Он смеется, моя кожа нагревается. Господи, могла я сказать что-то более разумное?
– Тебе не понравится то, что ты увидишь.
Я молчу несколько секунд, прежде чем спросить:
– Ты так и не скажешь мне свое имя?
– Нет.
– Рано или поздно я получу его.
Он целует меня в лоб.
– Я жду этого мгновения, ангел.
Лондон, Англия.
Тень.
«D».
Вот дерьмо.
Я снова проверяю документы с оценками, но они остаются неизменными. По этой причине на моих пальцах образовались мозоли от изнурительных уроков музыки, потому что мой разум засасывает меня на самое дно.
– Что с тобой происходит, Элеонор Смит?
Вопрос Эммы чуть не выбивает почву у меня из-под ног.
В моих руках телефон и напитки из «Старбакс», а на сгибе локтя висит пакет со свежими круассанами. Первое, что я слышу, когда захожу в гостиную Эммы, – это ее недовольный голос и разговоры из фильма, транслирующегося по проектору.
Эмма всегда хотела жить в отдельном доме неподалеку от Кингстона, потому что синонимы этой девушки – роскошь и помпезность. Ее любимый лондонский таунхаус находится рядом с Букингемским дворцом и Сент-Джеймсским парком, обставлен в стиле французского ренессанса и имеет огромную гардеробную со всеми люксовыми брендами, потому что у Эммы Кларк зависимость от торговых марок.
Но ее мама – политик, и это означает соблюдение определенного ряда условий, самое важное из которых: не выделяться. Я понимаю, эта рыжая девушка едва ли могла претендовать на подобный статус, но она делала все возможное, чтобы помочь миссис Кларк. Несмотря на футболку с красной надписью: «Маленькая грудь, но большие мечты».
Кэт присоединяется к нам в гостиной. Она одета в белые пижамные шорты и толстовку с логотипом Кингстона. Ее глаза слегка покрасневшие – то ли от подготовки к тесту, то ли от того, что она всю ночь провела за чтением грустных романов.
– Я рада, что мы собрались все вместе. Не стоит так усердно заниматься из-за конкурса, Эль. Я соскучилась по тебе.
Эми смотрит на меня, сощурив зеленые глаза, пока я стараюсь сохранять спокойствие.
Что со мной происходит? Я сажусь на диван и с раздражением тру переносицу указательным пальцем.
Гребаный сталкер чуть не забил насмерть четверых парней у меня на глазах, потом похитил меня, заставил участвовать в игре «охота на людей», а потом трахнул языком и пальцами. Его подарки каким-то волшебным образом оказались в моей комнате, и в последнее время я даже не могу нормально дышать, потому что я ужасно напряжена.
– Я взяла на себя слишком большую нагрузку, – отвечаю я девочкам, заставляя себя подарить им очередную полуправду.
Эми оценивает меня с ног до головы, передавая Мари – младшей сестре Катерины – попкорн. Миссис Рид, как и мой отец, прибыли в Кингстон ради собрания учредителей, и Мария напросилась остаться с нами на ночевку.
– Что это у тебя? – Эмма указывает на пластырь на моей шее.
Боже. Просто сохраняй спокойствие, Смит. Умоляю тебя.
– Меня кто-то укусил.
Что? Хоть об этом не нужно лгать.
– Хью – такой секси! – громко восклицает Мари, забирая на себя все внимание.
Я облегченно вздыхаю, а Кэт хмурится:
– Тебе лучше взять свои слова назад, девочка.
Мой телефон вибрирует.
Папа: Перезвони мне. Сейчас же.
Мои пальцы замирают на экране, я долго размышляю над ответом, пока не решаю не отвечать вовсе.
– Но Кэтти, – хнычет Мари, чьи волосы еще белее, чем у ее старшей сестры: – Хью Грант невозможно горяч, и я не понимаю, почему Бриджит выбрала Марка Дарси, а не его.
Я едва ли не закатываю глаза, тихо смеясь. Почему каждая наша встреча так или иначе затрагивает «Дневники Бриджит Джонс»? Мы что, изобрели новую религию?
– Хью – слишком старый, дорогуша, – Эми хлопает Мари по плечу.
– А он? – младшая сестра Кэт достает свой телефон, а затем показывает нам фотографию. – Я выйду за него замуж, – Мари смущенно улыбается, тыча пальцем в ледяную физиономию Чона.
Я так обескуражена, что теряю дар речи… в отличие от Эммы:
– Иисус Христос, за этого скользкого муда…
– Эмма, – перебивает Катерина, нахмурившись.
– За этого скользкого змея. Я хотела сказать, что мистер Мудила Хван не самый лучший выбор, детка.
Я смотрю на Эми с осуждением, пока она усмехается.
– Что? Нужно называть вещи своими именами. Мари, давай-ка я покажу тебе другие выгодные варианты. Тебе нравятся вайбы голден ретривера?
– Эми. Ей десять, – напоминаю я.
– Как ты нашла его фотографию? – спрашивает Кэтти.
Мари пожимает плечами.
– Легко, ты на него подписана. Кстати, я тоже на него подписана и лайкнула все его посты.
Катерина на секунду замирает, а потом прячет лицо в ладонях и стонет. Громко. Эмма предпочитает сменить тему, чтобы избежать микроинсульта Катерины:
– Ты готова к выступлению, Эль?
– Эмм… да. Думаю, да.
Нет.
На самом деле мое состояние крайне дезориентировано, и я надеялась, что время, проведенное с моими подругами, восстановит некоторый баланс. В последний раз, когда я держала скрипку на сцене, все закончилось провалом и кучей дерьмового отчаянья.
Я не способна ни петь, ни играть на публике, потому что с моей больной головой что-то не так. Папа осторожно пытается внушить мне мысль о том, что я дефектна и мне следует опомниться. Но в этот раз все будет по-другому. Я уверена.
Тик-так. Тик-так. Тик-так…
Я впиваюсь ногтями в ладони.
Все в порядке.
Я должна участвовать в конкурсе, победа в котором позволит мне заниматься тем, что я действительно хочу, а не тем, что мне навязали родители.
Мой телефон вибрирует от нового сообщения, а потом весь контроль просто… рушится.
Папа:Тебе лучше перезвонить мне, Элеонор, иначе я приму меры.
Девочки продолжают болтать о фильме, и мне приходится отвернуться к окну, чтобы спрятать от них свою реакцию.
Возьми себя в руки. Сейчас же.
Я провожу ладонью по лицу, пытаясь замаскировать дрожь в подбородке.
Стоит ли говорить, что моя выходка с исчезновением разозлила великого и ужасного Маркуса Смита? Не помогло даже то, что гребаный сталкер отправил сообщения отцу и девочкам с моего аккаунта, и, черт возьми, я хочу знать, как он получил к нему доступ.
Я стала настоящим параноиком и часто игнорировала отца, боясь, что он прочитает мои мысли. Или увидит то, что я стала любимой игрушкой какого-то сумасшедшего социопата.
Возможно, «исчезнувшая девушка из Элгина» – его рук дело. И да, я прочитала буквально все новости за последний год, которые были как-либо связаны с уголовными преступлениями.
Я не могу учиться, я не могу играть, я не могу думать ни о чем, кроме монстра, который после той ночи исчез из моей жизни.
В моей комнате и раньше обитали призраки прошлого, но сейчас кошмаров стало больше. Мне кажется, что он следит за мной, когда я учусь или когда я практикуюсь в музыкальном классе. Мне кажется, что он идет за мной по пятам, когда я возвращаюсь после работы в приюте. Мне кажется, что он в любой момент может забраться в мою постель и убить меня.
Но такие, как он, считают смерть слишком скучным результатом. Он предпочитает пугать людей, доводить их до грани, чтобы те рассказали ему самые тайные и грязные секреты.
«Я хочу тебя, ангел…»
Я кусаю губу, когда телефон в моих руках не прекращает вибрировать. В конце концов, я не могу избегать его вечно. Выйдя в другую комнату, я отвечаю на звонок:
– Привет, пап.
Он говорит лишь одно предложение:
– Выходи на улицу, Элеонор, – и звонок прерывается.
Мой взгляд падает на окно. Знакомая машина останавливается у входных дверей. Странное, липкое ощущение тревоги ползет по моему позвоночнику.
Я извиняюсь перед подругами, быстро собираю сумку, переодеваюсь и направляюсь к черному мерседесу, который ночью выглядит не иначе, как портал в ад.
В машине пахнет тяжелым парфюмом моего отца. Его лицо – непроницаемая маска, а его голубые глаза пугают, хотя снаружи он выглядит спокойным. Я впиваюсь ногтями в ладони, пытаясь стряхнуть странное чувство.
– Привет, – мой живот сжимается, когда я искусственно улыбаюсь.
Мистер Смит поправляет синий галстук и приказывает водителю:
– В «Блерви».
Дождь барабанит по лобовому стеклу. Отец больше не говорит ни слова. Я отворачиваюсь и вздрагиваю, когда звук грома рассекает воздух, а затем следует молния. Отель «Блерви» находится всего в сорока минутах езды от Кингстона и напоминает уединенное поместье, в котором обитают призраки.
Моя рука до сих дрожит, я пытаюсь приоткрыть окно, чтобы впустить в салон немного свежего воздуха.
Он мной недоволен. Это очевидно.
Из-за изматывающей работы в суде, из-за постоянных угроз и боязни совершить ошибку, главный судья Маркус Смит редко проводил со мной время. Он был строг, но в большинстве случаев он был добрым. Его трудно винить в подобном отношении, потому что восемь лет назад он лишился любимой жены. Мы разговариваем по телефону, проводим вместе праздники, и, пожалуй, мне этого хватало.
Вскоре водитель въезжает на огороженную территорию, и я пытаюсь воспроизвести остатки воспоминаний. Это было так давно? Тот же хруст гравия, те же старые деревья, тот же серебристый олень у входа.
– Отойди от нее, – приказывает женщина без лица.
Я прячусь за ее спиной, боясь подойти к отцу. Папа делает шаг, но она продолжает загораживать меня. Почему она так сильно дрожит?
– Уйди с дороги, – отец отталкивает ее, а затем больно хватает меня за локоть. Споткнувшись, я немедленно падаю. Жгучая боль вспыхивает в моем колене, и я начинаю плакать.
– Пожалуйста, отдай мне ее, – в словах незнакомой темноволосой женщины сквозит отчаянная молитва. Папа не слушает ее, он берет меня за руку и заставляет подняться на ноги.