— Вообще-то я уже заказал любимое блюдо Джулии Робертс, — сказал Джеффри. — Запеченные соевые бобы с грибной подливкой. И уже пью чай со льдом.
— В таком случае, — насмешливо заметила Карен, — нас ожидает мероприятие для завзятых трезвенников, я так понимаю?
— Я полагал, что прежде всего мы будем говорить о деле, — невозмутимо ответил Джеффри.
В конце концов Карен остановила выбор на салате с цыпленком и перье. Похоже, ленч ее ожидал скучноватый.
— У тебя появились какие-то сомнения? — встревоженно спросила она.
— Ничего подобного! — возразил Джеффри, свято соблюдавший кредо всех голливудских продюсеров: произносить слово «нет» лишь в тех случаях, когда участник переговоров или умер, или работает на телевидении. — Просто подумал, что мы должны как-то согласовать наши действия. Не хочу, чтобы кто-либо из нас стал жертвой неадекватных порывов или импульсов.
— Импульсов, это надо же! — проворчала Карен.
— Они могут оказаться смертельно опасными, — добавил Джеффри.
Краем глаза Карен заметила, что к ним приближается официант. Расстегнула верхнюю пуговку блузки, выставила груди вперед, от души сожалея, что вряд ли успеет натереть льдом соски.
— Вот вам и первый импульс! — шепнула она Джеффри и с улыбкой обернулась к официанту: — Привет!
— Добрый день, мисс Кролл, — ответил высокий молодой блондин. Красивый, лет двадцати четырех и, слава Господу, вовсе не похож на педика, подумала Карен.
— Ну и какое тут у вас фирменное блюдо? — осведомилась она, слегка понизив голос на слове «фирменное».
— Сегодня мы подаем запеченные соевые бобы «а-ля Джулия Робертс».
— Хм… — нахмурилась Карен. — Вообще-то я предпочла бы что-нибудь другое…
Официант покраснел.
— Желаете посмотреть меню?
— И это все, что вы можете предложить? — поддразнивала его Карен.
— А чего бы вам хотелось?
— Думаю, вам прекрасно известно, чего мне обычно хочется, если, конечно, читаете газеты. Ладно, сегодня, как видно, нам придется ограничиться салатом с цыпленком и перье… — Опустив глаза, Карен заметила, как встопорщились в промежности брюки у парня. Шустрый, ничего не скажешь.
— Слушаюсь, — ответил официант и торопливо удалился.
— Видал, Джеффри? Он тут же клюнул!
— Да, ты замечательная актриса! — с улыбкой ответил Клейн.
— Помнишь, что однажды сказал Боб Эванс? «Билеты в кино покупают крутые парни».
Неужто Боб Эванс действительно говорил это? Джеффри вовсе не был уверен. Как-то раз он перепутал его с Джорджем Гамильтоном и с тех пор предпочитал не затевать разговоров об этой легендарной личности. Но намек Карен был ему понятен.
— Как считаешь, скандал не слишком тебе навредил? — спросил он.
— Даже напротив! — ответила Карен и застегнула пуговку. — Думаю, что помог. Теперь я на виду. И все кругом заинтригованы.
— О'кей, тогда перейдем к делу, — сказал Джеффри, имевший привычку цепляться за любой позитивный момент. — Какие мысли насчет следующей картины с твоим участием?
— А что, если это будет «Макбет»? — спросила Карен.
— Да, но ведь ты собиралась сниматься в этой роли с Ричардом Гиром у Колина, на студии «Тристар».
— Верно. Однако мой агент сказал, что этим заинтересовался Мел Гибсон. И ролью, и постановкой… — Карен ждала и наконец дождалась момента выложить захватывающую новость.
— Мел в главной роли и режиссер… — задумчиво протянул Джеффри. — Но это же… получится еще одно «Храброе сердце»…
— Ты меня понял, — ухмыляясь во весь рот, заметила Карен.
— Тут только одно «но».
— Что?
— Как быть с правами?
— Правами? Какими еще правами? — изумилась Карен.
— Авторскими, — ответил Джеффри. — Права на сценарий принадлежат «Тристар». Как их заполучить?
— Но, Джеффри, — укоризненно заметила Карен, — ведь пьеса «Макбет» была написана четыреста лет назад. Никаких авторских прав. Она давным-давно стала достоянием всего человечества.
— Отлично, детка, — заметил Джеффри.
Ричард Малвехилл подарил себе еще «Фрески» и взглянул на банку. Содержит воду, кукурузный сироп, фруктозу, искусственные ароматизаторы, сахарин, соду и сухой фруктовый сок. Ричард вот уже три недели питался всухомятку, и боли в желудке были просто невыносимы.
Вообще на этой неделе материальчик он сработал приличный. «Бездомную престарелую мать вышвырнула на улицу дочь, номинантка на премию „Оскар“ Эмбер Лайэнс. Сердце несчастной женщины разбито». Последние пять лет Ричард работал на лос-анджелесский филиал «Нэшнл инкуайер», и его уже давно не волновали семейные проблемы. Он мечтал лишь об одном — раскопать какой-нибудь грязный скандальчик на сексуальной почве. История с арестом Карен Кролл и Колина Троманса — это как раз то, что надо. Но дневные газеты уже высосали из нее все возможное. Нет, в следующем выпуске он что-нибудь да придумает на эту тему, но поезд, что называется, ушел и для первой полосы вряд ли удастся наскрести что-нибудь стоящее. Вот она, проблема взаимоотношений с центральной прессой. Последняя тоже научилась шустрить и постепенно вытесняла желтую.
Именно поэтому Ричард так обрадовался, увидев, что в кабинет к нему входит Ральф Спивак. Неряшливый и противный Ральф исправно поставлял компромат на звезд первой величины.
— Ну, не иначе как у тебя есть для меня что-то интересненькое, верно? — с широкой улыбкой осведомился Ричард.
Ральф сдвинул черную повязку с глаза — зрения в нем оставалось процентов на двадцать, и он носил ее для пущего эффекта — и швырнул на стол перед Ричардом конверт с фотографиями.
— Думаю, тебе понравятся, — сказал он.
Ричард вскрыл конверт и начал перебирать снимки. Две женщины на пляже держались за руки и целовались.
— Кто эти шлюхи?
— Та, рыжая, — Фиона Ковингтон. А брюнетку зовут Мария Кальдоне.
— Разве Ковингтон лесбиянка?
— А ты как думаешь?
— Что ж, для первой полосы, может, и сгодится. Сколько за них хочешь?
— Двадцать кусков.
— Тогда я сперва должен позвонить во Флориду… Где надыбал? Тебе кто-то платил, нанял следить за ней?
— Нет, — покачал головой Ральф и принялся ковырять в зубах своей знаменитой серебряной зубочисткой. — Кое-кто не заплатил, поэтому я решил сквитаться.
— Пристегните ремни! — прошипела Бетт Дэвис. — Ночь предстоит бурная!..
Филипп Кастельман нажал на кнопку пульта и начал перематывать кассету, чтобы услышать эту фразу еще раз. Что за актриса! Какой стиль! Сколько неподдельной страсти и злобы! По меньшей мере пять раз в год Филипп брал кассету с фильмом «Все о Еве» и всякий раз искренне восторгался игрой Дэвис. О, если б только она нравилась ему еще и как женщина!..
Но она, разумеется, не нравилась. Подобного рода надменность и решительность в женщинах всегда отпугивали Филиппа. Нет, куда как ближе была ему Селеста Холм, мудрая и уравновешенная жена, которая мило поправляла воротничок платья, в то время как все остальные женщины лишь проявляли непомерные амбиции и блистали злобным остроумием. Эта ужасная Мелисса, его начальница, — вот кто походил на героинь Бетт Дэвис.
Филипп вздохнул и нажал на кнопку «стоп». Что-то сегодня ему не слишком хотелось смотреть «Все о Еве». Он вытащил кассету и вставил другую, которую взял напрокат сегодня вечером, после работы. Вот оно — то, что доктор прописал: «Праздник голых задниц»! Логическое завершение фильма «Все о Еве». Практически никаких диалогов, зато полным-полно голых соблазнительных тел.
Он надавил на кнопку «пуск» и распахнул полы халата — в предвкушении маленьких радостей, которые его ожидали. Однако, едва почувствовав возбуждение, увидел нечто, тут же охладившее его пыл. Он подался вперед и во все глаза уставился на экран, совершенно завороженный увиденным.
Глава 27
Доктор Энгус Макфардл смотрел из окна своего кабинета в клинике Бетти Форд и докуривал первую утреннюю сигарету. Желая сделать последнюю затяжку, он поднес сигарету к губам. Но увы, вместо того чтобы вставить ее в рот, воткнул в ноздрю.
Горькая истина заключалась в том, что, несмотря на все свои ученые степени и долгие годы практики, доктор Энгус страдал от ослабляющих организм спазматических судорог левой половины тела. Когда они начинались, левые нога, рука и одна сторона лица дергались, словно в некоем хаотическом танце. И больше всего напоминал он при этом марионетку во время землетрясения силой в семь баллов. За несколько лет одному очень хорошему физиотерапевту удалось немного успокоить эти приступы — с помощью самого современного средства, а именно валиума, а также понимания того, что вызваны судороги стрессом и волнением. К сожалению, последние два фактора в полной мере проявились сегодня, с самого утра.
Энгус предупреждал администрацию о том, что нельзя класть Конни Траватано и Эмбер Лайэнс в одну палату. После короткой, но бурной стычки по поводу того, кто первой должен пользоваться ванной, Эмбер отселили в отдельную палату. Она удалилась туда молча и во время сеансов групповой терапии не произносила ни слова. Конни подыскала себе новую соседку, по имени Магда Берк, увядающую старлетку, пристрастившуюся к перкодану, чьи притязания на славу сводились к воспоминаниям о том, как ей однажды довелось участвовать в оргии с Элвисом Пресли, незадолго до смерти последнего. Полная безвестность этой несчастной вполне импонировала Конни, которая не далее как вчера вдруг сломалась и признала, что просто ненавидит себя за то, как безобразно разговаривала с людьми. Особенно с тем молодым полисменом, арестовавшим ее в универмаге «Барниз».
Но люди, желающие излечиться, прежде всего должны смириться с тем ежечасным и ежедневным давлением, которое оказывал на них персонал клиники. Ибо полумеры были не в чести у сотрудников означенного заведения. До вручения «Оскара» оставалось всего две с половиной недели, и Энгус чувствовал: для Конни и Эмбер настала пора посмотреть правде в глаза, понять наконец, что их объединяет и как получилось, что обе они оказались в клинике. Однако это будет нелегко, думал он, и левая половина лица у него снова задергалась.