Егор об этом, естественно, не знал, хотя ему должно было быть интересным узнать о будущем – ведь произошла реинкарнация той самой «Активной разведки», только, возможно, на более высоком уровне.
И РУ РККА и НКВД СССР (летом 1934 года ОГПУ изменило название) отметили его усилия – именные часы от наркома обороны и именной пистолет Коровина от НКВД. Ему также намекнули, что хотели ходатайствовать перед ЦИКом об ордене, но помешало то, что и где делалось товарищем Лощилиным. Награждение командира именными часами и оружием не выглядело, как то, что Егор делал что-то тайное и непонятное – дескать, крепил оборону Союза ССР и за то отмечен.
История закончилась, можно считать ее победой. Пока еще лояльный Шэнь удержался у власти, Исламская республика исчезла с горизонта, и вместе с ней опасность джихада за советские границы. Те, кто мог пойти туда под зеленым знаменем – легли в землю и песок и думают (перед скорым концом): «Что жизнь хороша, но кому-то – ни шиша». Да, ни шиша – Цзинь Шужэню за управление провинцией, при котором она чуть из его рук и Китая не ушла. Полковнику Папенгуту – за интриганство. Многочисленным дунганам и уйгурам, что устлали собой землю, – за то, что пошли за семейством Ма и прочими, у кого семь пятниц на неделе.
Перед отъездом к Егору подошли несколько его подчиненных из белоказаков и спросили, куда он подастся и что делать собирается.
– На Дон поеду или в недальние места. Мне, как и всем вам, обещали амнистию за хорошую работу шашкой. Вот ею и прикрою свои старые грехи.
– А не боишься, господин подъесаул, что тебе многое припомнят?
– Могут и припомнить. Но обрыдли уже азиатцы, одних из которых рубить надо, других сберегать от тех, кого рубить положено. Даже чай ихний колом в горле встает, и путевого вина не найдешь, чтобы душу отмыть от азиатчины! Одни совсем не пьют, другие пьют, но такое пойло гонят, словно из конского навоза! А про то, чем мне заняться… Слышал, что на больших заводах и фабриках, а также на железных дорогах есть военизированная охрана, то есть с оружием. Не возьмут в нее – при конях буду.
– Ты только, господин подъесаул, воришек сразу напополам не руби, как этих вот хуэйцзу под Шитангом, может, они раскаются и исправятся!
– Беспременно сильно рубить не буду, только до задницы, пусть дальше сам разваливается!
Казаки посмеялись.
Они еще поговорили, пожелали друг другу удачи и разошлись. Можно даже счесть, что уроки «Активной разведки» пошли впрок, за поляка или китайца его не примут, но за белого могут!
Позднее до Егора доходили слухи, что те из казаков, кто возвращаться не пожелал, после демобилизации получили от губернатора Шэня 10 гектаров земли и стали вести свое хозяйство, отчего деревни, где они жили, стали напоминать станицы утраченной родины.
Говорили также, что в Урумчи погибшим при защите города от восставших мусульман казакам поставили памятник. Егору в это не очень верилось.
После возвращения из «командировки» в иную реальность Егор подал два рапорта с небольшим интервалом: с просьбой о прохождении курсов усовершенствования для комсостава и о переводе из Туркестана в места с иным климатом – жара и пустыни организму его надоели. Ну и курсы-то проходить надо было, раз он в Балашове только числился. Тем более он продолжал сдавать экстерном за курс кавалерийской школы мирного времени и успешно продвигался. Конечно, если бы не «Балашов», то сдача экзаменов шла побыстрее.
С курсами вопрос решился быстрее – Егор отправился в Москву на КУКС при Академии механизации и моторизации. И прошел подготовку как командир разведывательного дивизиона стрелковой дивизии. А семейство ждало его в Ташкенте.
В прошлом году Миша закончил артшколу и был направлен в артполк на Житомирщину, в город Радомышль. Городок совсем небольшой, тысяч с пятнадцать населения, и, конечно, во всем уступал Ростову. Но не век же ему служить там, тем более что его полк не отправлен в лес, и на самой крупной Надяне ему не было сказано, дескать, вот тут будет ваш городок, берите и стройте, как это случалось на Дальнем Востоке. А тут какой-никакой, а город. Насчет девушек – Миша в артшколе ухаживал за одной и даже признался ей в любви, но бессердечная девица ответа так и не дала. Не отказала, но и не согласилась.
Как оказалось, письма Егора домой и к родным приходили к ним, а вот ему нет. Они собирались и были вручены солидной пачкой сразу за весь период. Поэтому дома он целыми вечерами читал их.
Сыну о его переживаниях с той девицей он написал, что в его времена было сложнее. На ком жениться – скажет отец, и с той тебя обвенчают. Такие вещи, как описывал писатель Шолохов в «Тихом Доне» с Григорием – случались, но далеко не всегда. Выбрали родители тебе невесту и хорошо, если у тебя такое же мнение о ней! Рассказывать историю с Марфою Егор ему не стал, написал завуалированно, что тогда было так: повезет, если родители выберут тебе хорошую девушку, и ее родители тоже не скажут, что нам такой зять ни к чему. Если все будет куда хуже, то так и будешь всю жизнь маяться. Сейчас ему, конечно, сложно судить, как нынче девушки к кавалерам относятся, когда им в выборе жениха и мужа дана полная свобода. Но, если Ева будет долго отмалчиваться и никак не решаться, то имеет смысл посмотреть, вдруг рядом есть девушки получше.
Как он выяснил, сестра и ее муж Мише-младшему писали почти то же самое.
В конце 1936 года Егора перевели в Северо-Кавказский военный округ, в город Краснодар. Таманская стрелковая дивизия, помощник командира отдельного разведывательного дивизиона. Поскольку в РККА уже были введены персональные воинские звания, то Егор носил в петлицах два прямоугольника майора. По-старому – штаб-офицер.
Ну и климат привычнее, чем туркестанская жара и безводье. Неудобства в этом тоже имелись – из копилки памяти о бурной молодости. Дивизия именовалась Таманской, и именно кавалерист-таманец оставил шрам ему на лице, неожиданно ударив сбоку. У него была не обычная шашка казачьего или драгунского образца, а какая-то старая сабля с двусторонней заточкой острия на большую длину. На это Егор не рассчитывал и чуть не погиб. Если бы красного бойца не оттеснили другие казаки, заработал бы Лощилин второй удар. А парировать его уже бы не смог, и так зажимал сильно кровящую рану.
Правда, потом Егор выяснил, что нет, с Таманской армией и Таманской дивизией все не так просто. А нынешняя Таманская дивизия сформирована в 1921 году из 22-й стрелковой дивизии, а наименование Таманской получено по тенденции тех лет, для лучшей связи с массами дивизии получали наименование от названия губернских центров, а полки – по городам поменьше. Хотя могли сохранить почетные наименования прежних лет.
Как в 14-й кавдивизии, один полк назывался Хорупанский. в честь подвигов бойцов и командиров дивизии в боях под этим местечком. Хотя Хорупань по Рижскому миру осталась за Польшей.
Егор сдал все экзамены за кавалерийскую школу, а приемная дочка – за семь классов. Они с Анной решили, что пусть она доучивается до десятого класса, а потом уже пусть решает, кем будет дальше, пойдет ли учиться или на работу. Пока же юная девица фонтанировала идеями, кем она потом будет. За первые полгода тридцать шестого года она последовательно сменила желание быть киноактрисой, медсестрой и швеей. В прошлом году она хотела быть певицей, но педагог из музыкальной школы сказала, что певицы из Машеньки не получится, голос приятный, но слабенький. И правда, больше чем две песни подряд она спеть не могла – голос садился. Но если услаждать пением мужа и деток, то они посидят и подождут, пока у мамы и жены голосовой аппарат отдохнет, а как ей концерт пропеть? Маша подумала и ощутила, что душа ее трагедийной тоской не полнится от невозможности быть певицей, и занялась тем, что делают остальные девицы тринадцати-четырнадцати лет от роду.
Зиму дивизия проводила в Краснодаре, а для летних занятий на берегу Черного моря в городе Новороссийске у нее был оборудован лагерь, на том месте, которое через несколько лет будет называться Малой Землей. Когда Егор отправился туда, он слегка беспокоился о том, как его нервы вспомнят Новороссийск 1920 года – там всего хватало, и крови тоже, и конского мора.
В то время казаков ожидали такие вот качели – куда идти, за что хвататься, что делать? Ладно, дойдут они до Новороссийска, погрузятся на суда, а куда потом? В Турцию? Может быть. А надолго ли? Кто знает. К черту на рога? Не исключено.
Уже в городе оказалось, что он набит сверх меры беженцами, даже в присутственных местах отгораживали углы канцелярскими шкафами, чтобы чиновники могли там поселить свои семьи. А затем оказалось, что великий Деникин просчитался и мест на судах всем не хватит, причем почему-то не хватило мест для казаков. «Цветные» полки ушли все. То, что коней и артиллерию погрузить было невозможно – это как с добрым утром. Хотя казаку бросить коня, купленного за свои кровные и не раз выносившего седока из переплетов, – совсем не легко. И на берегу остались двадцать две тысячи казаков. Гражданских лиц тоже немало. И ходили казаки в порт, пытаясь пристроиться на судно, вдруг возьмут? Обычно не брали. А у остальных падала дисциплина, и все больше и чаще вспоминали марш сюда через горы, когда так называемые «зеленые» из лесу кричали, а иногда подъезжали и предлагали перейти на красную сторону. Здесь, в горах под Новороссийском, сидела армия красно-зеленых, периодически захватывающая поселки вокруг города. Южнее, возле Туапсе, были другие зеленые, можно сказать, «чистозеленые», которые говорили, что ни Ленина, ни Деникина они не хотят. А кого они хотят? Того же, что Агафья Тихоновна, то есть смеси из кучи женихов.
Надежды на погрузку таяли, пока совсем не развеяло их холодным ветром с северо-востока. А чего ждать им? Что сделают с ними победители? Кубанцы, стоявшие рядом, вполголоса вспоминали август восемнадцатого, когда взятый белыми город охватила кровавая вакханалия. Как говорили, назначенный губернатором Кутепов праздновал свое назначение и успех Добрармии. Приняв нужное число рюмок, выходил из дворца проветриться. К нему подводили захваченных в плен красных, и он решал, как их казнить, после чего возвращался продолжать принимать водку и закуску. Но и остальным тоже могут припомнить – как другие казаки повесили беременную женщину в станице и в петле у нее начались роды. Ну и удар плетью и прочие мелочи жизни – кому что досталось.