эпидемия тифа, а в 1922 году эпидемия дизентерии. В отчете от 24 мая 1922 года отмечается, что от тифа умерло 300 человек, однако власти ничего не могут сделать из-за нехватки врачей. В этом же рапорте отмечается, что есть случаи болезни животных сибирской язвой.
Эффективность контроля за эпидемиями и эпизоотиями полиции, конечно, была околонулевой, но можно представить, сколько бумаг писалось из постерунка наверх и получалось им.
Вернемся к белорусскому постерунку.
В том самом отделе сейчас было в наличии трое из четырех, один уехал в Барановичи по служебным делам. Пан комендант пошел обедать домой, а остальные двое питались на месте службы. Разведка донесла, что они служат недавно, особо не вредны и не прочь кое-что не заметить, если им заранее поднести вкусное и полезное. Поэтому их брали нахрапом – Ежи тащил на спине мешок с сеном и кряхтел якобы от усилий, а Вацлав, который был из местных, ругал его, дескать, слабак, плетется с грузом, как коза на ярмарку, и прочее. Ну прямо как шибко придирчивый наниматель, а Ежи, как бессловесный исполнитель, кряхтит и тащит. Так они подошли к постерунку, «уставший» Ежи поставил мешок к его стене. Вацлав заголосил, чтобы он его отодвинул от стенки, а то запачкает, и, пока он это говорил, оба вынули револьверы и быстро вбежали в помещение. Полицейские обалдели, подняли руки вверх, их связали приготовленными веревками и уложили в угол комнаты.
С паном комендантом вышло не так тихо. Он оказался бдительным и кинулся к оружию. …И его не стало.
Когда те, кто захватывал коменданта, пришли в участок, группа разделилась: трое, в том числе и Егор, заняли позиции с оружием (трофейными винтовками) снаружи, а остальные занялись работой с бумагами. Надо было отсортировать интересные бумаги от менее интересных сейчас, поскольку тащить через границу тюк с отчетами про то, насколько местные православные священники гуляют налево от своих попадей – это интересно, но когда-нибудь потом, для исследователей, у которых на хвосте не будет висеть погоня. А читать бумаги на польском умели не все, оттого Ежи и двое других и караулили от внезапного прихода подкрепления врагов. Любопытные из числа местных уже присутствовали, но соблюдали дистанцию, ибо им уже показали, что лучше держаться на расстоянии, когда они не близко, но им видно.
После разбора трофейных бумаг нужные вынесли отдельно, а ненужные свалили в кучу и спалили. Оружие и нужные документы погрузили на подводу, запрягли в нее пару полицейских лошадей, а дальше командир группы обратился к народу с сообщением, что они – народные мстители, и польская власть здесь не вечна, и это только один из первых ее шагов в болото.
Два полицейских чина пусть сидят в кладовой до вечера. Если кто-то их раньше выпустит – пусть тогда не обижается, когда с него спросят за то, что запродался Надякам. Народными мстителями захвачены бумаги с именами и доносами секретных агентов полиции, поэтому их изучат, и тех, кто помогает польской власти зверствовать, ожидает то, что они заслужили. Поэтому тот, кто из них не хочет сдохнуть, как пан комендант, – у него пока есть возможность уехать подальше отсюда, вдруг в Бресте или Белостоке не узнают, что они предавали своих односельчан.
Группа сделала петлю, чтобы запутать возможную погоню, и благополучно ушла на свою территорию.
Да, пан Щепаньский после встречи с «Активной разведкой» из полиции ушел и уехал к родным в Лодзь. Выжили супостата.
Но не каждый раз все проходило так чисто и красиво.
Зима и весна у Егора прошли неплохо. Жалованье платить стали сначала половину совзнаками, а половину червонцами, а потом и все червонцами. Так называлась обеспеченная золотом в размере николаевской десятки советская десятка. Вот такие деньги можно было пересылать семье. Даша писала, что ее Мишу перевели в станицу Вешенскую, и там его ценят, и, может, даже его в Ростов переведут, но все забывала написать, какой именно у него пост. Собственных детей у них пока не было. Его Мишатка жил с тетей и мужем ее, и вроде все в семье было хорошо. На осень планировалось отдать его в школу. Сейчас школа стала немного другая, ее разделили на несколько ступеней. И сильно унифицировали, теперь уже не было реальных училищ и гимназий, была единая трудовая школа. Говорили, что латынь в ней убрали полностью, и полный курс обучения 10 лет. Неполное среднее образование вроде бы 7 лет, а начальное 4 года. Меньше только курсы ликбеза.
О себе Егор писал, что снимает угол в Минске, работает на строительстве какого-то цеха на Кошарском машиностроительном заводе. Завод действительно существовал и делал разное оборудование для заводов и железных дорог. Егор даже туда сходил и потом описал дорогу на завод, по которой он якобы ходит. Описывал лавки, спектакль, на который сходил, рынки и что там продается и почем.