Надев маску, я следую за ней по пятам, и, убедившись, что мы остались одни, мягко дотрагиваюсь до нее. Она вздрагивает и отшатывается, а затем делает шумный вдох.
Я убираю темную прядь за ее покрасневшее ухо, наслаждаясь ощущением прикосновения к ее бледной коже. Мягкий тембр ее нежного голоса бьет мне прямо в грудь:
– Ты не должен быть здесь.
Мне хочется закрыть глаза, попросить ее повторить сказанное, потому что я не слышал и не видел ее гребаную неделю.
– Разве не должен? Неужели ты не соскучилась по мне, ангел?
Контролируй себя.
Я обхватываю ее локоть и тяну Эль так, что она вынуждена прижаться ко мне всем своим хрупким телом. Серьезно, мне ничего не стоит сломать ее тонкие кости, поэтому контроль силы становится весьма утомительным.
– Отпусти или я закричу, – она толкает меня со всей силы, и я делаю небольшой шаг назад, чтобы она не напрягала запястья.
– Почему ты не смотришь на меня? И что, блядь, не так с твоим голосом?
Она продолжает избегать моего взгляда, ее щеки раскраснелись. Так не пойдет.
Контроль. Контроль. Контроль.
Мои легкие расширяются в скверной попытке не наброситься на нее. Она стоит рядом, от нее пахнет охренительными персиками и пыльными учебниками, и она словно успокаивается в моем присутствии, несмотря на то что ее губы дрожат, а тело напряжено.
Гребаный парадокс.
Эль замирает, а затем издает длинный выдох, когда я крепко обнимаю ее, приподнимая ее подбородок своим согнутым указательным пальцем.
– Посмотри на меня.
Прежде чем послушаться, она глубоко вздыхает, а потом этот красивый небесный взгляд пронзает мою душу. Он наполнен страхом, и я немного разочарован. Я думал, что мы прошли эту фазу.
– Я хочу уйти.
Уличные фонари подсвечивают бледное лицо, а глаза превратились в скучный лед.
– Ты боишься меня?
– Нет, – врет она тихо.
– Как легкомысленно. Давай-ка сузим варианты, – она вздрагивает, ее губы дрожат из-за моего жестокого голоса. – Либо ты подробно рассказываешь, почему ты снова превращаешься в жалкую тень, либо я останавливаю этап ухаживаний и сразу перехожу к тому моменту, когда мой ствол и член будут запачканы твоей кровью, – я наклоняюсь ниже, чтобы прошептать в ее слуховой аппарат: – Я буду менять твои отверстия без особого порядка, Элеонор. До тех пор, пока ты не потеряешь сознание, полностью забитая моей спермой.
Я слышу ее прерывистый вздох. Мой член твердеет, набухая до боли за считаные секунды. У меня слишком много больных извращенных фантазий, связанных с этой девушкой.
Я помешался. До безумия. Но мне нужна настоящий ангел, а не ее искусственная версия.
Она злится. Злость лучше ебаной апатии.
Искра возвращается в ее глаза с новой силой.
Это моя девочка.
Мы стоим вдоль длинной аллеи, окруженной густым лесом. На самом деле, меня не волнует, что нас может кто-то увидеть, но это волнует Элеонор. Я невольно задерживаю дыхание, когда она сама берет меня за руку и заходит в чащу, прячась среди деревьев.
– Может быть, мы должны начать с тебя? Ты должен рассказать мне собственное имя и что ты, черт возьми, хочешь от меня? Хотя, забудь. Меня это не интересует. Ты угрожал мне ножом, трахал рот пистолетом, ты запугивал меня, доводил до нервного срыва, заставляя выстрелить. Это ненормально. Ты совершаешь преступление, ты чуть не убил человека на моих глазах, а я веду себя как последняя идиотка. Господи… ты убивал раньше?
– Да, – мой голос спокойный, в отличие от ее.
– Дерьмо, – выдыхает она испуганно, а потом Эль, мать твою, отшатывается от меня, когда я хочу дотронуться до нее. – Ты говорил, что не хочешь делать мне больно.
Я убираю руки в карманы, чувствуя, как моя грудь вибрирует от смертельной энергии.
Контроль. Контроль.
Блядь, контроль.
– Я говорил, что не хочу убивать тебя, но не говорил, что не хочу сделать тебе больно.
Элеонор явно обескуражена.
– Ты мог хотя бы попытаться солгать.
– Зачем? Тебя бы это успокоило? Я никогда не буду врать тебе, Элеонор, ты должна полюбить мою темную сторону. Давай представим, что я из хорошей семьи и хочу пригласить тебя на свидание. Ты бы согласилась? Я бы стал настоящим принцем: писал тебе слащавые письма, дарил цветы и осмелился поцеловать только на пятом свидании, но знаешь, в чем вся суть, ангел?
Мой тон ожесточается. Я наклоняю голову, следя за ее эмоциями, и она замирает.
– Ты бы даже не обратила внимания. Ты отталкиваешь всех, кто хочет с тобой сблизиться, потому что тебе нужно совсем другое, – я делаю шаг вперед, заставляя ее прижаться спиной к дереву, пропускаю между пальцев темные пряди, наблюдая как блики играют в ее удивительных глазах: – Тебе понравилось убегать от меня. Ты стонала мне в рот после преследования. Ты, блядь, кончила, как самая плохая девочка, а потом пела так, как не пела никогда.
Она вздрагивает, когда я целую ее в щеку. Элеонор не осознает, что я утратил свой гребаный разум, и у нее нет ни единого шанса избежать последствий, но она должна думать, что у нее есть выбор. До тех пор, пока она окончательно не станет моей.
– Боже, ты действительно следил за мной в музыкальном классе. И крал мои звукоусилители. Но почему ты ни разу?..
Восхитительная дрожь проходит по ее телу, когда я обхватываю ее за шею, притягивая ближе.
– Не трахнул как следует? Я уважаю твое личное пространство, и мне нравится, как ты растворяешься в музыке. Я не видел ничего прекраснее этого зрелища, не считая твоей хорошенькой сжимающейся киски, конечно же.
Ее щеки краснеют сильнее, а затем краснота распространяется и на грудь.
– Я не это имела в виду.
– Давай, соври мне, Элеонор, – я наклоняюсь ниже. Мои губы находятся в опасной близости от ее рта. – Ты умница, ты очень умная, очень разумная. Скажи, что ты не думала обо мне, а думала об Аароне Кинге.
– Ты снова взломал мой чертов аккаунт, – она до боли кусает губу, чтобы скрыть от меня свою реакцию, и мой рот наполняется желанием прикусить ее сильнее. – Это ненормально. И противозаконно. Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь.
– Я имею право делать с тобой все, что захочу. – Вытащив свой телефон, я открываю ленту ее сообщений, а затем показываю Элеонор переписку. Она сжимает челюсть, когда читает то, что написано на экране. – На самом деле, это право принадлежит только мне, но, кажется, ты забыла об этом, мой милый ангел? «Я согласна на ужин в воскресенье». Разве это не очаровательно?
Она толкает меня изо всех сил, и, несмотря на то что она старается, ей не удается сдвинуться ни на дюйм.
Я понижаю голос, теряя терпение:
– Стой, блядь, на месте. И не вини меня за то, что произойдет, если ты попытаешься оттолкнуть меня еще раз.
Мои пальцы нежно гладят ее затылок, наслаждаясь мурашками на ее полупрозрачной коже. Запах персиков становится все более отчетливым, и я едва сдерживаю себя, чтобы не откусить от нее кусочек.
Охуеть, каннибализм?
Контролируй порывы, ублюдок.
Тонкая гневная линия появляется между ее бровей. Возможно, она боится, что я намерен убить невинного парня за то, что он хотел забрать мое. Как… интригующе. Наверное, не будь я им, я бы так и поступил, но Элеонор ничего не знает про мои пока что невинные игры, и от этого еще веселее.
– Ты такой придурок, – выдыхает Эль, ее голос сильный и требовательный. Дрожь в ее теле заставляет мой член затвердеть, а губы изогнуться в улыбке.
Ее руки медленно касаются моей маски, лаская подушечками пальцев открытый участок кожи, заставляют меня наклонить голову ниже, а затем она прижимается лбом к моему лбу и кусает мою губу.
Блядь.
Блядь. Блядь. Блядь.
Господи Иисусе. Это произошло на самом деле?.. Она сама меня поцеловала? Укусила, но это считается поцелуем, не так ли?
У меня возникает безумное желание повалить ее на землю, обхватить рукой ее горло и трахать в грязь до тех пор, пока она не потеряет свой прекрасный голос от протяжных, изнурительных криков. Клянусь, мой член готов порвать джинсы, но мне слишком интересно, что будет дальше, поэтому я замираю и позволяю ей исследовать меня своими изящными пальцами.
Она опускает ладонь ниже, осторожно скользя под толстовку, а потом еще раз касается моих губ.
– Что ты делаешь? – мой голос хриплый и низкий – обычно предназначен для тех, с кем я играюсь, избивая их почти до смерти, но она даже не вздрагивает.
Вместо этого она, блядь, шепчет мне в рот:
– Ты внимательно меня слушаешь?
Я медленно киваю.
– Почему ты пропал почти на две недели?
– Не на две. На неделю, три дня и девять часов. Пиздец, какие долгие девять часов, ангел. И я был в Лондоне.
Она пытается сдержать улыбку.
– Почему ты называешь меня то мышью, то ангелом? Ты не можешь определиться с прозвищем?
Ее щеки краснеют, Эль неловко, но она все равно целует меня в уголок губ. Я вздрагиваю от ее прикосновения, и, кажется, скоро взорвусь нахуй.
– Очевидно, что ты говоришь и выглядишь как ангел, а еще ты хорошо бегала и пряталась. Мне понравилось.
– Ясно, – она резко выдыхает. – Ты бы мог позвонить мне.
– Ты бы взяла телефон?
Она кусает губу, искушая меня испачкать ее спермой.
– Это отвратительное оправдание. Ты действительно ужасный человек с манией величия. Преследователь. И убийца. И, наверное, я действительно спятила, если ждала хотя бы одного сообщения.
Мать твою, она ждала от меня сообщения. Я хочу съесть эту девушку. Какая-то часть меня мечтает извратить и испортить ее, но другая смертельно очарована.
Контролируй себя. Не пугай ее. Блядь, пожалуйста, только не спугни ее.
– Что бы ты ни собирался сделать с Аароном Кингом, даже не думай об этом. Ты его не тронешь, – приказывает она.
Я наклоняюсь ниже, едва касаясь ее сладких губ, и тихо смеюсь. Ее дыхание сбивается.
Конечно, я не трону Аарона Кинга. Моя внешность слишком впечатляющая, чтобы лишать человечество удовольствия наблюдать за мной.