Готовую уже тираду о том, что он за свою жизнь много жизней отнял, пора и ему самому угомониться, все же оставил при себе. Аня явно чувствовала, что он не договаривает, но вытягивать недоговоренное из него не стала.
Шли зимние месяцы, и вместе с зимой таяло здоровье. В последних числах марта пришлось ложиться в госпиталь. По ощущениям Егора – его сердце работало еле-еле, а когда надо было вставать с койки, то чувствовал себя слабым, как после тифа когда-то. Доктора же не обнадеживали, назначали новые лекарства, но помогало слабо, а может, и вообще не помогало. Насчет слабой помощи – он заключал из того, что если бы он не пил лекарств вообще, то, может, и уже покинул этот мир, а так, раз еще шевелится, значит, все не так плохо. При Ане бодрился, говорил, что чуть легче – чего не скажешь любимой женщине, чтобы она меньше переживала за тебя! Особенно если реально обрадовать нечем. Приходили товарищи из училища, рассказывали про новости, про то, что ходят слухи, что будет набор курсантов с образованием и что служат уже с минувшей осени на обучение по сокращенной программе, но Егор ощущал, что это уже не для него и дальше он этих курсантов учить не будет, ни на артиллеристов-зенитчиков, ни на минометчиков.
Как и не вскочит в седло, и не встретит степной ветер лицом.
Поэтому не удивился, когда в послеобеденном сне на него глянул старый знакомый – Курше. Владыка застолий и покровитель быков и телят не порадовал Егора рассказом о том, что означает нечто в его судьбе, а сделал приглашающий жест: дескать, иди за мной. И исчез.
Егор проснулся и правильно истолковал, что это было. Вообще он не раз рисковал жизнью и осознавал, что и она может окончиться в этой же атаке и при иных обстоятельствах. Жалко Аню. И Машиных детей он не увидел. Но ему повезло больше, чем брату Ивану и многим однохуторянам.
Ему предписанное он сделал, и есть чем гордиться, и есть чего стыдиться.
Пора уходить. Кто примет его там, за чертой жизни? Он давно перестал верить тому, чему учили его про тот свет. Будут ли там черти, которые его пекут и жарят, будет ли он водяным в высыхающем пруду, или вместе с Курше сидеть в болоте – что будет, то и случится.
Последний день, как последний патрон из магазина, скользнул в патронник.
I’ll fix your feet til you can’t walk
I’ll lock your jaw til you can’t talk
I’ll close your eyes so you can’t see
This very air, come and go with me[17]
Егор не знал английского, но смысл сказанного легко осознавался.
С нею так с нею. Он шел под разными знаменами, за разными командирами. Пойдет и за Нею.
Прощайте, родные и друзья, я любил вас. Пока жил.