Маркус делает с Элеонор то же самое, что делал с ним.
Ублюдок.
Я беру нож со стола. Кручу его один раз.
Второй.
Третий.
– Эль? – мягко произносит ее мачеха-герцогиня.
Через мгновение мужчина коротко вздыхает, поспешно отводя взгляд, а затем медленно делает глоток вина, словно возвращаясь к реальности.
– Ответь, Элеонор, – приказывает он с легким налетом раздражения, но я уверен: Маркус Смит в бешенстве.
Медленно откинувшись на спинку стула, я отговариваю себя от того, чтобы перерезать ублюдку горло на глазах у его жены и детей. Но решение последствий будет весьма проблематичным занятием, поэтому я откладываю этот момент до лучших времен. Смит – важная фигура в моей партии. Но когда она будет отыграна, от этой мрази не останется и дюйма живого мяса.
Я распилю его грудную клетку и выжгу сердце, пока он еще будет в сознании. Перед этим заставлю медленно истекать кровью в моем подвале. Может быть, я начну со сдирания кожи? Кожу неприятно отделять, но что поделать.
Справедливое наказание за то, что он, блядь, убивает, вероятно, лучшее создание на этой планете.
Элеонор выпрямляет плечи, а затем тихо отвечает:
– Я размышляю над поступлением в Королевский колледж музыки.
– Или на юридический в Оксфорд, – дополняет Маркус, проводя рукой по гладко зачесанным темным волосам. – Я беседовал с мистером Берком, ее готовы взять уже в следующем году.
Моя мать хмурится.
– Но она должна окончить Кингстон.
Люди и чужие проблемы мне абсолютно безразличны.
Однако что-то не дает мне покоя.
Неестественность ее зажатых движений. Пустой взгляд, направленный в середину стола. Никто не замечает, что ее дыхание замедляется до ненормального ритма.
Элеонор уходит от меня. У нее приступ.
– Вовсе не обязательно. Элеонор уже исполнилось восемнадцать, – добавляет Смит.
После захватывающего инцидента с преследованием мышки мне в голову пришла идея, которая включала в себя изматывающую двойственность. Я бы мог извращать Эль в облике незнакомца, тогда как моя реальная личность станет показателем идеального ванильного мальчика, а потом я бы использовал ее против собственного отца.
И хотя я никогда не отказываюсь от своих планов, Эль обладает странной способностью рушить их, даже не пытаясь.
Она превратилась в тень у всех на глазах, и никто, блядь, не заметил.
Не трогай ее.
Не трогай ее.
Не трогай ее.
Мать твою, к черту.
Я уже начинаю вставать со стула, но тут к Эль подходит официант и ставит перед ее носом салат, возвращая девушку в сознание. Она делает глубокий вдох, нервно заправляя каштановую прядку за ухо.
– О, вы… – лицо официанта вытягивается, когда он замечает ее слуховой аппарат. Черный. Видимо, под цвет ее платья.
Прежде чем убрать посуду, улыбчивый парень делает несколько движений рукой. Это «BSL» – жестовый язык, используемый глухими и слабослышащими в Великобритании. Я знаю, потому что когда-то учил его.
И этот ублюдок сказал ей, что она очень красивая.
Эль замирает. Краснота медленно ползет по ее лицу и сосредотачивается на шее, пока за столом повисает пауза.
– О боже… – бормочет моя мать, рассматривая девушку так, будто она, блядь, заразная. – Маркус, почему ты не сказал мне? Но про какую консерваторию может идти речь, если Элеонор…
Она не заканчивает фразу. Мои мышцы напрягаются, и я чувствую ярость, одновременно понимая, что веских оснований для этого нет. Элеонор – всего лишь временное развлечение, попытка развеять скуку и небольшой пазл в схеме. Ничего больше.
– Вы уволены, – гремит Маркус.
– Простите, сэр… что…
– Тебе лучше убраться с моих глаз, пока я не заставил охрану вышвырнуть тебя на улицу.
Мое периферийное зрение фиксирует быстрый уход официанта, но на самом деле я не смотрю ни на кого кроме нее. Эль не дышит и не шевелится. Она словно застывшая статуя – ни эмоций, ни дыхания, ни боли.
Пока тупой маленький ублюдок, который сидит за соседним столом, не тычет в нее пальцем, произнося писклявым голосом:
– Мама, она немая?
Элеонор вздрагивает, как от сильного удара, а затем сжимает салфетку, чтобы скрыть дрожь в руках.
– Извините. Думаю, мне стоит… Я скоро вернусь.
Ее лицо ничего не выражает, а голос звучит безжизненно. Она медленно встает из-за стола и практически бегом движется к выходу.
После секундной заминки я иду следом.
Потеряв ее из виду, я допрашиваю персонал, а затем нахожу ее во внутреннем дворе отеля – темном и холодном куске улицы, скрытом от лишних глаз. Эль как будто бы заранее знала, куда идти, чтобы спрятаться.
Она делала это раньше?
Не трогай ее.
Элеонор сидит на корточках в самом углу. Темные волосы рассыпались по плечам, скрывая ее лицо. Мне приходится подойти ближе, чтобы рассмотреть, что она делает. Кажется, ее не заботит ни моросящий дождь, ни холодная погода.
– Привет, дружок, – бормочет она тихо.
Я выхожу из-за темного угла. Шорох камней под моими ботинками заставляет ее обернуться, и тогда я замечаю маленькое пушистое существо, свернувшееся на ее коленях.
Котенок. Она разговаривает с гребаным котенком.
– Ты… – она поджимает губы и поднимается на ноги, прижимая кота к своей груди. – Почему ты пошел за мной? Тебя подослали родители? Я скоро вернусь, дай мне несколько…
– Я здесь не из-за твоей семьи, Элеонор.
Ее голубые глаза светятся даже в темноте, и я хочу запустить руку в ее мягкие волосы, чтобы притянуть ее лоб к своему.
Но я останавливаю себя.
Держу руки в карманах. Практически не двигаюсь.
Не трогай ее.
Не трогай ее.
Блядь, не трогай ее.
Складка между ее тонких бровей становится глубже.
– Ты не мог бы оставить меня одну?
– Ты дрожишь.
Она открывает губы, словно не веря в то, что услышала. Я делаю небольшой шаг вперед. Медленно, неторопливо – так, чтобы она не захотела уйти от меня на глубину своего разума.
– Какую игру ты затеял, Аарон?
Я замираю, застигнутый врасплох своим именем, произнесенным этим прекрасным голосом, а затем снимаю пиджак и накидываю одежду на ее хрупкие плечи, стараясь не вдыхать ее сладкий запах.
– С чего ты взяла, что я играю с тобой?
– Я не идиотка. Я знаю, что ты вытворял в «Дьяволе». И извини, но ты не похож на джентльмена и хорошего мальчика.
«Я знаю, что ты вытворял в Дьяволе»? Блядь, пожалуйста, скажите, что она следит за мной. В этом случае, после нашей слащавой фазы я трахну ее так заботливо, как только могу.
– Не волнуйся. Я не причиню тебе вреда.
Пока что.
Иначе она узнает меня. Мне даже пришлось имитировать отвратительный американский акцент, и я не собираюсь жертвовать своими планами ради минутного удовольствия.
– Уходи.
– Ты хочешь вернуться? – спрашиваю я, смотря на нее сверху вниз, потому что ангел едва достает до моих плеч. Твою мать, почему она такая крошечная?
Элеонор вскидывает подбородок и прищуривается, несмотря на то что до сих пор едва дышит, а я делаю все возможное, чтобы не улыбнуться.
– Ты совершенно не умеешь вести диалог.
– Я предлагаю варианты. Либо я возвращаюсь вместе с тобой, либо отвожу туда, куда ты захочешь.
На самом деле она уже едва держится на ногах, находясь на грани истерики, и у мышки есть примерно минута, чтобы ответить мне согласием, иначе я насильно запихну ее в свою машину.
В очаровательных светло-голубых глазах мелькает замешательство. Кот в ее руках начинает тревожно мяукать, и Элеонор сдается.
– Ты мог бы отвезти меня на Вулвич-Роуд?
Примечание:
Одержимость – полное и всеобъемлющее подчинение разума человека чему-то, какой-либо мысли или желанию.
Глава 9Интеракция
«… Я в углу твоей клетки,
Тушь струится по моему лицу.
Дверь открыта, но я остаюсь на месте»
Лондон, Англия.
Тень.
При виде огромного «Мерседес-Бенц» я делаю медленный вдох.
Сложно представить, насколько же было безумно довериться Аарону-мать-его-Кингу, но у меня нет другого выбора.
Либо я сажусь в эту проклятую машину и позволяю ему довести меня до безопасного приюта для животных, где я смогу осмотреть бедного кота, а затем забиться в угол. Либо я ловлю кэб и молюсь, чтобы я не отключилась перед незнакомым человеком.
Иисус, я действительно выбрала Кинга, а не незнакомца-водителя? Должно быть, я спятила.
Я пытаюсь сохранять гребаное спокойствие, когда парень проводит пятерней по своим светлым волосам, а потом, слабо улыбаясь, кивает в сторону переднего сиденья.
– Садись, – говорит он тоном, который может поставить на колени.
Этот подонок умудрился перекрыть Пикадилли-стрит, поэтому звуки сигналящих машин вокруг нас просто тошнотворны.
– Я сяду сзади.
Предотвращение последствий аварии и все такое.
– Садись в машину, Элеонор.
Он преграждает мне путь и придерживает переднюю дверь, как самый настоящий джентльмен, но я знаю – это последнее слово, которым можно описать Аарона.
Я поджимаю губы.
– Почему я не могу сесть сзади?
– Потому что там лежат мои вещи.
В его карих глазах загорается странная эмоция. Я делаю все возможное, чтобы не поежиться, и, сдавшись, быстро сажусь в машину. Он возвращается на водительское место, заводит двигатель, а затем поворачивается в мою сторону.
Он смотрит на меня всего пару секунд, но по какой-то причине я начинаю тяжело дышать, пока он внезапно не наклоняется ко мне.
Мое сердце пропускает удар, глухо отдавая болью в грудной клетке. Что, черт возьми, он…
– Не так уж и трудно слушаться, верно? – Аарон застегивает мой ремень безопасности и улыбается.