«Мой потрясающий напуганный ангел…»
Почему я не могу перестать думать об этом?
В классе – звенящая тишина, медленно угасающая злость и мои тревожные мысли во всем этом безумии. Открыв глаза, я протягиваю руку, чтобы забрать прибор с корпуса, но та нащупывает пустоту.
Моя ладонь глупо шарит по поверхности, однако на рояле ничего нет, хотя я точно помню, что положила слуховой аппарат на инструмент. Я проверяю под роялем и возле него, но ничего не нахожу.
Я бы соврала, если бы сказала, что еще ни разу не теряла слуховые аппараты, но память меня не подводит. С того момента – никогда.
Я ищу прибор около двадцати минут, медленно обшариваю каждый угол. А еще чертов выключатель сломался. Температура моего тела поднимается, и я тру грудную клетку ладонью.
Один раз. Второй. Третий.
За окном, среди мрака, качаются деревья и льет дождь. А я даже не вижу собственных пальцев. Все расплывается. Стены начинают выглядеть так, будто их нарисовал мистер Бретон[3], а конечности становятся слишком легкими.
Дерьмо.
У меня не может быть приступа. Не второй раз за неделю.
В поле моего зрения мелькает фантом. В животе бурлит холодный необоснованный ужас, заставляя мое гребаное сердце умирать от быстрого ритма. И снова это противное чувство.
Словно кто-то смотрит на меня.
Не оборачивайся назад.
Я расправляю плечи и сжимаю кулаки. Нельзя быть настолько параноидально сумасшедшей.
Я разворачиваюсь, а затем смотрю в пустоту, размышляя, как быстро мистер Уолш сочтет, что меня следует забрать в психиатрическую. В музыкальном классе никого нет: инструменты, тусклое свечение от лампы, мое сотрясающееся от дрожи тело, приоткрытая дверь… стоп.
Задержав дыхание, я медленно подхожу к скамье, достаю из рюкзака нежно-розовые лютики и нащупываю привязанный клочок бумаги.
Мои пальцы дрожат, пока разворачивают записку. А затем я медленно оседаю на стул возле рояля, разглядывая резкий, четкий почерк – такой же мрачный, как его обладатель:
«Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Скучно. Пиздец. Как. Скучно.
Не бойся быть собой, мой прекрасный ангел. Иначе я накажу тебя.»
Примечание:
Эмоциональный дисбаланс – это следствие сильных эмоциональных переживаний (стресса), наступает в ярко эмоционально окрашенных социальных ситуациях.
Глава 4Обсессия
«…I’m feeling out of my mind
Я чувствую себя не в своем уме,
Cos I’m a fucking psycho
Потому что я гребаный псих»
Элгин, Шотландия.
Хищник.
Терпение.
Подобное качество предполагает принятие человеческого несовершенства, что делает мое существование более утомительным и трудным занятием.
Скука. Я ненавижу ее.
Высокая концентрация адреналина пропитывает воздух. Я стою над полуживым телом, окруженный границами ринга, и размышляю над тем, как удовлетворить свою природу.
Все дело в том, что моя шишковидная железа не умеет синтезировать серотонин в нужном количестве, поэтому я всегда ищу более мощные стимулы. У меня также очень низкая терпимость к разочарованию и низкий порог для разрядки агрессии, включая насилие.
Ядовитая нетерпеливая злость будоражит мое сознание, пока чужой страх оседает на языке. Парень подо мной жалко скулит, привлекательно истекая кровью, и пытается отползти назад, но я просто придавливаю его ботинком.
– Куда ты? Разве мы закончили?
– Хватит… Я сдаюсь… Пожалуйста, отпусти меня.
Мои рецепторы обостряются, а перед глазами всплывает воспоминание с дрожащим гребаным Бэмби с поразительно голубыми глазами.
Блядь.
– Зачем мне отпускать тебя? – Я поднимаю клюшку для гольфа, преследуя вполне законную добычу. – Разве ты не согласился на это? Ты хочешь, чтобы я лишил себя радости?
Очередная жертва пытается сделать выпад в мою сторону, и я безошибочно попадаю клюшкой по чьим-то ребрам. Звук боли и ломания костей насыщает меня нужной дозой, усиляя реакцию моих нейромедиаторов.
– Серьезно? – я усмехаюсь и наклоняю голову, чтобы получше рассмотреть результат моего удара. – Ты мог бы еще завизжать, и тогда я бы точно заметил тебя. Номер пять, ты меня разочаровываешь.
За сегодня уже пятый.
Увы, никто из этих слабых ублюдков даже близко не приблизился ко мне, не говоря уже о том, чтобы ударить меня. Хотя я делал ставку на двухметрового пловца – того, что истекает кровью у меня под ногами. Что происходит с этим примитивным миром? Почему все вдруг начали резко деградировать?
Подобные акты насилия помогают мне находить баланс и удерживают меня от того, чтобы стать серийным убийцей.
Когда я был ребенком, мои родители быстро пришли к осознанию, что мой мозг работает иначе.
В анамнезе мозгоправов указано, что я непостоянен, агрессивен и склонен к эмоциональным всплескам, включая приступы гнева. Впервые услышав мой диагноз, мама была в ужасе, а я лишь улыбнулся, искренне считая все вышесказанное комплиментом.
Я могу с уверенностью утверждать, что каждый член моей семьи – нейротипик. Алан и Элизабет Кинг – одни из самых влиятельных людей Великобритании. Они владеют крупнейшей финансовой корпорацией, которая с успехом ведет банковскую, инвестиционную и страховую деятельность, и имеют двух прекрасных отпрысков: будущего идеального адвоката Дарси и хорошую девочку Вивьен со странной тягой к розовому цвету и судебной медицине.
Думаю, мои родители мечтали о скучной, правильной семье, но первым родился я, заставив всех сильно понервничать. И нет никаких сомнений, кто станет наследником конгломерата.
Спасибо моему гениальному математическому уму и девиантным наклонностям, которые позволяют в девятнадцать лет управлять учредителями, пока мой нейротипичный отец находится в коме.
Я рано осознал, что являюсь кукловодом, и что манипулировать людьми, то есть марионетками, – будет проще простого. Несмотря на мою антисоциальность, я научился вписываться в социум.
Я активно пренебрегаю правилами и нормами закостенелого общества.
Я социопат. Не психопат. Не путайте – это разные понятия.
У меня охренительная харизма и высокий интеллект. Я не способен на такие печальные вещи, как стыд, раскаянье и эмпатия. А еще мне приходится брать на себя ответственность, которую трудно взять примитивному человеку.
Я хожу по ту сторону смерти и выживаю. Этим я и привлекателен.
И сейчас, блядь, я хочу получить свою чертову дофаминовую дозу.
– Имя?
Мой ботинок опускается на чужое сломанное ребро, и блондинчик тут же начинает плакать. Ну какая прелесть.
– Джон, – хрипит он. – Джон Ричардс.
– Джон, – я сажусь на корточки и наклоняю голову. – Дай мне нож.
– К-какой нож?
– Тот, что ты прячешь в своем кармане.
– Я ничего не…
– Я могу проломить твой череп одной клюшкой. И я не люблю, когда мне врут, Джон.
Он начинает жалко трястись, но все же тянется за небольшим сложенным лезвием, а затем отдает его мне.
– Ричардс… Разве твоя семья не находится на грани банкротства?
Джон отводит глаза, потом выдавливает:
– Да. Возможно, это мой последний семестр в Кингстоне.
– Как печально. Я дам тебе десять тысяч фунтов стерлингов, если ты порежешь себе запястье.
Его взгляд возвращается ко мне.
– Что?
Я протягиваю ему нож.
– Порежь запястье. Наверху есть медики, ты не умрешь.
– Я не…
– Предложение действует десять секунд.
Я вижу, как Джону мучительно дается решение. Я вижу, как его кадык дергается. Я вижу, как дрожит его рука, когда он забирает нож и медленно режет себе вены. Багровая кровь начинает стекать по его коже и окрашивает маты, но я, блядь, ничего не чувствую.
Я думаю о другом.
– Дорогой Джон Ричардс, – мой голос бодр, – у тебя есть ровно две минуты, чтобы убраться из «Дьявола». – На моем лице появляется вежливая улыбка. – Иначе я убью тебя нахуй.
У меня испортилось настроение. Поэтому я игнорирую свои инстинкты, приказываю охраннику дать Джону пачку нала, выхожу на улицу и сажусь в «Мерседес-Бенц» – огромный черный внедорожник, в котором удобно прятать тела.
Ха-ха, шучу.
Я такой обаятельный весельчак, не так ли?
Люди должны быть благодарны за то, что живут со мной на одной планете. Я красив, умен и охуительно трахаюсь, хотя в последнее время с этим появились некоторые проблемы.
Вернемся назад. Например, в тот день, когда я случайно набрел на одно пугливое и скучное существо.
Допустим, я немного развлекся.
И знаете что? Она, блядь, никому не сказала обо мне.
Эта чопорная девочка вела себя сдержано и делала вид, что ничего не случилось.
Потерянная маленькая Элеонор… Это пугливое создание определенно обладает мазохистическим типом личности, плюсом в копилку шло день рождения, делающее ее уязвимой, и назревающая истерика. Это было… интригующе.
Должен заметить, что порой я следил за ней.