Для похода в пустыню, как уже говорилось, было выделено три отряда – два на основе кавалерийских полков 8-й кавалерийской бригады и третий – автопулеметный отряд на закупленных за рубежом автомобилях повышенной проходимости «Сахара». Надеялись, что они пройдут даже по пескам и вывезут пулемет на дистанцию уверенного огня по джунаидовцам. Этой уверенности помогало то, что обычный бронеотряд в 1920 году при штурме Бухары себя неплохо показал, подходя поближе и давя противника своими пулеметами, а сам не страдая от ружейного огня бухарцев. Правда, тогда не надо было так далеко уходить в пустыню. Забегая вперед, надо сказать, что «Сахары» далеко в пески не прошли. А вот конница и ее тыл на верблюдах прошли.
К операции Егор Павлович Лощилин, красный командир категории К5, получил предписание и отбыл по железной дороге в Чарджуй, где ему предстояло состоять при 84-м Балашовском кавалерийском полку в качестве стажера командира эскадрона. И он должен был говорить, что ранее командовал эскадроном, но длительное время в войсках не служил, поэтому надо восстановить навыки управления эскадроном.
В штабе полка он и его бумаги удивления не вызвали, оттого его познакомили с товарищем Лучинским, при эскадроне которого он будет пребывать, как фактический его помощник. Они познакомились поближе, потом было знакомство с комсоставом, потом с личным составом.
Егор заявил, что опыт службы рядовым у него имеется, есть и опыт командира сотни – комэска – почти три года, был даже небольшой опыт фактического комполка (пару месяцев), но уже несколько лет он в строю не служил, потому и стажер. Да, в пустыне вообще не воевал, поскольку даже Сальские степи на пустыню похожи, как одноглазый на слепого – одним боком. Товарищ Лучинский посмеялся над сравнением и занялся введением своего помощника в курс дела.
Знать надо много, и Егор активно впитывал чужой опыт. Оказалось, что в пустыне можно и не подковывать коней, хотя копыто надо хорошо расчистить. Егора же учили, что строевая лошадь должна быть подкована, на гражданской за недостатком нужного приходилось обходиться подковами на передние ноги, а иногда и вообще без них.
Обмундирование лучше белое или выгоревшее добела. Пить в жару нужно поменьше, потому что вода выйдет потом, ненадолго становится легче, но потом хуже.
Есть лучше два раза в день, утром и вечером, то бишь на рассвете и в сумерках, из-за жары. Как оказалось, плов, которым местные питаются, не вызывает усиления жажды и хорошо насыщает. В него надо добавлять томат и другое кислое – так лучше. Неплох местный зеленый чай, утоляющий жажду и в жару. Егор это выслушал, но по поводу зеленого чая у него было свое мнение – глаза бы на него не глядели, дайте лучше черного. Впрочем, среди жителей Средней Азии тоже был водораздел – что лучше, черный или зеленый.
Кожаная амуниция пересыхает, поэтому ее нужно смазывать. Лучше заиметь кусок белого полотна и приспособить его под головной убор, как в древности бармицу у шлема, только не для защиты от удара оружием, а от удара солнца. Про противников сказали, что стреляют они сильно по-разному: есть джигиты из приближенных курбаши или хана, так у тех и винтовки нормальные, и патронов много, и стрелять обучены. Случаются и сверхметкие стрелки. Наряду с ними есть вооруженные берданками и даже фитильными ружьями. Там с попаданиями: «кепско и погано, и негоже есть», как говорили там, где он был совсем недавно.
С холодным оружием – да, есть сабли, есть и те, кто их держать в руках умеет, но большинство бойцов местным врагам в умении рубиться отказывали. Егор для себя сделал зарубку в памяти, что это еще надо посмотреть. Пик у джунаидовцев нет, хотя в Восточной Бухаре они встречались. Еще нужно помнить о ножах и кинжалах, сходясь с местными в ближнем бою. В Восточной Бухаре попадались и чугунные кистени, и небольшие топорики, но редко. Лучинский сказал, что сабли чаще сильно изогнутые, почти что колесом, оттого колющие удары от басмачей редки. Кстати, отражать их они чаще всего не умеют. Есть местное ополчение, что вооружено ножами и палками, – это вообще не бойцы.
Ну и много другого, отчего голова начинает пухнуть, а это еще не все. Потом Егору показали его коня, с которым он пойдет в поход. Это был конь местной породы, которых называли карабаиры. Они хорошо переносят жару, выносливы и неприхотливы. Впечатление Ветер (так звали коня) на Егора произвел хорошее, надо надеяться, что и он не хуже Гнедка окажется.
Егору отвели занавешенный пологом угол казармы, где у него стояли кровать и тумбочка. А прочие вещи: либо на стенку, либо под кровать. Окошко в его уголке есть, но вот если писать бумаги – хватит ли свету от ушедшего солнца и зажженной керосиновой лампы?
И он занялся приготовлениями, в том числе чисткой оружия.
Под вечер Егора посетил командир полка Борисов.
По мнению Егора при рождении гостя называли не Аркадием. На вид ему было лет двадцать пять – двадцать семь, и комполка явно был из людей горячих. Как говорили в Белоруссии: «В кипятке его крестили». Еще гость прихрамывал на правую ногу. Не сильно, но чувствовалось.
Вообще в Красной Армии с обращением комсостава друг к другу была очень прихотливая ситуация. Официально все должно быть на «вы». Но при этом принято, что среди членов партии разговор именно на «ты», даже на трибуне. Очень часто случалось, что старший по категории или должности говорил младшим «ты», а они ему «вы». Ему самому в Первой конной говорили чаще «ты». В «Активной разведке» обычно «ты». А вот в Средней Азии – по-всякому. Товарищ Борисов следовал тенденции на «вы».
Он задал несколько вопросов, а потом:
– Товарищ Лощилин, для чего вы здесь, в этом полку?
Интересный вопрос, а к подчиненному особенно. Рубануть, что ли, по старорежимному: «Не могу знать, вашбродь»?
– По распоряжению командования для повышения знаний и умений, товарищ комполка!
– А все-таки?
– Не знаю, товарищ комполка! Предполагаю, что полку предстоит какое-то ответственное и необычное дело, потому меня к нему и прикомандировали!
– Так вам в Ташкенте ничего не сказали?
– Только то, что раз я хотел шашкой помахать, то вот это мое желание сбудется, товарищ комполка!
Борисов явно не верил. И был прав, потому что некоторые вещи Егор не должен рассказывать, в том числе и обе прошлогодние операции.
– А какое у вас, товарищ Лощилин, образование?
– Станичная школа, товарищ комполка, три зимы туда ходил, а после не учился!
На лице Борисова явно вырисовывалось удивление. Неужели тут таких уже нет, и все командиры кавшколу мирного времени закончили?
– А за что вы эскадроном командовать были поставлены?
– Получается, что за владение шашкой, товарищ комполка! Австрийский драгунский офицерский шлем я разрубал, ну и голове без шапки тоже доставалось. Вот разрубить наискосок тулово через ключицу – этого не выходило, только на полтулова.
– А по пехоте?
– Товарищ комполка, тогда, в начале германской войны, австрийская и венгерская пехота без стальных касок обходилась. У немецкой каски были, но тогда они из кожи делались. А австрийская кавалерия шлемы имела у драгун. У офицеров из тонкого железа, у унтеров из латуни, похоже, а у рядовых из кожи.
– Вот как… А потом?
– Потом я, товарищ комполка, молодой дурью страдать перестал и прорубить каску у немцев или поляков не старался. Рубанешь по шее или морде – и получается то самое, и клинок не сломаешь. Еще рубить мешает толстая бурка или гусарский ментик, если через них рубить попытаешься.
Борисов молчал, и Егор решил задать вопрос:
– Товарищ комполка, а как с защитой от клинка у здешних басмачей? Есть какие-то тонкости?
– Пожалуй, что нет, хотя в холода могут кучу одежек на себя навертеть под халат. Когда один халат, то он не мешает.
Борисов попрощался и ушел. По мнению Егора, что-то комполка от него рассчитывал узнать, но не узнал. И даже чуть разочаровался. Может, комполка подозревал, что ему пришлют того, кто метит на его место? А оказался не генштабист, а просто рубака, которому полк в мирное время не дадут? Хотя чутье Борисова не подвело, отчет от Егора по окончанию боевых действий требовался, что, как и кто…
И он занялся прерванным занятием – продолжил чистку. Наган был уже готов, теперь пора парабеллумом заняться. Пока чистил, подумал о том, что патронов к парабеллуму уже не так много, всего три магазина. Стоит что-то предпринять – либо поискать патроны, либо отправить «немца» на заслуженный отдых, а вместо него раздобыть другого «немца» – «маузер». Басмачи их получали от англичан, но не вволюшку, поэтому бывали пистолеты обычно у курбаши или его ближнего круга. Другие пистолеты и револьверы почти что не попадались, разве что мог встретиться наган. Но он сам видел, да и другие отмечали, что басмачи кобуру к «маузеру» не часто носили, вместо того засовывая пистолет за пояс, благо в Средней Азии было принято носить тканевые пояса, за ними «маузер» удерживался. Наверное, оттого и подсумки у басмачей были редки: как прицепишь подсумок на такой вот пояс? Поэтому и носили патронташи через плечо, когда один, когда два, или в карманы насыпали. Однажды он видел большую редкость – английский нагрудный подсумок (про то, что это старый английский – Егору сказали потом). Подсумок подвешивался на два ремня через плечи и закрывал собой полтуловища – почти все от соска до пояса, а патронные обоймы лежали в маленьких карманах его – практически сотня патронов. Если бы кожа его от пуль защищала, можно было соединить переноску боезапаса и защиту от пуль врага воедино. Но Егор не был уверен, не слишком ли жарко будет с таким подсумком на груди? В русской кавалерии были приняты патронташи через плечо – старые, на 18 бердановских патронов, и новые, на 30 трехлинейных. Еще патроны лежали в седельных сумках. А в чем были патроны к нагану? Обычно в самой кобуре, хотя встречались и такие вот подсумки на 20 патронов, носившиеся на ремне. Но их сотенный командир Гнилорыбов такое не носил, а вот два других имели. Про остальных трех он не помнил.