so и welch-. Возможно, это следует приписать влиянию канцелярского и научного языка. Интересно, что в простых диалогах, приближающихся к разговорному языку, немало употребляется ядерных и пролептических предложений в функции относительных определительных предложений, например, типа
«Darnach schickt sy der lyprister zům aertzpriester / Der spricht ir denn die lange absolutz»
(«С этим поп отсылает ее к епископу, / А тот читает ей мораль»)
(Arnauer Wegsprech)
или типа
«Do kam ein legat von Rom do hin, verschůff, das man solt des Luthers bücher offenlich verbrennen»
(«Тут прибыл легат из Рима и распорядился, чтобы книги Лютера публично сожгли»)
(Karsthans),
то есть предпочтение отдается сочинению, а не подчинению. Эти типы предложений характерны для «народного» стилистического пласта; у образованных авторов их меньше или совсем нет, что, конечно, обусловлено выбранным жанром. Наоборот, у образованных писателей язык полон причастных конструкций в функции относительных предложений, определяющих существительное, что для простого диалога редкость. Показательно то, что они прежде всего проникли в заглавия и надписи, что связано с традициями печатного языка, например:
«Ain schoener dialogus von zwayen gutten gesellen, genant Hanns Tholl vnd Claus Lamp, sagendt vom Antechrist vnd seynen jungern…»
(«Превосходный диалог двух добрых малых по имени Ганс Толь и Клаус Ламп, повествующий об антихристе и его учениках…» (1523)[401];
«Eynn Dialogus ader gesprech zwischen einem Vatter vnd Sun, dy Lere Martini Luthers vnd sunst andere Sachen des Christlichen glaubens belangende…»
(«Диалог или беседа между отцом и сыном, касающиеся учения Мартина Лютера и прочих вопросов христианской веры…») (1523)[402].
В диалоге «Von der Gült»[403], в котором почти не содержится относительных конструкций, в качестве стереотипного лозунгового выражения трижды встречается
wucher güldt genandt
(«ростовщичество под названием кабальный оброк»).
Простые, необразованные носители языка активно владеют 5 – 10 вариантами конструкций. Лютер же, этот блестящий мастер слова, несмотря на его стремление к созданию простого, всем понятного, стилистически правильного немецкого языка употребляет почти 20 вариантов конструкций типа определительных относительных предложений при существительном и родственных конструкций, из числа которых он в каждом конкретном случае умеет отобрать нужную, соблюдая при этом разнообразие. По мере роста требований к стилю в его различных экспрессивных проявлениях и в связи с тенденцией к большему разнообразию в употреблении относительно-определительных предложений другие авторы также понимают стилистическую необходимость в вариантах и охотно их используют. Наглядное доказательство нашего утверждения о том, что простому, близкому к разговорному немецкому языку относительные придаточные предложения чужды, дает сравнение между рукописью о путешествии Ульриха Шмидла в Южную Америку в 1534 – 1554 гг. и ее печатным изданием, осуществленным Гуфинесом[404]. В рукописи автор, не искушенный в литературном языке, отдавал предпочтение паратаксису, который издатель часто переделывал в относительные или же другие придаточные предложения, чтобы повысить стиль.
В первой трети XVI столетия, несмотря на еще сохранявшиеся различия, происходило, таким образом, становление нового, как в региональном, так и в социальном смысле более однородного немецкого языка. Этот процесс был возможен лишь в условиях описанной выше единственной в своем роде экономической и социально-политической ситуации, когда требовался возможно более универсальный инструмент коммуникации национального масштаба. Большое значение для становления национального языка имели также, как следствие создавшегося острого момента, встречные усилия «сверху» и «снизу», то есть, с одной стороны, образованных, владеющих языком «верхов», а с другой стороны, «низов», которые волею судеб должны были еще завоевывать доступ к образованию и овладению всеми формами существования немецкого языка.
Общей тенденции к достижению единообразия и общности противоречит не только еще сохраняющаяся вариабельность на всех уровнях языковой системы, но и появление все новых дифференциаций. Сохраняющиеся варианты, в первую очередь региональные, являлись тем наследием, которое постепенно должно было отмереть или так или иначе компенсироваться в общем объеме языка. Например, в листовках, относящихся к годам Реформации и Крестьянской войны, на тысячу употребленных в них слов из числа основных частей речи приходится всего от двух до семи территориально привязанных глаголов, прилагательных и существительных[405]. Из региональных вариантов bis, unz, wente и др. для выражения значения «до» в литературном языке в ходе развития сохранился только bis[406]. В других случаях в целях актуальной для того времени понятийной дифференциации варианты изменяли свои функции, например siech, krank, schwach[407] перестали входить в старые оппозиции siech : gesund, krank : stark и постепенно вошли в новые – krank : gesund и schwach: stark, или же происходило функциональное разграничение, как, например, für и vor, als и wie, mögen и können[408]. Позднее оставшимися региональными вариантами охотно пользовались также в целях функционально-стилистической дифференциации или для придания выражению индивидуального оттенка подобно Ufer и Gestade, Träne и Zähre[409]. Но новые дифференциации в рамках литературного языка – и в этом заключалась основная перемена, – как правило, уже не были обусловлены регионально и, собственно, больше не носили социального характера, а касались находящегося в процессе становления национального литературного языка в целом. Они служили либо для обозначения действительно различающихся понятий, либо для того, чтобы носитель языка смог придавать языку нужную ему по ситуации особую функционально- или индивидуально-стилистическую окраску.
В эпоху, когда коренным образом менялась вся картина мира, появлялось достаточное количество новых материальных и абстрактных понятий, подлежащих языковому освоению. Исчезали слова, обозначавшие понятия, которые становились нерелевантными для современников раннебуржуазной революции. Вместо них появлялось в соответствии с потребностями много новых слов или старые наполнялись новым содержанием. Например, слово Rittergut стало употребляться в новом смысле[410], так же как guter Polizei стало употребляться в смысле «внутреннее управление»[411]. Слова wohlfahrt («экономическое процветание»), wohlhabend[412] и прежде всего stand приобрели конкретное значение[413]. Уже с конца XV века словом stand обозначались на заседаниях имперского совета члены рейха, имеющие право на участие в управлении, а в первой половине XVI века это слово стало употребляться также в области социального правопорядка вместо лат. gradus, ordo, status, оттеснив старое слово orden. Вместо подробного объяснения нового значения достаточно привести высказывание Себастиана Франка:
«Diß muselig volck der bauren, kobler, hirten etc. ist der vierd stand»
(«Этот трудовой народ крестьян, плотников, пастухов… и есть четвертое сословие»).
Также слова arbeit[414] и beruf[415] наполнялись совершенно новым содержанием в соответствии с развивающимся в рамках религиозной идеологии раннебуржуазной революции новым трудовым и профессиональным статусом городского и сельского трудящегося населения[416]. Эти слова проникали также и в другие семантические поля. Само собой разумеется, что жизненные перемены, затронувшие семью, общественные слои и группы, профессии и государство, повлияли на расширение лексического состава; к сожалению, процесс этот в его взаимозависимости еще слишком мало изучен. Так что здесь целые семантические поля, как, например, поля обозначений родства[417], определенных групп по профессиям, форм общественной жизни и проч., структурно переформировывались, исчезали и создавались вновь. Изменения коснулись также и более высоких духовных сфер. В области религиозных представлений все пришло в движение, и в ходе развития, которое сейчас трудно себе представить в полном объеме, в столкновении мнений по-новому формулировалось несчетное количество понятий, таких, как
Kirche, Glaube, Gnade, Sünde, Buße, fromm, gerecht
(«церковь», «вера», «милость», «грех», «покаяние», «благочестивый», «справедливый»).
Из многих происходивших изменений следует назвать процесс, в результате которого интеллектуальное поле постепенно начало вычленяться из религиозного и приобретать самостоятельность