– Верно, все же молчат. Ну кроме очаровашки Милгрэма. Кстати, он славный малый, когда-то работал с моим отцом.
Всего на секунду известная выдержка Чона трещит по швам:
– Когда-нибудь я убью тебя нахрен.
– Я тоже от тебя без ума, – я улыбаюсь, а затем понижаю свой голос, теряя всякую беспечность: – А теперь, блядь, сделай свою ебаную работу, Хван.
– Что вы?.. – кожа парня краснеет и покрывается потом: – Мой отец…
Он затыкается, когда я подхожу к нему ближе и наклоняюсь, его маленькие глаза расширяются. Обожаю этот сладкий миг осознания: когда кто-то понимает, что из-за своего длинного языка он может быть покалечен. Или похоронен под землей.
– Что твой отец, милый? Разве он здесь есть или я хвастаюсь своим? Или ты хотел сказать, что я позволяю себе лишнего?
Он качает головой в бешеном ритме, как болванчик. Улыбнувшись, я выпрямляюсь и окидываю взглядом весь зал. Шестеро. Я займусь двумя, Чон – остальными.
– Вынужден попросить вас удалиться, кроме мм… Вас, мистер Роузинг, – все вздрагивают, когда я указываю пистолетом на владельца энергетической компании. – И… кто же… кто же следующий? – Я медленно и весьма драматично меняю цель, пока в итоге не останавливаюсь на главной фигуре сегодняшнего вечера. – И Вы, мистер Смит.
Этот ублюдок умен и, очевидно, помнит, как я немного продырявил, когда был ребенком, хотя долгое время делал вид, что мы не знаем друг друга. Поэтому его тело остается неподвижным, а взгляд напряженным.
– Заткни его, – приказываю я Даниэлю.
Мой охранник привязывает Маркуса к стулу, а затем заклеивает ему рот скотчем, в то время как мистер Смит мычит и краснеет от гнева.
– Напоминание, Аарон: выстрелишь, и через десять минут приедет Скотланд-Ярд, – произносит Чон, прежде чем любезно открыть дверь для четырех сбежавших ягнят.
О, я не собираюсь стрелять. Эти подонки получат кое-что похуже, чем скучная смерть. Клуб очищен от основных гостей и сейчас целиком заполнен нашими людьми, так что у меня есть около часа на небольшое кровавое развлечение.
Я подхожу к Роузингу с абсолютным спокойствием и не спеша снимаю пиджак.
Я не срываюсь с цепи, следую ледяному спокойствию, несмотря на инстинкт, умоляющий свернуть им шеи, потому что насилие, кипящее в моих венах, делает меня рациональным.
Патрик Роузинг смотрит на Даниэля, который стоит позади него и держит мою клюшку:
– Вы сорвали важную сделку, которая должна была состояться несколько часов назад. Что происходит?
Мы договорились об определенном сотрудничестве. Партнерстве, где инвестиционная компания «Виктория» получает временное пользование моими денежными потоками, а я – процент со сделок. Эти ублюдки инвестируют в акции перспективных компаний и не всегда придерживаются закона, как часто бывает, когда речь идет о больших деньгах.
Например, устраивают взрыв в нужном месте, в нужное время и с нужными людьми, которые как-либо мешают им в достижении цели. Инсайдерская торговля, манипуляция ценами, шорт-сквизы и «Памп и Дамп», из-за которого десять лет назад пострадала влиятельная семья Кларк. Эти мрази не знают границ и слишком осторожны, чтобы оставлять следы.
Ну как прелестно, что есть пиздец какой умный я, не так ли?
– Вам нужны мои инвестиции, Роузинг? – я демонстративно кладу пиджак на соседний стул, закатываю рукава, после чего забираю клюшку у моего охранника и сажусь перед Патриком.
Темные редеющие волосы, сорок лет, дохера лишнего веса и завидный список сексуальных преступлений, который скрыл наш праведный судья Маркус. Наверное, Патрик думал, что на него никто не осмелится копать, но у меня имеются весьма полезные ресурсы Сноу и желание отрезать ему гребаный член за то, что они, блядь, посмели тронуть мое.
– Вы вломились в мой клуб, угрожаете и думаете, что теперь мне нужны ваши инвестиции? – на его противном лбу появляется пот, но это не мешает Роузингу ослабить галстук и самодовольно произнести, брызжа своей слюной: – Ты зарвавшийся щенок и кусок дерьма, Кинг. Тебе повезло, что мы на людях, иначе кто-то давно пристрелил бы твою поехавшую башку. Но как только…
Он не успевает договорить.
Свободной от клюшки рукой я достаю нож и вонзаю его в маленький и грустный член Роузинга. Кровь Патрика тут же брызжет из разрезанной ширинки, а его истошный крик заполняет пространство, обладающее лучшей звукоизоляцией во всем Соединенном Королевстве.
– Если ты будешь визжать, я перейду к языку, а затем к глазам, – предупреждаю я, едва держась за контроль… – А теперь мы поговорим как следует, Патрик.
– Ты, блядь… – зажав рукой поврежденный орган, он пытается встать, но из-за моей клюшки, направленной на его горло, Роузинг падает обратно.
– Успокойся. Возможно, ты больше не сможешь нормально мочиться и трахаться, но ты не умрешь. Мы попробуем еще раз. Восемь лет назад ты вел какие-либо дела вместе с Чарльзом Кингом?
– Сукин сын… я… убью тебя…
– Это вряд ли.
Медленно встав, я размахиваюсь клюшкой и ударяю прямо по его голове. Он падает на пол, практически не двигаясь. Я рву ножом уже пропитавшиеся кровью брюки и провожу оскопление, с удовольствием разрезая плоть.
Отрезанный член вместе с опустевшими яйцами катится по полу.
Блядь, как грязно. Мне очень нравилась эта рубашка – ее мне подарил ангел.
Я хлопаю Роузинга по щекам и приказываю:
– Зажимай, если не хочешь сдохнуть от кровопотери.
Когда он прекращает орать и наконец зажимает пиджаком отверстие, я произношу:
– Я не люблю повторяться. Третья попытка будет последней. Чарльз Кинг хотел купить долю конкурентов, когда вы соперничали с еще существующей компанией Петрова. Что произошло?
– Мы получили выгоду с пролива[5], но ничего не делали с твоим братом, – бормочет Патрик. – Я клянусь.
Я вытираю окровавленный нож о его брюки и передаю его охраннику. Может быть, Чарльз и хотел заработать свое состояние самостоятельно – пусть и не честными методами, но он бы никогда не согласился на человеческие жертвы. Гребаная гуманность Чарли просто свела бы его с ума.
– Но вы хотели? Потому что он узнал о готовящемся обвале?
– Да… но нам… не пришлось ничего делать. Он умер сам.
Мой взгляд переходит на Маркуса, и я указываю Даниэлю, чтобы тот отклеил скотч.
– А что вы скажете, мистер Смит. У вас есть версия?
– Только одна, официальная и доказанная, – отвечает он с полным пренебрежением в голосе. – У твоего брата был сердечный приступ, Аарон.
Я улыбаюсь. Широко.
– Что ж, очень хорошо.
Присев, я достаю телефон, чтобы показать экран плачущему ублюдку.
– Патрик, посмотри на это. Ну же, – мне приходится ударить его по лицу, чтобы подонок обратил на меня внимание. – Ты узнаешь ее? В жизни Элеонор выглядит гораздо красивее, чем на фотографиях. Настоящий ангел, которым я одержим. У меня самая красивая невеста, не так ли?
Роузинг кивает, и впервые за всю встречу в его глазах горит такой сильный страх, что он находится практически в предобморочном состоянии.
– Вот в чем проблема, мистер Роузинг. Недавно ты доверился не тем людям, и теперь у меня есть практически вся информация, даже номер твоего школьного учителя, которую ты трахал под угрозами увольнения, – я снова бью его по щекам, но мой тон остается ласковым: – Ты такое вонючее дерьмо. Как много грязных секретов, за которые можно сесть пожизненно… Знаешь, что мне понравилось больше всего?
Он машет головой и тихо скулит. Я поднимаюсь на ноги, а затем давлю ботинком на ребра и подставляю клюшку к его горлу так, что он начинает задыхаться, вероятно чувствуя невыносимую боль от разрушающейся трахеи.
– Личные сообщения. У нашего мистера Смита был план Б, который заключался в том, чтобы отдать Эль тебе, если я откажусь выполнять свою часть сделки. Но ты в восторге не только от ее красоты, верно? Тебя возбуждают ее проблемы со слухом. Ты бы насиловал ее, пока она не могла бы ничего услышать?
– Он бы не посмел… – рычит Маркус.
Я замахиваюсь и бью по его лицу клюшкой, хруст кости и вид крови практически оргазмические, а затем я небрежно отхожу назад, возвращаясь к Патрику.
– Ты осмелился посмотреть на девушку, которая принадлежит мне, – вернув загнутый титан на горло Роузинга, я чувствую, как из его тела вытекает жизнь. Его лицо сильно краснеет, а губы приобретают синий оттенок. – Мои руки испачканы кровью. Обычно смерть становится подарком для тех, кто покушается на мое. Но ты не умрешь, Патрик, вовсе нет, – он задыхается и громко кашляет, когда я, наконец, убираю клюшку. – Ближайший год ты станешь послушным песиком и будешь делать то, что я скажу, а потом навсегда покинешь Великобританию. И если ты хотя бы подумаешь об ангеле… если ты даже назовешь ее имя… – я наклоняюсь, чтобы прошептать ему прямо в лицо: – Я, блядь, отрежу от тебя куски плоти, сниму кожу и похороню глубоко под землей. Мы поняли друг друга?
Роузинг кивает, рыдает и умоляет, пока Даниэль не забирает его для оказания медицинской помощи. Для выгодной партии мне еще понадобится фигура Патрика Роузинга, поэтому его жалкая жизнь будет посвящена мне, пока он будет выполнять приказы.
Когда мы с Маркусом остаемся одни, я закуриваю сигарету и оглядываю пространство застывшего времени: высокие потолки, темные деревянные панели, портреты известных членов клуба в тяжелых рамах.
Высшая степень приватности. Ни связи, ни лишних слухов. Как… удобно.
– Ты же понимаешь, что тебе придется поплатиться втройне за случившееся в этой комнате? Ты будешь благодарить, если они просто убьют тебя.
Я разминаю шею до хруста костей и подхожу к Маркусу, оставляя за собой раздражающий скрежет волочащейся по паркету клюшки.
– О боже, я дрожу. Может быть, мне стоит заплакать?
Я выпускаю длинную струю дыма. Он шипит, когда я тушу сигарету о его щеку, но выражение его лица остается прежним.
– Ты хочешь разворошить улей, Аарон.