Акцентор — страница 21 из 62

Черт возьми… Только не целуй, не целуй… не целуй больше.

А затем он легко отстраняется.

Я настолько дезориентирована, что мне приходится приложить невероятное усилие, чтобы привести мысли в порядок.

– Идем.

Моя грудь тяжело поднимается и опускается, словно я пробежала какой-то марафон.

Я удивляюсь, как меня до сих пор не поглотила паника, когда сумасшедший ублюдок обходит свой роскошный спортивный автомобиль, издающий угрожающие звуки во время движения, открывает дверь и протягивает мне руку, словно истинный джентльмен, хотя это явно не соответствует действительности.

– Ты поужинаешь со мной?

Я скрещиваю руки на груди, отказываясь идти в замок Волан-де-Морта, и открываю рот, чтобы послать его к черту, а потом вскрикиваю.

Мир переворачивается с ног на голову, когда меня с пугающей легкостью вытаскивают из салона и бросают через плечо, словно я гребаный мешок. Один из звукоусилителей выскальзывает из моего уха, но я ловлю его, прежде чем он успевает упасть на землю.

Я пытаюсь сформулировать хотя бы одну отрезвляющую фразу, придумать хоть что-то, однако это трудно, учитывая то, что мои мозги превратились в желе, а тело переполнено яростью.

Фонари вспыхивают один за другим, когда мы приближаемся. Огромные зеленые деревья создают целую аллею, среди которой прячутся призрачные статуи ангелов. Есть даже пруд, выложенный множеством каменных чаш с цветами, беседка и лабиринт.

– Ты затихла.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь найти более удобное положение. Его тяжелые ботинки касаются лестницы.

– Мои мышцы затекли. Отпусти меня… пожалуйста.

Он ставит меня на ноги, прижимая к входным дверям. Моя голова кружится, а сердце колотится, как ненормальное. Его рука поднимает мой подбородок, я вынуждена смотреть на него прямо, даже когда мои ногти впиваются в ладони.

Под ярким освещением его глаза неожиданно светло-карие, теплые, напоминают темный мед и осень, светятся золотом в пустоте, пока я стараюсь дышать размеренно, но у меня не получается.

Даже близко нет.

Особенно когда его голова в капюшоне склоняется ниже, а холодные пальцы медленно массируют мой затылок.

Контролируй дыхание, Элеонор. Давай же.

– Сейчас я поцелую тебя, – его голос понижается. – Если я сорвусь, советую бежать в сторону лабиринта.

– Ты не будешь…

Прежде чем я успеваю закончить фразу, он наклоняется и прикусывает мою нижнюю губу. Затем он сжимает мои волосы на затылке и целует меня с яростью и страстью, которая проникает до самых костей.

Боже.

Это не происходит на самом деле… Это не… Я крепко зажмуриваюсь.

Он целует меня со вкусом мяты и собственничества, как будто он уже владеет мной. Наказывая меня. Поощряя меня.

Он снова кусает, так сильно, что слезы жгут мои глаза, и я задыхаюсь в поцелуе, пока не ощущаю нашу кровь на языке. Его губы безжалостно подчиняют мои, заставляя каждый дюйм моей кожи пылать в адском пламени.

Вот он – второй круг ада.

И это… невероятно.

Я чувствую его язык, бешеное сердцебиение под своими ладонями – он снял куртку в машине, оставшись в толстовке.

Мое тело сотрясается от дрожи. Будто я вот-вот разорвусь от силы ощущений.

Этот поцелуй – хуже, чем любая извращенная пытка.

Я неуверенно скольжу ладонями по его груди, пока он тянет меня за волосы, чтобы углубить поцелуй до критической точки. Восхитительная дрожь пробегает по моей спине, и я издаю тихий стон, сразу же сожалея о своей несдержанности.

Как только парень слышит этот звук, он медленно ослабляет хватку и отстраняется.

Я задыхаюсь, наконец добравшись до воздуха.

Святой. Черт.

Моя диафрагма бешено поднимается и опускается, а рука инстинктивно тянется к губам, где пылают укусы, причиняющие боль.

Его карие глаза темнеют до пугающего оттенка.

– Надеюсь, теперь мы внесли ясность, Элеонор, – его голос бездушный, с примесью больной одержимости. Он с нажимом проводит пальцем по моей опухшей губе. – Ты принадлежишь только мне. Ты вся моя. Без ограничений.

Кровь затапливает щеки, лицо, шею, грудь… Я горю буквально везде.

Черт меня побери.

Меня поцеловал дьявол. И мне понравилось.

– Ты чувствуешь это, маленький ангел? – он толкает меня к каменной стене, физически невозможно игнорировать его огромную эрекцию. Заряженный воздух можно резать ножом, пока я не могу совладать с собственным дыханием. – То, как сильно я хочу тебя трахнуть. Мне нравится, когда ты дрожишь и сладко стонешь в мой рот, как самая хорошая девочка, которая нуждается в твердом члене. И что же мы будем делать, мм?

Его рука все еще сжимает мое горло, отслеживая ритм пульса.

– Почему ты молчишь? У тебя нет идей? – он склоняет голову, наслаждаясь тем, что я не могу бороться.

Я вцепляюсь в его руку ногтями, но он не реагирует. На самом деле, это забавляет его еще больше.

Он медленно тянет за молнию куртки, следя за ее движением. То, с какой скоростью он переходит от нежности к этому. И то, как лихорадочно горят его глаза. Все это сводит меня с ума.

– Ты должна понять, что мы сделаны из одной материи. Ты и я, – он залезает под ткань моего кашемирового свитера и сжимает сосок через тонкий бюстгальтер. Я вскрикиваю от боли. Моя грудь становится невероятно чувствительной, и он медленно начинает крутить соски.

– Только посмотри, как твое тело любит меня. Давай сбросим пыль с твоих глупых и скучных убеждений, а затем посмотрим, насколько твои фантазии извращенные. Ты уже промокла, ангел?

Он дает мне больше воздуха, и я делаю глубокий вдох, прежде чем прошипеть:

– Это гребаное насилие. Отвали от меня, ты больной ублю…

Мой сосок скручивают сильнее. Я вскрикиваю и задыхаюсь, когда болезненное удовольствие начинает течь по моим венам.

Господи, я ненормальная.

Я абсолютно и совершенно ненормальная.

– Как невежливо, детка, – его губы дотрагиваются до моей щеки, а затем кусают за челюсть. – Почему ты ведешь себя, как плохая девочка? Тебя не учили, что нужно быть вежливой с тем, кто скоро подарит тебе охренительный оргазм?

Пульсация внизу становится просто невыносимой. У меня все покалывает и ноет, и хуже всего то, что я чувствую, как мои трусики намокают.

– У тебя поднялась температура, это из-за меня? Понимаю, твоя тугая киска желает обхватить мой член, но мне придется хорошенько растянуть тебя, чтобы он поместился. Расстегни джинсы.

Смущение затапливает каждый дюйм тела, пока он мучает мою грудь. Он щиплет твердые соски, крутя их между пальцами.

Боже-мой-пожалуйста. Я хочу исчезнуть.

– Ты будешь моей хорошей девочкой?

Его рука снова ослабляет хватку, и я рычу, сгорая от злости и возбуждения:

– Катись в гребаный ад.

Он откидывает голову назад от смеха.

– Я впечатлен. Только бросать мне вызов – опасная игра, Элеонор. Но ты любишь играть в игры, не так ли?

Он вжимает меня в стену так сильно, что мое дыхание обрывается, а затем, продолжая жестоко обращаться с моими сосками, кусает в изгиб шеи и плеча, отчего я кричу.

– Громче, Элеонор, – шепчет он мрачно. Его язык проводит от укуса к уху, я чувствую, как лишаюсь еще одного слухового аппарата. Вокруг моментально воцаряется вакуум, мое сердце пропускает удар. – Пожалуйста, будь громче, – шепчет он гораздо тише, завороженно. – Блядь, эти прекрасные крики… придают яркости твоему ангельскому воплощению. Ты хочешь, чтобы я закончил?

Я практически утратила слух. Я напугана. И напряжена до предела.

– Да, – отвечаю я, почти не слыша себя.

– Тогда слушайся.

Тусклый свет уличных фонарей заливает его пугающую маску. В карих глазах больше нет ни теплоты, ни золота – там сплошная, засасывающая в преисподнюю темнота.

Мои дрожащие руки тянутся вниз. У меня далеко не с первого раза получается расстегнуть пуговицу и потянуть молнию, но, в конце концов, я делаю это. Маниакальный взгляд обжигает мою кожу, и я чувствую, как мое лицо превращается в сауну.

Я вижу это совершенно четко. Ему нравится наблюдать за мной. Отслеживать каждую эмоцию – особенно те, что связаны со стыдом и возбуждением.

– Умница. А теперь сделай вдох.

Возможно, я неверно прочитала по губам, и все же испуганно спрашиваю:

– Зачем?

Одна его рука резко сдавливает мое горло, в то время как другая опускается ниже. Я напрягаюсь.

Я никогда еще не была так напряжена и возбуждена одновременно, а еще я не дышу и не двигаюсь, когда его длинные пальцы останавливаются на расстегнутой молнии, а затем легко проникают под трусики и показательно медленно скользят по моим мокрым складкам.

Меня будто простреливает током. Матерь божья.

Уголки его губ приподнимаются. Он наклоняется и говорит мне прямо на ухо – так громко, чтобы я услышала:

– Мой ангел течет для меня. Это превращается в религию.

Я больно кусаю губу, отворачивая голову.

Черт. Я хочу исчезнуть.

Его палец пробирается дальше, скользит по входу, собирая влагу. О… боже…

– Давай выясним один момент: что заставило ангела возбудиться так, что он испачкал свои бедра и заливает мою руку, – тяжелый запах отбеливателя делает атмосферу еще более темной и зачарованной. Я буквально тону в нем. – Грязные разговоры или асфиксия?

Я собираюсь ударить его между ног, но его сила слишком велика, и он быстро сдвигает нас так, что я не могу пошевелиться. Но его длинные пальцы могут.

Они кружат возле входа, гладят набухшие складки, кружась возле клитора, но не касаясь его – и я буквально молюсь, чтобы они так и не коснулись его, иначе я кончу в эту же секунду, а я не хочу радовать этого подонка подобным зрелищем. Я уверена, его зловещая улыбка достигнет пугающего предела, когда он увидит, как я распадаюсь на его пальцах.

– У моей девочки есть кинки, ну разве это не очаровательно? Мм, вероятно, еще следует рассмотреть принуждение и подчинение. И тот факт, что ты любишь, когда тебя хвалят, – его пальцы крепче сжимают мою шею, он целует меня в щеку, а затем зло усмехается: – Элеонор, твой пульс участился, – он насильно поворачивает мою голову, заставляя посмотреть на него, а затем его губы произносят: – Я становлюсь зависимым.