Я делаю резкий вдох, каждое слово – это плеть, ударяющая по моей коже. Потому что я знаю, что он намного сильнее и быстрее меня, или потому что каждый дюйм моего тела наполнен энергией.
Я вырываюсь, но он дергает меня за волосы так сильно, что я вскрикиваю, едва не падая на пол от внезапного освобождения. Прежде чем он успевает схватить меня снова, я убегаю.
Его размеренные шаги ударяют по моим нервам. Изводят. Сводят с ума, но я не останавливаюсь и бегу так быстро, как только способно мое тело и даже больше.
Мне кажется, что я чувствую его тяжелое дыхание.
Вдыхаю опьяняющий запах монстра, который хочет насытиться разрушением.
Эмоции захлестывают мою психику тошнотворными волнами. И я бегу, слыша, как дьявол наступает мне на пятки.
Под каблуками хрустит разбитое стекло. Добравшись до злосчастного зала, я быстро отворяю дверь и выбегаю на улицу, чувствуя, как меня охватывает холод, но температура моего тела слишком высока. Бешеный адреналин пульсирует в крови, пока я, не оглядываясь назад, несусь по запутанному лабиринту, надеясь сбить его след.
Иллюзии кошмара воцаряются наяву.
Я почти вижу его тень, преследующую меня.
Слышу его тихий смех.
Я знаю, он близко, но я не сдаюсь, хотя мои легкие горят, а сердце больно бьется в горле. Зловещие звуки становятся все громче, будто кто-то выпустил демонов.
Я перепрыгиваю через мокрую траву и грязь, огибаю сломанные ветки, пока высокие живые изгороди сдавливают пространство. Постепенно я начинаю терять ориентацию. Лабиринт словно сужается и сужается, каждый вдох становится все труднее. Я чувствую, как мои ноги налились свинцом, но все же продолжаю нестись вперед, едва различая смазанную картинку перед глазами, а затем замечаю вход в оранжерею.
Я даже не услышала его.
В следующее мгновение меня хватают за талию и поднимают в воздух. Крик вырывается из моего горла, я пытаюсь вырваться, ударить его, но его силы слишком велики.
Его хриплый голос звучит как мрачное предзнаменование:
– Нашел тебя.
Он поднимает меня на руки, заносит внутрь и опускает прямо перед роялем, стоящем в самом центре цветочной теплицы.
Вся оранжерея утопает в зелени: сплошь оплетенные плющом, углы кажутся живыми; листья каскадом обвивают стекла, пропуская свет от уличных фонарей. А еще повсюду лютики. И розы.
Теплый влажный воздух, наполненный ароматом цветов и земли, едва проникает в мои легкие, пока я стою перед ним измученная, задыхающаяся и практически голая. В отличие от него.
Потому что он абсолютно спокоен. Не считая маниакального блеска в его глазах.
Обхватив себя руками, я медленно делаю шаг назад, напряженно наблюдая, как он следует за мной, а затем вздрагиваю, когда моя спина касается прохладной поверхности инструмента.
– Удивительно, – он аккуратно убирает прядь мне за ухо, проводит по слуховому аппарату. – Я видел ангела в куске мрамора. И резал камень, пока не освободил его[4].
– О чем ты говоришь?
По всему моему телу проходит дрожь, пока я пытаюсь совладать с паникой, вызванной темным сверкающим взглядом напротив.
– Об искусстве. О тебе, – у меня перехватывает дыхание, когда он наклоняется и, крепко обняв, зарывается носом в мои волосы. – Иногда ты похожа на ангела, – его шумный вдох… – А иногда на дьявола… – И ласковый поцелуй в шею. – Ты пробуждаешь во мне все самые темные стороны, Элеонор. Залезай на рояль.
– Ч-что?
– Тебе страшно?
Я сжимаю дрожащие губы, пока он улыбается, наслаждаясь моей реакцией.
Конечно, черт возьми, мне страшно. Все в нем пугает. Все. Эта безжизненная маска монстра, этот тяжелый взгляд. Он сумасшедший, и, кажется, я бесповоротно поддаюсь его безумию.
– Да.
– Замечательно, – его голос мрачнеет: – А теперь сделай то, что тебе сказали.
Меня трясет совсем не от холода, когда я протискиваюсь мимо него, скользя голой кожей по его толстовке, потому что этот мудак даже не удосужился отойти.
Адреналин от погони пропитал мои вены, и воздух здесь очень теплый, но я не могу согреться, чувствуя, как каждый дюйм моего тела гудит от напряжения.
Сев на банкетку, я поднимаю клап и медленно провожу рукой по клавишам. Мои пальцы дрожат. Я обнажена. Физически и эмоционально.
– Ты хочешь, чтобы я поиграла для тебя?
Он останавливается возле меня, облокотившись бедром об инструмент и убрав руки в карманы толстовки. Я морщусь, когда из-за случайного прикосновения несколько фальшивых нот доносятся до моего обостренного слуха. Забавно, не так ли? Я ведь тугоухая.
– Я сказал залезть на рояль, а не сесть на стул.
– Ты шутишь?
– Когда я шутил?
Острая волна возбуждения ударяет по низу живота, стоит ему всего лишь перевести взгляд на мою вздымающуюся грудь. Мои соски стоят твердыми пиками, а кожа покрыта тысячами мурашек.
Я не представляю, к чему приведет сегодняшняя ночь и до какой пугающей грани мы можем дойти.
Мне хочется сжать ноги и прикрыться, но его поступки жестоки и аморальны, потому что все, что он говорит, является неоспоримой аксиомой.
Я стала целью монстра, который хочет обнажить каждый участок. Оголить каждый нерв.
И каждый дюйм меня с радостью резонирует с его действиями.
Черт. Ты действительно больна, Эль.
– Непослушная девчонка, – он наклоняется, и его пальцы отнюдь не нежно сжимают мой подбородок. Я сильно кусаю нижнюю губу, чтобы не затеряться в нем окончательно. – Вот это взгляд… Теперь твои глаза потемнели и стали синими, ангел. Как и должно быть.
– Чего ты хочешь?
– Тебя.
Глупое сердце пропускает удар. Мое дыхание сбивается, а лицо пылает от смущения.
Я хочу убрать его руку, но вместо этого вцепляюсь ногтями в его запястье, когда он проводит большим пальцем по моей нижней губе.
– Ты потрясающая. Такая красивая, что мне кажется, тебя не существует. Но я чувствую запах твоего возбуждения, Элеонор. Он словно просачивается на мои пальцы…Или не словно? – Я дергаюсь, когда меня резко хватают за горло, а затем волосы на моем теле встают дыбом. Он раздвигает мои ноги шире и больно шлепает по киске, и я чувствую, как внизу становится мокро.
Смесь крика и стона режет воздух пополам. Господи…
Если бы не его сильная рука и тот факт, что я сижу на банкетке, я бы упала от резкого ощущения боли и сильной вспышки наслаждения.
Холодная ярость проносится по моим венам, превращая кожу в лед. Почему мое поврежденное сознание не сопротивляется?
– Залезай на рояль, Элеонор, – этот нетерпеливый хриплый тон его голоса чуть не заставляет меня кончить. – Пока мы не начали играть по моим правилам.
Я печально смеюсь.
– А сейчас мы играем по моим правилам?
– Разве нет? – он просовывает пальцы под мои трусики, собирая возбуждение, которое возникло в тот момент, когда его губы дотронулись до моей кожи. – Ты вся мокрая, Эль.
Черт… черт… черт.
Он ласково гладит мою киску, кружа вокруг клитора, но не дотрагиваясь до него. Но этого достаточно, чтобы мое дыхание стало отрывочным. У меня поджимаются пальцы на ногах. Он медленно обводит вход, а затем слегка проникает, и я давлюсь тихим вдохом, находясь под прицелом ледяного, бездушного взгляда.
Ярость впивается в мою кожу острыми осколками, смешиваясь с диким возбуждением.
А потом все прекращается.
Убрав руку, он выпрямляется и облизывает ладонь.
– На рояль, – его глубокий голос эхом бьет по нервам, как колыбельная Мрачного Жнеца. – Или мы вернемся к пистолету. Знаешь, моя любовь к оружию почти такая же сильная, как моя одержимость тобой. Я не буду против, если ты лишишься девственности от моей пушки, а не от моего члена.
Подонок.
Моя диафрагма бешено поднимается и опускается, я встаю со стула и использую его как опору, чтобы забраться на рояль и сесть на закрытую крышку. Важная часть меня протестует от подобного отношения с инструментом, но кого это волнует, правда?
– Отпусти ноги на клавиши, – приказывает он, когда садится передо мной на банкетку.
– Зачем? – спрашиваю я, с ужасом осознавая, что будет дальше.
Уголки его губ приподнимаются.
– Сегодня я буду играть тебе, ангел. А ты будешь петь.
Моя спина непроизвольно выпрямляется. Он хватает мои лодыжки и тянет их на себя, а затем снимает туфли, запачканные грязью и мокрой травой.
– Я не могу петь, – шепчу я, прикрыв глаза. – Не при тебе.
У меня обрывается дыхание, когда он медленно стаскивает каждый чулок, не забывая покрывать поцелуями чувствительную кожу, а затем стягивает с меня трусики. Я замираю, мои щеки горят. Теперь гладкая поверхность рояля ощущается особенно остро, потому что каждое прикосновение его губ сводит меня с ума.
– Ты сможешь, ангел. Что с тобой происходит?
– Ничего.
Я кричу, когда он оставляет еще один болезненный укус и выпаливаю:
– Черт, я больше не могу заниматься музыкой, ясно? Какая разница, если в итоге я стану глухонемой скрипачкой или… певицей, которая даже не может выступать на публике. Это… – я сглатываю слезы, мой голос прерывается: – Жалко. Я устала чувствовать себя жалкой.
Мои губы приоткрываются, когда темные глаза, сверкающие сквозь прорези маски, пытаются вытащить мою душу.
– Ты, блядь, совершенство, Элеонор. Я могу убить того, кто хочет превратить тебя в тень. Тебе достаточно только сказать мне.
Мой подбородок задрожал.
– Я справлюсь с этим сама.
– Очередная ложь. Но я могу вернуть тебе голос, – он не спеша встает и нависает надо мной, уперев руки в рояль. Мрачный злой шепот опаляет мои губы: – Скажи, что ты принадлежишь мне, маленький ангел.
Меня угрожали убить, я все время была напряжена, и его жестокие слова, вероятно, подействовали на меня разрушительно, и тем не менее я больше не слушаю свои инстинкты.
Вместо этого я шепчу:
– Я твоя.
От искренней широкой улыбки мое сердце останавливается.