Все ученики находятся в освещенном квадрате сцены, где играют мягкие и яркие огни, и каждый из этих дурацких огней сосредоточен на мне. К тому же Миссис Мерфи решила, что будет здорово добавить украшение в виде свеч, поэтому мне кажется, что я могу умереть.
Точнее сгореть, если я неаккуратно упаду со стула.
Соберись, Смит.
– Элеонор, – повторяет миссис Мерфи с нажимом. – Ты готова?
– Да, професс… – я замолкаю, мое горло сжимается из-за того, как больно заложены уши.
Я слышу собственный голос иначе, чем обычно – громче. Так громко, что мне совсем не хочется говорить. Я не могу привыкнуть к слуховым аппаратам. А без стимуляции слухового нерва меня окружает тошнотворная пугающая тишина. Но все же она лучше этого напряжения, которое перерастает в нечто более пугающее. Отвратительное.
Я отвратительна.
Я вижу это в глазах профессора. Ее взгляд давит, она смотрит на меня с осуждением. Холодный пот скапливается на моем лбу, а руки дрожат и похолодели так, будто я пробыла на морозе несколько долгих часов.
– Она снова замерла!
До меня доносится чей-то смех, и я медленно поворачиваю голову в сторону источника звука. Итан.
Итан Мерфи.
Удивительно, как этот мальчик совершенно не похож на свою маму – с идеально собранными волосами, утонченную, почти фарфоровую и тонкую, как статуэтка. Но мне было тяжело понять его. Он мне не нравился.
Почему дети могут быть настолько жестоки, особенно в таком юном возрасте? Несколько месяцев назад Итан назвал меня немой сукой, когда я задержала очередь в школьной столовой: мои слуховые аппараты оказались непригодны, а я пыталась сказать работнику, что ем только овощи. Мужчина говорил слишком быстро, чтобы я смогла прочитать по губам, и в итоге я осталась голодная.
Я бы хотела быть доброй ко всем. Даже к Итану. Мне было жаль, что он хромает из-за травмы, нанесенной другим учеником, но избегание в моем случае оказалось лучшей стратегией.
Слава богу, что мне не нужно видеть его часто. Отчетные концерты проходят дважды в год, и текущая репетиция посвящена «Лебединому озеру» Чайковского.
Возможно, именно поэтому темноволосый Итан в детском смокинге с галстуком-бабочкой кажется мне злым волшебником Ротбартом, который собирается превратить меня в белого лебедя.
Он жаден, жесток и мстителен.
– Миссис Мерфи, она просто притворяется! Мы можем поменяться партиями?
Я чувствую, как теряю контроль, и каждый дюйм моего тела пропитывается единственным желанием – убежать, но вместо этого я прикипела к месту. Мои конечности деревенеют, из-за вязкости воздуха дыхание становится все более хаотичным.
Очнись… прошу тебя, очнись…
Волна паники накрывает меня снова и снова, все смеются, где-то раздается голос миссис Мерфи, но я остаюсь на месте, словно заколдованная.
Через какое-то время все звуки замолкают. Только часы громко тикают.
Тик. Так.
Тик. Так.
Тик. Так.
…Ты такая жалкая, такая тупая немая сука!
Сжавшись, я обнимаю себя за плечи, как учил психиатр, но онемение не проходит. Уже могу двигаться, это хорошо. У меня не так давно случился приступ. Так почему, черт побери, он повторился через такой короткий промежуток?
Я слышу стук каблуков по полу, а затем вижу перед собой худую фигуру, облаченную в черное платье на тысяче маленьких пуговиц.
– Я отведу тебя к врачу, – говорит миссис Мерфи, осторожно касаясь до моей дрожащей руки.
– Нет, – выдавливаю я. Несмотря на дискомфорт в мышцах, я выпрямляю спину и встаю, забрав скрипку и злясь на себя. Наверное, я больше никогда не смогу выступать. Вот триггер. Чужое внимание. Хотя многие студенты, наоборот, думают, что я пытаюсь его привлечь. Почему-то мне хочется громко рассмеяться, но вместо этого я вежливо произношу: – Со мной все нормально. Прошу прощения, профессор. Я могу уйти домой?
Весь театр пронзает смех. Подобные приступы для меня не редкость, и я задерживаю репетицию, поэтому профессор медлит, размышляя, как правильно поступить.
Я бракованная.
Возможно, уже навсегда.
– Мне позвонить твоим… твоему отцу или тебя уже ждут?
– Уже ждут.
Водитель должен забрать меня через два часа. Никаких проблем, я подожду – это лучше, чем слушать вопросы о том, почему репетиция закончилась так рано.
– Ну, тогда хорошего тебе вечера, Элеонор.
– До свидания.
Я киваю и машу остальным ученикам на прощанье, а затем быстро выхожу из зала и делаю то, что умею лучше всего – убегаю.
Тяжело дыша, я бегу к главной лестнице театра. В коридорах слышны чужой шепот и звук шагов. Из широких окон школы виднеется хмурое сумрачное небо, снег большими хлопьями покрывает асфальт, а еще тень мальчика сидит на заснеженной скамейке, окруженной обнаженными темными деревьями и статуями ангелов. Почему он?..
– Мисс Смит!
– Ой! – я резко останавливаюсь, врезавшись в кого-то, а затем делаю шаг назад. И еще один. – Прошу прощения.
Директор.
Профессор рассказала ему? Отец пришел забрать меня?
Я сглатываю, пытаясь совладать с резким приливом страха.
– Здравствуй, Элеонор, – маленькие глаза мистера Ллойда впиваются, словно тысячи острых игл.
– Добрый вечер, директор Ллойд, – отвечаю я едва слышно.
– Я знаю, что вы не учитесь в одном классе, но, может быть, ты видела Аарона? Мистер Кинг разыскивает его. Мальчик больше не будет у нас учиться.
Что-то заставляет меня сомкнуть губы.
Аарон. Одаренный жестокий ребенок, который ни с кем не разговаривает и имеет проблемы с агрессией. Никто и никогда не говорил о нем хорошие вещи. Девочки шептались, что Аарон выглядит как прекрасный принц, а внутри является настоящим чудовищем.
Когда все… когда все случилось, и я вернулась в школу, он ходил за мной по пятам. Заметив это, профессор Мерфи приказала мне избегать его, иначе она все расскажет моему папе, и тогда он отправит меня в закрытый пансионат в Шотландии.
Я совершенно не знала его и не понимала, почему Аарон не прекращает свои попытки разговорить меня, рассказывая о каком-то Чарли, но я не хотела разговаривать.
Я ни с кем не хочу разговаривать. Особенно с теми, кто хладнокровно берет нож для стейка и вонзает его в ногу другого ребенка.
Но почему он сидит там один?..
Я лгу удивительно легко, когда отвожу взгляд от директора:
– Я не видела.
Спустя несколько секунд мужчина делает шаг вперед. Я резко втягиваю в себя воздух, когда его указательный палец ударяет меня по подбородку, заставляя мою голову подняться.
– Ты так похожа на свою мать. Ты ведь не помнишь ее?
Я отрицательно машу головой и нервно переминаюсь на месте из-за громкости его голоса. Теперь большинство людей повышают голос, когда замечают, что я ношу слуховые аппараты. Мне ужасно неловко, но я ничего не могу с этим поделать.
– Вы можете говорить тише. Я вас слышу.
У директора короткие волосы, широкий лоб и маленькие глаза, которые всегда были затуманены легкой пеленой. Он выглядит сильно старше своих лет – возможно, из-за глубоких морщин, возможно, из-за этого взгляда.
– Полиция тебя допрашивала? Какое твое последнее воспоминание?
Почему он спрашивает это? Я делаю еще один шаг назад.
– Мистер Ллойд!
Директор поворачивает голову в сторону голоса преподавателя, и я использую этот шанс, чтобы быстро свернуть за угол коридора. Забрав в гардеробной свое пальто, я выхожу на улицу и иду в сторону закрытого сада.
Холодный декабрьский воздух проникает до самых костей. Я боюсь Аарона, но все равно хочу найти его. Возможно, если я разозлю его, то он причинит мне боль, но вид того, каким одиноким и потерянным он выглядел, заставляет мое сердце истекать кровью.
Я лишь скажу, что его ждет отец, а затем вернусь в школу. Тем более мы больше не увидимся, верно?
Футляр со скрипкой давит на плечи. Я ищу мальчика, осматривая окрестности. Но как бы я ни старалась, я не нахожу его ни на той скамейке, ни в других уголках сада. Может быть, он уже уехал. Наверное, мистер Кинг забрал его домой.
Я поворачиваюсь в сторону выхода и останавливаюсь, чтобы наладить дыхание, а затем вдох застревает в моем горле. Аарон стоит неподалеку, облокотившись о статую. Его светлые волосы падают на глаза, почти сливаясь со свежим снегом.
– Привет, – бормочу я застенчиво.
Он не отвечает. Похоже, ему все равно.
– Тебя ищет папа… то есть мистер Кинг.
Поразительно. У него такие светлые волосы и такие темные глаза… Я размышляю над своими словами, пока он разглядывает мое лицо.
Я чувствую, как мои щеки начинают гореть.
– Почему ты не идешь домой? Разве тебе не хочется провести время с семьей перед Рождеством? Знаешь, кажется, раньше я любила праздники, а теперь мне грустно – особенно когда я думаю обо всех тех людях, которые празднуют одни, или о бездомных, которые вынуждены остаться на улице, потому что некоторые приюты закрываются. Тебе тоже грустно?
Боже, что я несу. Все это так неловко.
– Почему ты со мной разговариваешь? Ты жалеешь меня? – мальчик идет в мою сторону, осторожно и медленно, будто боится, что я исчезну.
Я чувствую, как мой живот сжимается. Аарон так часто был один. Никто из детей не заслуживает одиночества.
– Нет, – я качаю головой.
Когда он встает совсем близко и протягивает мне руку, я задерживаю дыхание, ощущая быстрое сердцебиение.
Он хочет, чтобы мы держались за руки?
– Отдай мне вещи. Тебе тяжело.
Ох.
Я делаю шаг назад, крепче сжимая футляр.
Боже, о чем я только что думала?
– Все в порядке, – шепчу я, смущенная, и замечаю, что щеки мальчика тоже порозовели – наверное, от холода.
– Хочешь, я покажу тебе мое любимое место? – тихо спрашивает он, неожиданно отводя взгляд.
Я молчу пару секунд, а затем мой счастливый голос громко пронзает воздух:
– Хочу.
– Идем, – Аарон незаметно стягивает с меня рюкзак со скрипкой. – Мы должны поторопиться.