— Хочу предложить работу, Джузеппе, — миролюбиво сказал Христофор. — Очень хорошо оплачиваемую работу.
Хотя Циклоп и входил в агентурную сеть островной резидентуры ЦРУ в Греции, он крайне неохотно выполнял задания, почти всегда связанные с возможностью «засветиться». Но полностью разрывать отношения с «Фирмой» опасался, ибо это резко повышало вероятность услышать роковое приветствие. Григориадис знал, что он хочет скопить денег и обрубить все концы к прошлой жизни, скрывшись не только от убийц «Коза ностры», но и от правительственной разведки.
— Ты получишь крупную сумму, а главное, тебя никто не увидит… — продолжал Христофор. — Потому что работать придется под водой…
Каменное лицо не дрогнуло. Хозяин поставил на стол блюдо с аппетитно пахнущими мидиями и бутылку вина. Циклоп жадно выпил первый стакан.
— Ладно, рассказывай, — буркнул он. Практически это означало согласие.
В то время как Джентльмен излагал Циклопу суть дела, генерал Верлинов проводил оперативный поиск. Он дождался подходящего момента: воспользовавшись отсутствием хозяина, обслуга отмечала день рождения Ореста. Сидя на веранде, Верлинов слушал, как внизу на кухне звенели бутылки, звучали тосты, потом голоса сделались громче, а речи бессвязнее, затем начались песни…
«Пора», — решил он и осторожно вышел из дома. Темный спортивный костюм, в котором он обычно совершал пробежки, идеально подходил для предстоящей операции, черную вязаную шапочку можно было в случае необходимости натянуть на лицо: в нижнем, подвернутом крае он прорезал отверстия для глаз. Побежав, как всегда, по знакомым тропинкам, Верлинов достал из тайника нож, веревку, фонарь и отмычки, после чего изменил маршрут и крадучись вернулся к причалу.
На берегу стоял большой, сложенный из белого камня сарай. По мосткам, уходящим в море, сюда затаскивали катер и шлюпку, здесь же хранились запасные паруса «Марии». Интуиция подсказывала Верлинову: если его подозрения верны, то именно здесь находится то, что он ищет.
Прочная железная дверь запиралась массивным висячим замком. Верлинов вставил в него отмычки, нажал раз, другой, третий… Механизм не поддавался. Подобная работа требует постоянных практических навыков, а Верлинов тренировался последний раз более тридцати лет назад. Чертыхаясь, он менял угол ввода и взаимное расположение сталистых проволочек, искал нужное положение концевых крючков… Бешено колотилось сердце, тяжесть в затылке свидетельствовала о повысившемся давлении. В любой момент кто-то из сторожей мог спуститься к берегу, к тому же человек, возившийся у запертой двери, обязательно привлекает внимание каждой проходящей по морю посудины. Такие авантюры по плечу молодым разведчикам — лейтенантам, старлеям, капитанам… А если человеку за пятьдесят и последние десятилетия он занимался руководящей кабинетной работой, то никому и в голову не придет выпускать его в «поле».
Генерал вытер вспотевший лоб. Хотелось бросить все к чертовой матери и вернуться на виллу, сохранив безопасное до поры положение гостя. Но Верлинов знал: в самых безвыходных ситуациях надо бороться до конца. И хотя бы на один ход опережать предполагаемого противника. Он с силой прижал проволочки, резко повернул… Ничего. Нежно зажал отмычки в пальцах и по миллиметру двинул их вкруговую. Наконец раздался щелчок, и замок открылся. Верлинов скользнул внутрь и притянул за собой дверь.
В сарае было темно; он включил фонарь, и узкий яркий луч высветил груду такелажа, какие-то ящики, бухты толстого каната, блестящий борт глиссирующего катера… Медленно продвигаясь вперед, Верлинов осматривал содержимое сарая. Несколько спасательных жилетов, ярко-оранжевые конусы буев, подвесной мотор к глиссеру, бочки с горючим, канистры с моторным маслом…
На кухне продолжалось веселье, но оно начинало приобретать тяжелый характер затянувшейся пьянки. В таких случаях атмосферу может разрядить появление женщин, полиции или банальная драка. Приводить на виллу женщин мог только хозяин, поэтому подобный вариант исключался, к глубокому сожалению всех четверых бражников. Полиция была поблизости: Иорданидис и Влакос ждали, когда сумерки сгустятся, чтобы начать действовать, но участники застолья об этом ничего не знали. Оставалось одно…
Мрачным взглядом Орест оглядел собутыльников, выбирая жертву.
— Почему ты оставил пост? — угрожающе спросил он.
— Кто, я? — удивился Никон. — Ты же сам позвал!
Никон был самым молодым и потому больше всех подходил для показательной расправы.
— Почему ты оставил пост? — Орест приподнялся и, целясь в голову, ударил, но не попал, а, потеряв равновесие, повалился на стол.
— Ты что?! — Никон вскочил, схватив со стола нож. Лицо его покрылось красными пятнами, глаза сверкали. Несмотря на молодость, он явно не подходил на роль жертвы. Но отступать Орест не привык, рука метнулась к бутылке, пальцы привычно обхватили горлышко.
— Успокойся, Орест. — Гурий перехватил его кисть, прижал к столу.
— А ты обойди территорию, спустись на причал, увидишь яхту — дай знать, — приказал он Никону.
И, с трудом удерживая угрюмого здоровяка, выдавил:
— Так будет лучше.
— Перестаньте, — возразил Артемий. — Хозяин вернется утром. Для чего ломать компанию? Брось нож, положи бутылку…
— На меня с железкой?! — не унимался Орест. — Я тебе шею сверну!
Пожав плечами, Никон вышел во двор и неверной походкой двинулся по лестнице вниз, к причалу. Нож он по-прежнему крепко сжимал в руке.
Через пятнадцать минут Верлинов обнаружил то, что искал. В углу, за новым двигателем для яхты, надежно укрытый брезентом лежал на тележке подводный скутер. Тот самый, на котором он прибыл к Тиносу и который, по словам давнего друга Христофора, находился глубоко под водой, в недоступной скальной расщелине. Скутер являлся неопровержимой уликой. И раз Христофор счел необходимым ее сохранить, значит, намеревается использовать… Самые худшие предположения генерала начинали сбываться.
Действуя скорее интуитивно, чем по расчету, он отвинтил крышку топливного бака, поднес к горловине фонарик, качнул скутер. На самом дне колыхнулся тонкий слой высокоочищенного керосина. Точно такое топливо используется и в глиссере… Он проверил содержимое ближайших бочек. Солярка… Опять солярка… А вот здесь то, что надо! Теперь надо найти переливной шланг…
Вскоре струя горючего устремилась в пустое чрево индивидуального носителя. Вначале это сопровождалось звенящим гулом, Верлинову казалось, что он разносится по всей округе. По мере заполнения бака звук приглушался. Когда отражающая свет поверхность приблизилась к горловине, Верлинов прекратил заправку.
«Пора уходить, — мелькнула тревожная мысль. — Могли хватиться, а если вернулся Христофор, он обязательно заподозрит недоброе…»
Тревога генерала имела под собой основания. Вышедший на причал Никон услышал в сарае возню и обнаружил, что дверь отперта. Он хотел поймать неизвестного в ловушку, но Верлинов предусмотрительно забрал замок с собой. Тогда Никон занял наблюдательную позицию в густом кустарнике и принялся нетерпеливо ждать, лаская вспотевшей ладонью гладкую рукоятку ножа. Он покажет Оресту и всем остальным, кто бдительней несет охрану!
Темная фигура появилась в проеме приоткрывшейся двери. Никон напрягся, рука с ножом налилась зловещей силой. Два прыжка, и косо сточенное лезвие войдет под ребра злоумышленнику. Но тот вел себя как-то странно. Раздался лязг металла, щелчок возвращенного на место замка. Значит, это не обычный вор… Человек повернулся, свет уличного фонаря осветил лицо. Никон едва сдержал возглас удивления: перед ним стоял друг хозяина — мистер Роберт Кордэйл! Хорош бы он был, если бы пырнул американца ножом! Но, с другой стороны, зачем ему под покровом темноты шарить в сарае? Тут что-то не так… Лучше всего рассказать об увиденном господину Христофору!
Спрятав снаряжение взломщика, Верлинов вернулся в дом. На кухне громко спорили, никем не замеченный, он проскользнул в свою комнату. Вылазка прошла удачно. Правда, руки и ноги дрожали, сильно билось сердце, хотелось выпить… Зато он узнал очень важную вещь: «друг» Христофор держит его на крючке! Предоставил полную свободу, по первой же просьбе достал паспорт, оружие, а сам… Кстати, об оружии…
Привычным движением он извлек из кобуры «маузер», разрядил, в три движения снял кожух-затвор, чуть повернув, вытряхнул на ладонь ствол, посмотрел через окно выбрасывателя на передний срез затвора. В дырочке посередине таится боек. Когда курок падает с боевого взвода, боек на миг выскакивает и жалящим ударом накалывает капсюль патрона. По крайней мере так должно быть в исправном оружии. Просунув сзади зубочистку, Верлинов нажал на подпружиненный ударник, сдвигая его в переднее положение. Но боек не высунулся, лишь в отверстии проглянул излом металла. «Маузер» годился только для того, чтобы забивать мелкие гвозди.
Ну что ж… Это развязывает руки. «На войне как на войне!» Он выпил стакан мартини с тоником. В возбужденном мозгу роились вопросы, ответы на них, просчитывались варианты своего и чужого поведения, рождались планы операций… Верлинов понял, что не заснет. Патентованное снотворное лежало в кармане. Заодно испытать его действие… Приготовив вторую порцию спиртного, генерал бросил в него бесцветную таблетку. Маленький шарик превратился в мутноватое облачко, через несколько секунд оно растаяло. В красном вине, которое любит Христофор, препарат растворится незаметно.
На этот раз Верлинов пил мартини как заправский дегустатор: мелкими глотками, тщательно смакуя каждый. Посторонний вкус не ощущался. Допив, он снял часы и сел в кресло у окна, следя за минутной стрелкой. Первые признаки проявились через пять минут: мысли успокоились, тело расслабилось, он сладко зевнул и перешел на кровать, где продолжил эксперимент в горизонтальном положении. Дремота накатывала мягкими волнами, но он видел циферблат еще десять минут и успел подумать, что переходный период надо будет сократить. Потом часы выпали из рук, и ласковые волны тумана поглотили его сознание.