ье мясо съела!
– Об этой идиотской пресс-конференции, о чем же еще! – Роттенберг был не на шутку разозлен и даже не пытался скрыть это. – Проведенной, кстати сказать, по вашей инициативе! С какой целью, хотел бы я знать! Я, Тедди, старался понять, что у вас на уме, но ничего у меня не получилось. Мне начинает казаться, что вы добивались одного: наехать на российскую экспедицию и ее руководительницу, выставить их в невыгодном свете. Вам это удалось. Но зачем вам это понадобилось? Не вы ли настаивали на том, чтобы русская экспедиция приняла участие в поисковых работах? А теперь вы же сами дискредитируете русских! Неужели только с этой целью вы и приглашали их сюда?
– Ну-у, что за дурацкие подозрения, Фриц? – всем своим видом Эдуард Лайонс выражал оскорбленную невинность. Но актером он был неважным. Переигрывал. – В мыслях не держал ничего подобного. Так… Случайно получилось. К слову пришлось.
– Ах случайно? Не держали, значит? – Роттенберг не вытерпел и шваркнул по столу кулаком. – Тогда на кой черт вы принялись разглагольствовать о том, что, дескать, русские мышей не ловят, что они работают спустя рукава и толком не участвуют в поисках? Что их руководительница, мисс Белосельцева, видите ли, спит, вместо того чтобы с вами насущные проблемы обсуждать? Меж тем она звонила мне по спутниковому каналу и предупредила, что собирается сама отправиться на поиски на моторной надувной лодке.
– Вот как? – в голосе Лайонса послышалось удивление и заинтересованность. – Но вы же мне и словом об этом звонке не обмолвились, Фридрих! Как прикажете вас понимать? Меня вы подозреваете бог весть в чем, а сами скрытничаете, проявляете неискренность! Так дело не пойдет! У нас не должно быть тайн друг от друга.
– Неужели? – в голосе Роттенберга слышалось столько яду, что гремучей змее было впору обзавидоваться. – У вас, Тедди, надо полагать, нет секретов от меня? Душевно рад! А вот, скажем, откуда репортер «Yachting Today» получил свой бредовый материал о нападении русского аквалангиста на корейцев? Не от вас ли, милейший? Или от ваших южнокорейских приятелей?
– Что-то мне тон ваш не нравится, – заносчиво произнес Лайонс, которому такой оборот разговора пришелся весьма не по вкусу. – И манеры. Что-то и то, и другое представляется мне хамским, враждебным и агрессивным.
– Ничего подобного! – мрачно возразил Роттенберг. – Я настроен отнюдь не агрессивно. Напротив. Я очень терпим. Я исполнен дружелюбия. А всех, кто думает иначе, я в бараний рог согну. Корейцев, с которыми вы разве что не целуетесь, в первую очередь. С их провокационными заявлениями… Если вонючий эксклюзив английскому корреспонденту подбросили не вы, то получается, что они: больше некому. Какого рожна корейские фирмачи вообще лезут не в свое дело? Halunken! Schweinen Dreck!
Ругаться, будучи в запале, Фриц Роттенберг предпочитал на родном немецком языке, который словно специально приспособлен для ругательств. «Проходимцы! Свинячье дерьмо!» Да-а, хорошего же мнения о южнокорейских предпринимателях придерживался член Высшего совета ИЯРУ Фридрих Роттенберг!
– Меня ваша позиция, нелюбовь к русским и излишняя любовь к корейцам, мягко выражаясь, настораживают, – продолжил он, не сводя взгляда с американца. – Тем более что и те, и другие оказались здесь с вашей подачи. Мисс Белосельцева сказала мне, что вы отказали ей в вертолете. Кстати, не посоветовавшись со мной, вот цена вашей искренности! А почему отказали? Погода? Чушь несусветная, погода тогда стояла летная!
– Что вы прицепились к корейцам? – возмущенно спросил Лайонс, уходя от еще одной неприятной темы. – Вас послушаешь, так невольно в расизме заподозришь. Корейцы делают что могут. Помогают в поисках. Скажите лучше: вам эта русская больше не звонила по спутниковому каналу?
– Нет. А почему вас это интересует?
«Это просто замечательно, что нет», – подумал мистер Лайонс, а вслух сказал:
– Не могу понять, как это она в одиночку отправилась на поиски? Куда? Просто так, наугад? Это законченная глупость. Южная Атлантика слишком велика, чтобы шарить по ней наугад, да еще в надувной моторке… Если русская направлялась куда-то, то в какое-то конкретное место! Хорошо бы узнать, в какое.
Роттенберг пожал плечами:
– В том разговоре она сказала мне, что врач их экспедиции еще и отличный гидрограф с большой практикой. Знаток океанических течений. Вот они на пару и рассчитали, куда течение могло отнести дрейфующий спасательный плотик с русской яхты. Видимо, туда мисс Белосельцева и направилась.
«Вон оно как! – подумал Лайонс. – Теперь кое-что становится понятным!»
– А координаты этого предполагаемого места русская вам назвала?
– Нет, – после некоторой заминки ответил Роттенберг. – Из ее слов я понял, что это где-то в районе северной оконечности Антарктического полуострова.
Его заминка не укрылась от внимания Лайонса, но форсировать разговор и давить на немца он не стал. На такого надавишь, пожалуй!
– Дело в том, – сказал американец, тщательно подбирая слова, – что затонувшая надувная моторка была совсем недавно обнаружена столь нелюбимыми вами корейцами в точке…
Затем Эдуард Лайонс дважды соврал: он указал совсем иные координаты и ни полусловом не обмолвился о причине, по которой надувная лодка затонула. Еще бы ей не затонуть, когда по бортам прошлись двумя пулеметными очередями!
– Вот я и думаю: не нашей ли знакомой русской мисс принадлежала это лодочка? – его вопрос прозвучал скорее как утверждение. – И где она сейчас в таком случае, эта неуемная мисс Белосельцева? Тоже пропала? Еще и ее искать? Вот вы, Фридрих, защищаете русских, а ведь от них сплошная морока и неприятности! Полагаю, стоит разобраться, что это за уникальная персона, которая способна на такие отчаянные поступки: это надо же – отправиться на жалкой надувной посудине бог весть куда в антарктических водах! Тут нужна особая подготовка… Я бы сказал, специальная.
– На что это вы намекаете? – весьма недружелюбным тоном поинтересовался Роттенберг.
– Намекаю? Да так… Ни на что конкретное. Просто размышляю вслух. Знаете, Фриц, я склоняюсь к мысли, что британский журналист из «Yachting Today» очень четко уловил суть произошедшего. Нет, этот материал ему дал вовсе не я, – здоров был мистер Лайонс врать! – Но… Даже если он сам это и придумал, русские на такое способны.
– На что «такое»? – грубо спросил Роттенберг.
– На промышленный шпионаж, – охотно пояснил американец. – На инсценировку несчастного случая. На дальнейшие инсценировки, имеющие целью затуманить нам всем мозги. Что мы с вами все время собачимся, Фриц? Может быть, поговорим откровенно? К обоюдной выгоде, а? По душам и начистоту?
Фридрих Роттенберг отрицательно покачал головой и очень нехорошо улыбнулся, глядя прямо в глаза собеседнику:
– Меня настораживает, когда люди, подобные вам, Нед, предлагают откровенный разговор начистоту. Это значит, что они собираются перестать врать по мелочам. Для того, чтобы начать врать по-крупному.
– Когда это я вам врал? – возмутился Лайонс, прекрасно понимая, что сию секунду он чуть было не прокололся весьма основательно. Нет, предлагать Роттенбергу взятку и посвящать его в подноготную происходящего, хотя бы частично, пока что рановато. – Я к вам по-хорошему, со всей душой, а вы…
Немец издал непонятный звук: то ли фыркнул, то ли хмыкнул, то ли кашлянул. Но смысл его «высказывания» не оставлял сомнений: ни черта он Эдуарду Лайонсу не верил.
«Надо сворачивать разговор, – подумал американец. – Пока я еще могу себя контролировать».
Мистера Лайонса душила ярость, которую он сдерживал из последних сил. Вот же послала ему судьба такую неожиданную помеху на пути – упертого осла!
Оказавшись в салоне своего «Крайслера», Лайонс первым делом включил кондиционер, а затем достал из бардачка трубку спутникового телефона и набрал номер.
– Да, это я. А кого вы рассчитывали услышать, президента Буша?! – после разговора с Роттенбергом нервы подводили американца. – Знаю, что у вас. Только нужно, чтобы не только она, но и остальные трое оказались у вас! Да, вместе с той самой вещью. А затем… Ну, вы понимаете, что делать с ними затем. Нам такие свидетели не нужны. И, заклинаю вас, не мешкайте, действуйте быстрее! Боюсь, Роттенберг что-то заподозрил.
30
Их отдых затянулся на три часа, хоть некое внутреннее чувство подсказывало Сергею Павлову: нужно поторопиться! Связь, прежде всего – связь, без нее они беспомощны, хоть бы им в руки попал не винчестер, а крупнокалиберная гаубица. Связь можно наладить только из радиорубки «Новопетровской», правда, это тоже бабка надвое сказала. В каком состоянии та радиорубка?
Но как же трудно было расстаться с прогретым и уютным «Дугласом», который столь счастливо попался на их нелегком пути! Как психологически нелегко заставить себя вновь выйти на бескрайнюю снежную равнину, снова напрягать все силы и волю, двигаясь вперед, к цели!
Кроме того, Полундра хотел дать Андрею Муличенко время, чтобы он пришел в себя после падения в трещину и путешествия в качестве груза на волокуше. Тепло, разогретая тушенка и горячая вода должны были восстановить силы рулевого «Кассиопеи». Полундра надеялся, что дальнейший путь до «Новопетровской» Андрей Александрович пройдет на своих ногах.
Конечно, знай Полундра о событиях, разыгравшихся на оставленном ими берегу, и о планах, которые вынашивал Кай Чун Бань, он сократил бы время отдыха до минимума. Тогда дальнейшие события пошли бы по несколько иному, более благоприятному сценарию, но откуда Сергею было об этом знать? Ясновидение не относилось к числу его немалых достоинств. Так, разве что ворочалась неясная тревога под сердцем, предчувствия нехорошие одолевали…
Расчет Полундры оправдался: Муличенко шел сам, хотя и с трудом. Теперь порядок следования восстановился: впереди попеременно два Сергея, замыкающим – Андрей Александрович. «Дуглас» решили использовать как промежуточную базу для возможного возвращения к «избушке». По настоянию Полундры почти все оставшиеся запасы мяса и тюленью шкуру оставили в самолете, чтобы идти налегке. Но свой самодельный вещмешок Павлов оставлять не захотел: тот так и остался у него за спиной.