Господи, кому сказать: в Германии встречать Новый год!..
— Алешенька, остается десять минут.
Я еще никогда не видел, чтоб Тая так волновалась — это было первый раз.
— Ну, если нас не хотят никуда пускать, тогда мы встретим его на улице, под звездами на небе.
После еще двух ночных клубов я остановился около красивой вывески.
— Это самый дорогой клуб в городе, — осторожно сказал Максим.
Я кивнул и спустился вниз, оставив их на улице. Вежливый телохранитель с большими мускулами преградил мне дорогу и сказал что-то по-немецки. Я попросил хозяина — к телефону. Во всем мире знают английское слово «босс». Вышла полинявшая с годами немка, но еще с неплохой фигурой, и спросила, что мне угодно. Я сказал, что мне угодно встретить Новый год в ее клубе, желательно до того, как «куранты» пробьют двенадцать. Она сказала, что у них нет ни одного места и мне придется быть на танцплощадке. Танцевать. Я спросил, могу ли я пригласить ее на первый танец, после чего она растаяла окончательно… и назвала цену. Цена была астрономическая, но наверху стояла Тая-актриса и волновалась, а до Нового года оставалось — ничего уже не оставалось.
С билетами я вылетел наверх. Предприятие называлось «Silvernacht», уже хорошо, что не «Kristalnacht». Кто б мог подумать, что сорок семь лет спустя мы будем праздновать Новый год в немецком фешенебельном клубе… Хозяйка сама подвела нас к стойке бара и сделала знак бармену «Shnell!».
Тая сияла и дрожала от возбуждения.
— Алешенька, вы волшебник! Я вас люблю.
До Нового года оставалось две минуты. Кругом стоял возбужденный шум, крики, летали ленты серпантина, хлопушки, конфетти, кто был в масках, кто в цилиндрах. Мы вышли на танцплощадку. Мулатка пела, что лучше «это сделать в эту ночь…». Тая оказалась классной танцовщицей, а возможно, на нее действовал Запад. Вдруг музыка резко оборвалась, и мулатка, прижав клубничные губы к микрофону, стала сексуально считать: десять, девять, семь, пять…
Раздался дикий крик, взлетели шары, и взорвалась музыка. Новый год!!!
— Алешенька, поздравляю вас с Новым годом! — Она обняла меня и поцеловала в губы. Я ответил. Мы обнялись с Максимом втроем.
Все стали плясать, как умалишенные. Тая танцевала лучше всех, и на нее обращали внимание. Телодвижения были точны, пластичны, в ритм. Она наслаждалась движением и музыкой, было заметно, что она счастлива. На ступеньках стояла немка с потрясающей фигурой, которая во все глаза глядела на меня, а я на нее. Впрочем, я уже не удивлялся фигурам женщин этой нации. Они были созданы Богом. Я пожалел, что не один… Подтащив впервые в жизни застеснявшегося Максима, я слил их на танец, угостив коктейлями, зная, что он этого не сделает, а девушек надо развлекать… Иначе… В три часа ночи мы вышли с Таей из шума и гама ночного клуба. Хозяйка пыталась удержать нас, говоря, что сейчас начнется самое интересное — шоу трансвеститов «Мэрилин Монро».
Вдвоем мы шли через большой ночной парк в новогоднюю ночь. А я думал, что в Нью-Йорке Тая бы точно не дошла до места назначения в своей шубе.
Раздевшись, мы легли в кровать. Тая опять была «наездницей». Поражая меня все больше и больше. Откуда такая «школа»? Верховой езды…
В пять утра позвонил Максим из клуба и сообщил, что немка не хочет «идти в гости» (то есть спать с Максимом) и мы можем отдыхать спокойно. Что мы и сделали. Заснув и проснувшись в новом году.
Через пару дней Оскар пригласил нас во французский ресторан отмечать мой день рождения. Я что-то мало верил в свое «счастье» и оказался прав. Когда после приятного застолья Виана спросила приглашавшего, может ли она съесть десерт, он ответил: я не знаю, спрашивай Алешку, он всех угощает.
А я-то думал, почему он заказывает такое обильное количество блюд…
Я знал: расплачиваться придется натурой — с банками в Нью-Йорке. Удовольствие мне стоило энное количество сотен марок. Я заплатил, ни слова не сказав. К чему слова…
Ночью Тая была особенно нежна и как-то заслонила, лежа на мне, мысли о долгах, судах, банкротстве — выживании.
— Алешуля, через два дня вы улетаете. Когда я вас увижу снова?
— Прилетайте и увидимся.
— Легко сказать.
— Еще легче сделать.
— У меня спектакли, театр, репетиции.
— Значит, это важнее.
— Ничего нет важнее вас. Но у меня обязательства, в спектаклях заняты другие актеры… Я хочу, чтобы вы приехали ко мне.
— То есть?
— Не жили у мамы и в промежутках навещали меня, а жили у меня.
— Так серьезно, Тая?
— Вы даже себе не представляете как!
— Вы не заболели? — Я пощупал ее лоб и почувствовал по ее губам на моем плече, как в темноте она улыбнулась.
— Нет. Я больна вами.
— О, это проходящая болезнь.
— Не думаю. Такого со мной никогда не случалось.
Она ввела осторожно свой язык в мое ухо… Таких «наездниц» у меня не случалось тоже.
Мы заснули в пять утра, завтра предстоял переезд к Оскару — на одну ночь. А утром — выезд в аэропорт. Я улетал в Демократию, Тая — в Империю, разница между нашими самолетами была около одного часа. Разница между государствами — век.
Я попросил Таю передать «Анну» Издателю.
Я ненавижу летать, особенно зимой и особенно над океаном. Там нет посадочных площадок.
Прилетев, не побрившись и придумав историю, чтобы попасть вне очереди на прием, я влетел к урологу. У меня был опять трихомоноз… За все удовольствия в жизни надо платить. Но почему?
В январе меня ожидали только суды, безденежье, очередная депрессия и адвокаты. Бывшая Джульетта требовала в своих бумагах, чтобы меня посадили в тюрьму. Так как я не платил ей достаточно (как ей казалось). Естественно, мне казалось совершенно наоборот.
Деньги, господин Саккар, деньги. Слушание было назначено на февраль. Судиться и разводиться — любимое времяпрепровождение американцев. Разводы здесь — национальный вид спорта.
«Февраль. Достать чернил и плакать».
Мне пришлось нанять нового адвоката по бракоразводным процессам (в Америке гораздо проще пожениться, чем развестись), который сразу потребовал задаток в 7 тысяч долларов. («Где деньги, Зин?!») Пришлось занять. По их законам я должен был иметь адвоката в суде, у них забавные законы. «Любимая» все не могла со мной разделиться. Собственность — умножает скорбь.
Я впал в глубокую депрессию: мне было не до писаний, я не мог даже читать. И только эпизодически рыскал по Нью-Йорку и окрестностям в поисках каких-то сделок, бизнеса, чтобы заработать деньги. Вонючие бумажки. А они не зарабатывались…
К марту полегчало, и я начал выкарабкиваться из депрессии. Известная американская компания TWA объявила первые познавательные полеты в Империю с невероятной скидкой: за 300 долларов можно было слетать туда и обратно, с посадкой в Брюсселе. Ох, как я любил эти посадки. Я надеялся, что за эти деньги самолет будет двукрылый, а не с одним крылом.
Невероятно как, растолкав, заткнув, задвинув дела, проблемы, заботы, суету, поназанимав, я попал на этот рейс. Познавательный — в Империю. Чего там познавать… Самолет был двукрылый. И оба крыла были присоединены к самолету. И оба прекрасно работали, я сам проверял клепки на них из иллюминатора. Полет был на редкость приятным, о чем я, не промедляя, высказал свое мнение капитану экипажа. Он предложил мне расписаться в их авиационной книге, сообщив профессию. Я написал: летатель.
В аэропорту меня встречала Тая с букетом роз. Она была на новой, купленной ей папой машине и сразу повезла к себе домой. Она была рада. Она сияла.
— Я вам составила целую программу.
— Чем обязан?
— Вы мой золотой мальчик. Я так счастлива, что вы приле… приехали!
Был предпоследний день марта. Опять я здесь. На серых, безликих и пыльных улицах еще стояла (или: лежала) грязь, смешанная со слякотью. Только у них было такое сочетание — в столице. Здесь были самые грязные улицы в цивилизованном мире. А в машине — красочность, яркость и запах стильных духов, подаренных Тае. В силу своей «недогадливости» я понял: Тая готовилась к этой встрече. Очень тщательно. Она порхала вокруг меня в подъезде, помогая с сумками и пакетами.
— Алешенька, вы голодный, конечно? Я целый день вчера готовила.
Ее родители жили в соседнем подъезде.
— Это как, брали в другой квартире и переносили сюда?
Она улыбнулась:
— Нет, я сама. Но мамуля хочет с вами познакомиться. После моей зимней поездки…
— А папуля?..
— У него премьера. Но я думаю…
— Неужели великий и знаменитый сам…
— Алешуля, как вы долетели? Было очень страшно? Я всегда так волнуюсь, когда вы летите. Зная, как вы любите летать.
— Тая, а можно я приму душ?..
— Конечно, мой мальчик, о чем вы спрашиваете. Хотите, я вас даже выкупаю?
Я согласно наклонил голову. Она забегала с полотенцами, будазаном, зашумела вода.
— Нам только что дали горячую воду, целый месяц не было.
Я стал возвращаться к жизненным реалиям. Наверно, это единственная империя, где месяцами не было горячей воды. Не считая римскую, но там были бани.
Она стояла и ждала, пока я разденусь. Вся наготове, волосы затянуты блестящей лентой наверх. Мне нравилась такая готовность. Вся горела желанием — купать меня. Я разделся до трусиков.
— Вам будет удобно так? — И она посмотрела на мои бедра.
Мы не виделись почти три месяца.
— Я потом сниму, — сказал я и опустился в горячую воду. Она осторожно провела губкой по моей шее, и ее руки стали ласкать мою спину, купая.
— Алешенька, встаньте, я оболью вас из душа, чтобы смыть пену.
Мы оба встали…
— Из пены морской… кто выходил, Тая?
— Галатея…
— Или Афродита?
— Или две вместе! И с ними — «дядька их морской».
Я улыбнулся:
— У вас хорошее чувство юмора.
— Когда вы рядом…
Трусики от купания уже оттопыривались настолько, что их неудобно было не снять. Она коснулась его языком. И, опустившись вдруг на колени, обхватила губами мою возбужденную плоть.