– Нет, я про гирю. Сколько раз ее поднять можете?
– Все. А сейчас сколько?
– Да я давно уже не считаю, норматив вы выполнили.
– Так а вы считайте, я и за остальных-то, ну что тут мельтешить всем?
Потом пошли экипажные (в плане здоровья) лоси, а потом уже командир дивизии театральным шепотом жаловался комиссии, что солярка нынче на флоте дороже армянского коньяку, а катер уже заведен, прогрет и вхолостую молотит полчаса как. Быстро их сломал, в общем.
– Ты давай это мне, – инструктировал он рулевого на катере, – поперек волны строго! Где больше волна – туда и ты!
– Так качать же будет!
– Молодец! Правильно соображаешь! И чем больше будет качать, тем больше ты в моих глазах будешь молодцом! Рыбы-то припас? Хвалю, спрячь пока мешок.
– Ну, товарищи члены, на ход винта! – встречали командир дивизии и капитан Егоров комиссию на палубе катерка. – Не, погодите закусывать, еще на оборот дизеля надо вслед, винт он же не сам. Ой, да Егоров заполнит все ваши ведомости! Егоров, заполнишь? Видите – заполнит. Мы с рыбалочки в баньку и отдыхать, а он – ведомости заполнять. Не, ну а что поделать – работа у него такая! Кто за штурвал хочет из вас? А допуск есть? А-а-а-а, ну тогда пардоньте, пойдемте в кубрик. Пока то да се, заправимся!
Кубрика-то на том катере и не было. Да и как «на катере» – чахоточную посудинку ту называли катером просто потому что ну как ее еще называть? От маленьких размеров, старости и убогости катер этот прилично качало, даже когда он стоял у берега. А уж когда в море выходил, да с поставленной задачей укачать гостей… Что я вам могу сказать – не было у гостей никаких шансов.
– Вот видите оно как, да, – убаюкивал членов комиссии адмирал через несколько часов скачек по волнам. – Вы вот спортсмены, здоровья как у слонов, а весь залив мне заблевали, да? А я вот, смотрите, дедушка старенький, а соленым рукавом тулупа слюни вам вытираю. И Егоров вон, видите, тоже сначала того, а теперь ничего, привык, да, Егоров? А тоже сначала, как пришел, кроссы все бегал, турники тут гнул. А потом понял: да куда нам бегать-то? Это вы, пехота, в атаку бежите, а мы – выходим, понимаете? Вы-хо-дим. И отступать нам некуда, даже если бы и захотелось, и догонять некого: у нас дистанция подлетная – пол земного шара, кто от нас убежит? Нам вообще пофиг куда, такие площади кроем, что мама дорогая! И сколько там кого, нам тоже насрать с плавкрана – мощей-то на два апокалипсиса и одно второе пришествие! Нам кроссы ваши – что зайцу стоп-сигнал. Нам главное «право» с «лево» не перепутать, а на остальное мы как собаки Павлова натасканы, до рефлексов. Да, Егоров? Где право? Во-о-от, видите? А лево где? Сука, а прав был командир-то: готовый минер, епта! Пойдешь у меня, Егоров, на двадцатку, как пить дать. Нормального офицера из тебя сделаем. Потом, когда в Москву тебя товарищи члены переведут, будешь там по штабу как папа ходить и пендалей всем развешивать! Хули будешь им говорить – вы тут, крысы тыловые… Да, Егоров? Что «нет»? Понеткай мне тут! Будто мне интересно твое мнение про то, как мне твоей судьбой распорядиться! Неткает он, ишь ты, оперился! Эй, на руле! Давай к дому! Нам еще комиссию перед самолетом отмыть надо и в чувство привести!
На том же «уазике» обратно ехать было уже не так страшно, а отступать из дивизии стратегических подводных крейсеров даже приятно – впереди Москва! Комиссия всю дорогу сомневалась, что их пустят в самолет с этими мешками рыбы, но Егоров их успокаивал: не первую комиссию, чай, провожаю, видите – один мешок лишний, знаю кому занести. Да конечно вы же ее и словили, а кто? Не знаю, почему вы не помните. Шок, наверное, у организмов – морское дело нелегкое. Это вам не кроссы бегать.
– Ты давай держись тут! – горячо жали руку Егорову на прощание члены комиссии.
– Да это вы там держитесь, а мне-то тут норм. Сначала тяжело было, думал: мать моя, как отсюда сбежать-то. А теперь так втянулся, что и хорошо даже. Знал бы – сам бы сюда и просился. Приезжайте к нам еще!
– Нет уж, – ответила комиссия, – лучше вы к нам!
Это была первая и последняя комиссия на моей памяти, которая проверяла состояние у нас физической культуры и спорта. Слабенькие оказались. Хоть и спортсмены.
Дуэль
Военные моряки. Вот, ребята, о ком неожиданно пойдет сегодня наш рассказ. Лишенные сызмальства тех привилегий, которые вы полагаете за данность, запертые в железные борта своих кораблей и не имеющие возможности выбирать, чем им сейчас хочется заняться, вынуждены они выкручиваться из всего этого только смекалкой, терпением и волей.
Вот, например, дождь. Вы можете достать зонтик и не мокнуть, а то и вовсе не выходить из дома. Ну и что, что еда кончилась – вон же еще цветы в вазе стоят и соль есть. Да и дождь не вечен.
А моряк? Выдергивает его вахтенный отсека из сновидений, в которых он, может, только что на теплом море собирался руку предлагать. Тащ, готовьтесь к вахте. И что может он сказать: не-не, я, пожалуй, дома останусь? И выходит он на мостик. А там тот же дождь, который вот у вас идет и вы уже с аппетитом смотрите на цветы. А он? Отсюда льет, оттуда дует и тоже с водой, отовсюду брызжет. А предыдущий, которого он меняет, уже к этому равнодушен – он и сам уже дождь пополам с морской водой, и когда снимает рукавицу, чтоб пожать руку, из нее течет вода, а ладонь у него мягкая и пальцы в морщинках, как после бани. Хотя что за баня в плюс пять?
Зонтик? Ну не достанешь же ты в дождь на мостике зонтик? Нет, можно, конечно. Но, скорее всего, если тебя не унесет мэрипопинсничать, то тебя тут же отстранят от вахты, а то и вовсе спишут с плавсостава. Да и не только тебя, а заодно и всех твоих потомков до пятого колена. На всякий случай.
Или зуб. Возьмем и предположим, что он заболел. Повезло, если ты не на вахте и доктор в хорошем настроении. Ну как повезло: доктор достанет те клещи, которые еще Пирогов выбросил со словами: «Да ну, вы ебанулись, что ли, наглухо совсем?», а военный интендант, проходя в этот момент мимо медицинской палатки, подобрал их, нежно вытер обшлагами и со словами: «Не, ну а чо, нормальные же клещи!» поставил на вооружение всей армии и, соответственно, флота, до полного износа и морального устаревания. А чему там устаревать? Ну круглогубцы и круглогубцы! Так вот, достанет доктор эти клещи (может быть даже те самые!) и, ласково ими пощелкивая, заглянет вам, через глаза, на самое дно души: «Что, зубик заболел, родненький? Ну заходи, чего ты дрожишь, милок?» И вы не поверите – боль не то чтобы отступает, но становится довольно-таки терпимой! И это, вы помните, если вам повезло и вы застали доктора в хорошем настроении, что бывает крайне редко и похоже, согласно военно-морской классификации, на чудо чуть ли не полуторного пришествия. А что бывает, когда в плохом, я вам смогу рассказать только после того, как вы мне предъявите справку о полной морально-психологической устойчивости из поликлиники, к которой приписаны.
Но хуже всего – скука. Особенно ее комбинации с весной, летом, осенью и зимой. И вся беда даже не в том, что военный моряк не умеет скучать, но в том, что к скуке этой он, сука такой, готовится заранее! Нет бы просто страдать хуйней, что иногда случается и на это никто не обращает внимания. Даже строгий старпом, застав группу военморов, страдающих хуйней, спросит их, бывало, по-отечески: «А что это вы тут, бакланы шерстоперые, творите? А-а-а-а, хуйней страдаете? Ну ладно, только суточный план мне не нарушать!» Посмотрит строго да и дальше пойдет.
Так нет же – ему, этому самому баклану, нужно обязательно что-нибудь себе припасти заранее. Чтоб когда на него навалится скука, ему не было скучно и можно было что-нибудь повертеть в руках или куда-нибудь это, припасенное, засунуть, чтоб посмотреть, что будет. Об этом как раз случае, гремевшем в свое время на всю нашу необъятную Родину и до самого даже Мурманска, я и хочу вам сегодня рассказать. Про «засунуть».
Стоял излет лета. Та самая пора, которая всем нравится больше всего, да не все об этом решаются говорить вслух. Запахи скорой осени носились ветром по горбам сопок и оттуда стекались вниз, прямо в синее море, но не волнуя его, как осенью, а нежненько проникая в. И солнышко уже не палило, а ласково грело прибрежные камни. Они-то и были виноваты, как вы увидите после, эти самые камни. Даже не суббота, в которую нести вахту скучно и неинтересно, хоть до крайности спокойно. Проверяющих в субботу не бывает – дураки они, что ли, по субботам шастать. А еще и дежурный по дивизии в ту самую субботу ушел спать к себе на корабль, приказав будить его, если что, обязательно. Но только если это самое «если что» будет ядерной войной, а иначе давайте тут сами, чо тут: рулить дивизией атомных крейсеров в субботу сможет и второклассник, если ему выдать повязку и ознакомить с суточным планом. Хотя если бы он и не ушел, то ничего бы это не изменило – сами сейчас увидите.
Но в субботы так было почти всегда, а в эту, видите, добавились еще и камни, на которые вылезла погреться нерпа. Не то чтобы здоровая, но и не маленькая – нормальная такая черная нерпа. Лежит себе на боку, усами шевелит да на солнышко щурится. Милота!
А сверху, с вышки, щурится на нее морпех, который там стоит уже второй год с перерывами на сон, еду и политзанятия. И вот эта самая нерпа, так уж вышло, стала на тот момент самым интересным событием за всю его службу.
Это когда он поступал служить (ну как поступал – был отловлен в тайге и доставлен в военкомат), ему сказали: слушай, ну ты же охотник, да? Потомок Дэрчу Оджала, наверняка. Белку в глаз бьешь, а если тебе ружье дать, то ты и вовсе в ресничку ей попадешь? Ну так вот, смотри, охрана важного государственного объекта, стратегического, можно сказать, значения от проникновения внутрь его извне! Звучит? Карабин тебе дадут, будешь зорко вокруг, а если что: «Стой, кто идет!» И из карабина по ним! А тебе медаль потом, а то и орден, представляешь? Морская пехота, сынок, это тебе не в танке пукнуть бояться. Это простор, ебать его, отвага и эта еще, как ее… товарищ прапорщик? Точно! Удаль! А? Хочется? Ну а кому не захочется? Я бы и сам, знаешь, но годы не те уже. Вот тут подпишись. Где ты – там победа, сынок! Запомни свой девиз отныне и до скончания веков!