Она пытается скрыться от меня в огражденном куске леса, но быстро понимает, что попала в ловушку, и движется в сторону поместья, виляя по лабиринту, как безумный кролик.
Пожалуй, я достаточно дал ей побегать, не так ли?
Легко, очень легко, я настигаю ее у самого выхода из садовой ограды и аккуратно дергаю за волосы. Выражение лица Элеонор меняется на маску абсолютного ужаса, пока я наслаждаюсь этим охренительным синим оттенком, окружающим ее расширенный зрачок.
– Хватит, – шепчет она, задыхаясь. Ангел пытается убежать, но я заслоняю ей путь.
Мои два шага вперед.
Ее три шага назад.
– Я больше не могу, – ее подбородок дрожит, а по розовым щекам катятся слезы. – Прекрати.
– Прекратить что?
Я могу поймать ее в одно мгновение, но мне нравится этот тихий и дрожащий тон ее прекрасного голоса.
Она сжимает губы, пятясь назад. За ее спиной широкий прямоугольный фонтан, огражденный низкими каменными бортами и мраморными статуями, из которых льются струи воды.
– Прекрати смотреть на меня… так.
– Как я смотрю на тебя, Элеонор? – мой голос понижается. Я делаю очередной шаг вперед.
Она не отвечает. Дрожит, тяжело дышит, и все же уходит от меня.
Неправильный выбор.
– Не стоило этого делать.
Мои мышцы напрягаются, и я делаю все возможное, чтобы не наброситься на нее, но вид живой, по-настоящему живой Элеонор сводит меня с ума. Ее волосы струятся как расплавленный шоколад, лунный свет делает ее бледную кожу еще более нереальной, а ее потемневшие глаза…
Блядь, к черту контроль.
Я бросаюсь вперед, заставляя Эль пошатнуться, но мои руки, подхватывают ее, прежде чем она падает на камень.
Ее испуганный вздох разрезает воздух, за которым следует крик. Я заставляю ее лечь прямо на выступ фонтана, а затем сажусь ей на талию и, достав нож, начинаю медленно резать ткань ее легкого свитера вместе с тонким белым бюстгальтером. Белый. Я облизываю губы.
Видеть ее полуобнаженной, наблюдать взгляд с расширенными зрачками, чувствовать ее мокрую киску – все это срывает мой предохранитель.
Элеонор замирает, как делает это в случае сильных эмоций, позволяя мне провести пальцами по ее молочной коже, по упругой груди и розовым твердым соскам, которые приветствуют своего хозяина. В следующий раз я трахну ее сиськи.
Я веду ножом по ее животу, и она вздрагивает.
– Отпусти меня.
– Разве я тебя держу? – я наклоняюсь, чтобы поцеловать мокрую дорожку, бегущую по ее виску. – Блядь, Элеонор… я сейчас умру от того, насколько ты красива. – Я оставляю еще один поцелуй на порозовевшей щеке. – Почему ты такая особенная? – И шепчу прямо в губы, сжимая хрупкие запястья над ее головой: – Ответь, почему?
– Я… тебя не слышу, – голос Эль хриплый и тихий. Удивительный.
Из-за полного помутнения я не сразу замечаю, что снова переключаюсь на британский акцент и говорю слишком тихо, чтобы она могла меня услышать.
А еще у нее начался приступ.
Элеонор страдает дереализацией и диссоциацией. Состояние, когда твое тело каменеет, мышцы твердеют, а разум расщепляется.
И сейчас она даже не борется со мной. Ну-ну, так не пойдет.
– Ты должна очнуться, – мой низкий голос атакует ее ухо.
– Я… не… здесь, – шепчет она тихо.
– Я знаю.
Я слизываю ее слезы, прохожусь поцелуями по всему лицу, укусами по шее, пока ее дыхание не становится менее поверхностным. Ее кожа слишком тонкая, завтра у маленькой мышки останутся следы, но разве это не очаровательно?
– Прежде чем я перейду к ужину, нам нужно обсудить правила, – продолжая удерживать Эль за горло, я сжимаю ее сосок, и она шумно вздыхает. Я снова наклоняюсь к ее уху и говорю достаточно громко, чтобы она меня услышала: – Знаешь, недавно в колонке «Нью-Йоркера» вышла статья от психолога, который писал про особенность отношений. Они иногда так очаровательны, эти людишки, не правда ли?
– Отпусти меня. Сейчас же.
Она смотрит на меня в упор, пытается прикрыть себя руками, и я улыбаюсь. Она снова со мной. Время приступа уменьшилось, в этот раз тело предало ее на три минуты. В ближайшем будущем я не позволю Элеонор уйти к ее демонам ни на гребаную секунду.
– Убери руки, ангел. Несправедливо лишать меня удовольствия.
– Слезь с меня.
– Мм, – мычу я, целуя родинку на ее тонкой руке. – Думаю, ты должна переехать ко мне.
Она читает меня по губам и встречает мои глаза своим злым взглядом.
– Сначала я пристрелю тебя.
– Если не хочешь, чтобы тебя жестко ебали, не говори того, что меня возбуждает.
Каждый дюйм ее тела розовеет. Гладкая кожа окрашивается в идеальный красный подтон, превращаясь в хаос мурашек. Я наклоняю голову и слежу за тем, как ее живот сжимается из-за моих прикосновений. Она действительно настолько чувствительна, что это сводит меня с ума.
– Тогда сделай это.
Все мое тело замирает, когда она хватает меня за подбородок.
Хриплый, неконтролируемый звук выходит из моей груди, я нависаю над ней, наблюдаю за ней:
– Если ты желаешь приручить меня, тебе нужно больше, чем это.
Она дрожит, но все равно держит меня в плену.
– Ты снимешь маску и скажешь свое имя. И мы не будем… делать это здесь.
– Ты играешь в опасную игру, ангел. Не советую ставить мне условия, – мои пальцы проводят по нижней части ее живота. Молния уже расстегнута, так что я просто стягиваю джинсы на бедра, и сгибаю ее ноги так, что они оказываются прижаты к груди, но до сих пор позволяют мне наслаждаться милым красным личиком.
– Не надо. Хватит…
Ее попытки бороться со мной просто смехотворны. Я подставляю ладонь под чистые струи воды, чтобы вымыть руку.
– Тебе нужно, чтобы за тобой гнались. Тебе нужно быть пойманной. Не будь лгуньей, Элеонор. Только посмотри на это, – я снова беру нож и легко разрываю тонкую ткань хлопковых трусиков, а затем передо мной открывается охренительный вид мокрой, набухшей и пиздец какой розовой киски. Твою мать, я хочу стереть свою память и увидеть это еще раз. – Ты вся течешь. Для меня.
Из моего горла вырывается глухой стон, когда я размазываю влагу по ее нуждающейся дырочке. Я пытаюсь сдерживаться, но не могу не ласкать ее киску мучительно, жестоко, так, что она извивается передо мной и рвано дышит, словно я до сих пор преследую ее в лесу.
– Хватит…
– Хватит? Ты уверена?
Ее спина выгибается дугой, я кружу по мокрому входу: не проникаю, просто глажу, играясь большим пальцем с ее пульсирующим клитором.
– Прекрати…
– Я не думаю, что мне стоит прекратить, Эль. Думаю, что ты хочешь кончить на мои пальцы. Или я не прав?
Она тихо стонет, а затем вскрикивает, когда моя ладонь ударяет ее между ног.
– Ты не получишь награду, пока я не услышу ответ.
Чем больше я касаюсь ее, тем сильнее становится моя одержимость. Холодный воздух целует ее кожу, я мучаю ее киску, но останавливаюсь каждый раз, когда она хочет кончить. Глажу складки, обвожу клитор медленными круговыми движениями, пока Элеонор течет на мою руку. Ей, должно быть, холодно, но я не позволяю ее коже соприкасаться с камнем. Ее задница приподнята, а спину защищает куртка.
Слабая отговорка, однако я не могу остановиться.
Я просто не смогу остановиться, пока она не прошепчет нужные слова и не распадется на мне.
– Последний шанс, ангел. Мне прекратить?
Блядь, она же не слышит меня и не видит мои губы.
Я нащупываю в кармане слуховой аппарат, который я украл из ее комнаты и надеваю на ее ухо. Что? Я говорил, что немного помешался. Ее киска становится неприлично красной и ужасно мокрой, превращаясь в кашу. Она прижимает свою руку ко рту, чтобы сдержать звуки. Я глажу ее вход, вхожу на пару сантиметров, слегка растягивая стенки.
– Элеонор… – требую я, целуя коленную ямку. Нет, не требую, молю: – Скажи это. Скажи, что ты хочешь этого…
Тихий шепот проникает в мою голову, заставляя меня задохнуться:
– Да… Пожалуйста.
Я поднимаю ее ноги еще выше, таким образом, чтобы ее киска оказалась прямо возле моего лица. Кусаю за бедро, провожу языком по коже, вдыхая в себя ее запах.
– Привет, милая, – шепчу я. – Теперь мы будем видеться часто.
– Я больше не могу… – Эль плачет и смотрит на меня так, словно я гребаный Бог.
Правильно, малышка. Я твой гребаный Бог.
Два моих пальца проникают в нее одновременно. Прекрасный звук ее криков ударяет меня прямо в грудь. А затем Эль стонет, когда я обвожу языком ее клитор, пока мои пальцы медленно трахают ее дырочку.
Я чувствую, как ее влага заливает мой рот, но я слизываю каждую каплю, наслаждаясь ее громкими звуками.
Элеонор умудряется сорвать с меня капюшон и схватить за волосы:
– Пожалуйста…
Господи-блядь-твою-мать.
Кто бы мог подумать, что я полюблю оральные ласки. Если ее пальцы окажутся на моем члене, я кончу. Блядь, у меня даже может быть сухой оргазм.
Я засасываю ее клитор и растягиваю сильнее, отчего Эль задыхается с каждым вдохом и выдохом.
Сначала ее тело сжимается, а потом она сотрясается, пока ее киска пульсирует и сжимает мои пальцы.
– Хорошая девочка, – мой голос грубеет, опускаясь до пугающей грани. Я лижу Элеонор до тех пор, пока она окончательно не успокаивается.
– Господи, – бормочет она, закрывая лицо.
Я задираю ей джинсы, обхватываю ее подбородок и целую в губы, позволяя Элеонор ощутить собственное возбуждение.
– Вот что значит освобождение, ангел. Помни об этом, когда будешь отрицать свою сущность.
Я перетаскиваю Эль на свои бедра. Она молчит, позволяя мне пожирать ее рот. Иисус, эта девушка…
– Как ты себя чувствуешь? – хриплю я.
Возможно, я переусердствовал. Мы до сих пор сидим на фонтанной чаше, но мне все равно. Я готов сидеть здесь целую вечность, если она позволит мне и дальше обнимать ее.
– Я чувствую себя так, будто меня бросили в ад.
Ее лицо утыкается в мое плечо, и я смеюсь, пропуская между пальцев ее мягкие волосы.