Как тяжело бродить среди людей
И притворяться непогибшим[8].
Интересно, как бы совпали слова Курше о том, что он живет чужой жизнью вместо других, и эти вот строки?
А потом к нему пришел во флигель незнакомый человек и передал привет от товарища Западного.
Гость явно происходил из жителей Кавказа, по мнению хозяина комнаты, но говорил чисто и понятно. Лишь иногда чувствовалось, что русский для него не родной.
– И ему тоже привет. Я бы спросил, как у него дела и чем он занят, но уже знаю, что на такие вопросы можно получить ответ: «Все хорошо». И это в лучшем случае.
– И это правильно, товарищ Ежи. Но привет передам, если мы встретимся. Я знаком с твоей просьбой продолжить службу и даже подучиться. И есть возможность предложить место службы в кавалерии. У места есть свои недостатки, и, если ты, товарищ Ежи, от него откажешься, это будет понятным. Правда, место взамен, возможно, найдено не будет. Красная Армия сейчас сильно сокращается.
– И что это за место, которое не сильно приятно?
– Туркестан. Очень сложное место. Тьма народу, тьма в народах, сложная природа и добрые соседи, которым не по нутру то, что у нас делается. Они тоже активно приходят и жить спокойно и тихо не дают. Ты своему командиру говорил, что охота помахать шашкой? И это там есть, и даже с избытком. И много других сложностей.
– А как я там буду, не знаючи тамошних языков?
– Ну, тебя, товарищ Ежи, не тайным посланцем под видом местного туда направляют, а кавалерийским командиром. Прикажет тебе командир полка: «Атакуй правый фланг банды!» – и атакуешь, даже при незнании языков. А когда надо будет разговаривать – для того толмачи есть. Не слышал шутку про «господ саксаулов»?
– Нет.
– Не знаю, насколько она правдива, но рассказывают ее про генерала Скобелева. К нему пришли местные старейшины о чем-то договариваться. А у него со вчерашнего в голове трещало, потому он толмача опередил и сказал не «господа аксакалы», то есть местные старейшины, а «господа саксаулы», то есть назвал их местными кустами. Хорошо, что толмач это понял и перевел правильно, потом и до генерала дошло, что он что-то путает. Пройдет время, сможешь сказать, что беру у тебя лепешку за половину твоей цены, потом сможешь и о местных поэтах беседовать, если хорошо язык усвоишь.
– О стихах так о стихах, мне бы только перед туркестанскими поэтами у себя дома побывать, на сына поглядеть.
– И это можно. Значит, мы договорились, а детали уже потом.
Теперь Егору надо было спросить Ядвигу, на что она согласна, поскольку он может вскорости оказаться в месте далеком, на здешнее совершенно не похожем, может, даже и совсем диком и суровом.
Ядвига выслушала его, хотя он ничего точно сказать еще не мог по поводу будущей службы, ибо и сам толком не знал, и ответила, что нет, она не согласна уезжать из Минска вообще, а в неизвестно какие дали еще более.
Она ценит то, что Ежи не исчез, как утренний туман, хотя имел такую возможность, и даже можно сказать, что сделал ей предложение руки и сердца, но нет. Не потому, что Ежи чем-то плох, а оттого, что они не созданы друг для друга. Она все время ощущает, что их встречи – это что-то временное и когда-то закончатся. Сегодня или завтра, но это не будет на всю оставшуюся им жизнь. Им суждено что-то другое или кто-то другой, а они пока были тем друг для друга, кого сейчас называют «врид», то есть временно исполняющим должность. И Отец Небесный это видит и показывает, ведь за почти два года тесного знакомства не послал им совместного ребенка. Хотя и у нее, и у него с другими дети были.
– Прощай, Ежи, и, если ты будешь вспоминать обо мне, то вспоминай только хорошее.
– А у нас с тобой ничего плохого и не было. Возможно, я не достоин тебя, но это решаю не я.
Hej, tam gdzieś z nad czarnej wody
Wsiada na koń kozak młody.
Czule żegna się z dziewczyną…
Żal, żal za dziewczyną,
Żal, żal serce płacze,
Już jej więcej nie zobaczę[9].
Что в переводе приблизительно так:
Где-то там, над чёрной водой,
На коне козак молодый.
Попрощался он с дивчиной.
Жаль, жаль, жаль дивчину,
Жаль, жаль, сердце плачет.
Больше мне ее не видеть.
Теперь надо ждать обещанного отпуска на родину, к семье. И Егор поехал в Ростов, ибо обещанный перевод Михаила туда состоялся. Первую неделю отпуска в городе стояла сильная жара, а потом, с двадцатого числа пять дней сплошных дождей. Вот и пришлось первую неделю с сыном гулять, а вторую сидеть дома за разговорами. А поездка в родной хутор так и не случилась.
Дашин муж Михаил работал в краевом исполкоме, куда его перевели после образования в прошлом году Северо-Кавказского края. В него вошли: область Войска Донского, область Кубанского Войска, бывшая Черноморская губерния, область Терского Войска и новообразованные автономные области Северного Кавказа. Край получился огромным, да еще и центр его сильно смещенным на север.
– Оттого все сложные вопросы внутренней политики решаются в Ростове, и исполком осаждается делегациями с мест, которые пытаются что-то лишнее для себя выцарапать. Прибыла делегация из автономной области с просьбой выделить средства на строительство небольшой гидроэлектростанции. И отделы с подотделами отрываются от работы и составляют бумаги, можно ли это при текущей ситуации, а если сейчас нет, то когда и при каких условиях. Только закончили составлять бумаги, как приезжает другая делегация уже из другой области и с такой же просьбой. И мы снова сочиняем! В этом году же со строительством их будет нечто совсем неожиданное, на что они не рассчитывают! Средства из «Севкавгидростроя» пойдут не на плотины и каналы, а на подъем кораблей с морского дна!
– Миша, а ты не шутишь?
– Если бы! В Новороссийске на дне лежит танкер «Эльборус», вот его поднимать будут, потому что такие суда очень нужны. А поднимать будет московская организация, я ее название не сильно хорошо запомнил, что-то там «Особого назначения». Работать будут они, а платить Гидрострой. Быть в этом году шуму, как при осаде Иерихона! Все области узнают и обрушат наши стены свои плачем и стоном.
Дальше Михаил велел жене закрыть уши и плотно выразился про гигантоманию в государственном строительстве, ведь вместо огромного края можно было сделать три меньшего размера области, и было бы куда удобнее. На одних командировочных сэкономили бы больше, чем потратили на дополнительные исполкомы вместо одного!
Даша только фыркнула в очередной раз и сказала, что Миша как муж хорош, но как ругатель слабоват и далеко уступает покойному ее брату Ивану. Того даже отец их отчаялся отучить ругаться за троих и добился лишь того, чтобы Иван это за обеденным столом не делал.
– Да, я Ивановы словесные выкрутасы помню. Как завернет, так мама ваша подолом заслонится, а кошка вихрем на чердак взлетает! Жаль, что в войске Донском не было тогда тяжелой артиллерии. Я такую на фронте видел. Везут ее на четырех повозках, и каждую тянут десять лошадей в сорок пудов весом! Вот к такой бы Ивана приставить – и пушка обогнала бы пехоту и конницу, когда от Ивановых ругательств у коней бы под репицами запекло! А недавно я видел, что ругань не только лошадям помогает двигаться побыстрее и подводу на бугры выносить, но и неживому тоже. То, что коням или быкам – мы все видели, как им помогает, а тут железный трактор! Вез он к станции волокушу с грузом и не стал идти на горку. Зеваки смотрели, как трактор в гору не идет, пока один такой седенький старичок не сказал, что он сейчас выразится, а ты, сынок (это он тому, кто трактором управлял), по моей команде рванешь вперед! И что вы думаете: как дед завернул коленце, так трактор и вполз на подъем!
– Интересно, а это сработает, если баржа на реке на мель сядет?
– Есть теперь в городе университет, он может и исследовать, как влияет ругань на скорость полета пули или снаряда.
Все засмеялись.
А у Егора и Даши чуть позже состоялся разговор о том, что он будет делать дальше.
– Меня отправляют на службу в Туркестан. Куда именно и что там за условия – еще ничего не знаю.
– А та женщина из Минска, о которой ты писал, с тобой поедет?
– Нет, она отказалась уезжать.
– Вот как…
– Даша, я ей предложил приехать ко мне, как только ясно будет, где и что. Если бы оказалось, что в том гарнизоне и голову преклонить негде, то я бы ее к себе не вызывал, пока все не станет на место. Но там другое. Она сказала, что давно ощущала, что мы не друг для друга, и все с нею будет только временно.
Про мнение Ядвиги, что раз у них за два года не был зачат ребенок, то это проявление инородности их друг другу, он говорить не стал. У Даши и Михаила до сих пор нет своего ребенка. Скажешь про это и разбередишь болезненное место.
– А я уже с тобой хотела переговорить, чтобы ты Мишу-младшего от нас не забирал. Привыкли мы к нему. И он тоже к нам. Вот и хотела, чтобы ты подождал, пока на новом месте все не станет на свои места, и жилье, и все остальное.
– Наверное, сестренка, так и надо сделать. Миша еще маленький, нужна женщина, чтобы ему рваное зашить, еду сварить и прочее. А при мне сейчас никого нет.
На новом месте Егор был прикомандирован к Объединенной Ташкентской школе командного состава. Там обучались будущие пехотные кавалерийские, артиллерийские командиры, а позднее и будущие политработники. Вздохнуть свободно было некогда, ведь он, как строевой командир, сильно «заржавел», многому вообще не учился. Во времена работы в «Активной разведке» Егор, конечно, почитал разную военную литературу, но… К тому же, хоть он и строевой командир, но должен иметь представление о политработе, поскольку строительство новой жизни в Средней Азии – это политика, и за эту политику он может сам голову сложить и его бойцы тоже. И следует знать, за что ты поляжешь под каким-то Ташкурганом. И когда его бойцы спросят о политике, не будешь же их каждый раз отсылать к политруку, дескать, я вам показываю, как врагов рубить, а кто у нас враг, об этом скажет политрук? Нельзя т