– На практику? – сурово спросил механик.
– Так точно!
– В какую бэчэ?
– В электромеханическую!
– Ко мне, значит? Ну наконец-то мне документацию обновят всю, давно тебя жду! Откуда?
– «Галоша».
– Ну и как «Галоша»?
– Стоит!
– Второй курс закончил? Дрищ еще. Но ничего, научим, если захочешь! Пошли за мной.
И оказалось потом, что на подводной лодке так много вещей, которые могут, а иногда прямо и хотят тебя убить или хотя бы покалечить, что рубочный люк на их фоне выглядел добрым товарищем, и на следующий уже день Толик, как заправский подводник, просвистывал этот люк со скоростью свободного падения вниз и чуть дольше – вверх.
Но сейчас не спешил – аккуратно полз вверх с чашкой кофе, упираясь в стенку люка спиной и перехватываясь одной рукой.
– Приборку в люке делаешь? – спросил сверху боцман.
– Очень смешно.
– Кинуть лом тебе в помощь?
– Себе кинь, собака бешеная!
– Давай помогу. – Боцман перехватил у Толика чашку с кофе.
– Только не пить!
– А то как же, обязательно не пить! – громко отхлебывая из чашки, согласился боцман.
Снаружи уже стемнело. Вот эта расхожая шутка про «Где ты был летом? – На вахте стоял» не совсем точна. Лето-то – бывает. Ну, с учетом широты, но тем не менее – бывает. А вот день зимой – нет его совсем, как ни шути. Да никто и не шутит. Не смешно.
Толик закурил и, запивая дым кофе, смотрел на черную воду губы, по которой лениво плавали белые полосы прожекторов здесь и желтоватые от фонарей дальше – у штаба. Наконец-то, думал он, до меня дошло то определение полусмерти, которое давал классик и которое ну так было непонятно, далеко и мутно в шестнадцать, но сейчас вдруг всплыло в памяти и пришлось как раз вовремя – вот же она и есть, эта самая полусмерть. Вот сердце у тебя, предположим, бьется, гоняя кровь, легкие шевелятся, поглощая кислород, ноги-руки, то да се – и?
– И что мы тут – опять курим в неположенном месте?
На мостик, обтопывая с ботинок снег, протиснулся старпом. Не заметил его Толик, за своими страданиями-то, а так бы сигарету потушил: все знали, что на мостике курить нельзя. Все на нем курили, но, сугубо из уважения к командиру со старпомом, старались не наглеть и не попадаться.
– Да я не в затяг же!
– А не в затяг можно?
– Ну… не в затяг же…
– Ну дай сигаретку, я проверю. О, а что это у тебя – кофе?
– Да тут жижа уже одна, да и остыл совсем.
– Зажал старпому кофе – так и скажи, к чему эти оправдания?
– Так чего жать-то, не мой же – штурманский.
– Спасибо, что сдал источник кофе! Что у нас на борту происходит?
– Проворачиваем.
– На герметичность?
– Проверились уже. Герметичны.
– Ну хоть что-то стабильно в этой жизни! А да, не в затяг, вроде как и не куришь, ну.
– Я больше не буду.
– Да я верю, конечно, всякому зверю и тебе, пожалуй, поверю.
– Правда, что ли?
– Нет.
– Ну так я пойду, а то тревога же.
– Пойди, я уж без тебя докурю как-нибудь, так уж и быть.
Механик в центральном отчего-то повеселел: не то магия кофе, не то магия того, что ты при деле.
– Чот ты долговато, нет? Я уже соскучиться по куртке своей успел!
– Да старпом там пришел. Задержал.
– Злой?
– Кто?
– Роджер, блядь, Мюрто! Старпом, не ты же! Ты же не мог подумать, что мне есть дело до того, злой ты или нет?
– Нормальный, вроде, как обычно. Даже не особо долго бухтел, что я курю на мостике.
– А ты на мостике курил, наглец?
– Ну нет, на пирс бегал, ага. Как все.
– Докторила заходил, что-то ему из-под тебя надо. Я говорю: нормальный ты вообще, тревога на корабле так-то объявлена, личный состав оружие трапочками протирает, а ты тут ходишь хамски расслабленный. На что он мне совершенно верно заметил, что Толик-то все равно нихуя не делает. Так что сходи в амбулаторию, быстро. Только сюда посади кого-нибудь, кто там из твоих бездельников больше остальных ничего не делает.
– Вас послушать, так никто ничего не делает, только все вот как-то работает да работает.
– И тебе хамит? – В центральный спустился старпом.
– Перманентно! До слез меня доводит, не поверите!
Перездоровавшись с половиной правого борта, Толик добежал до первого отсека и выслал своего старшину команды в центральный, а потом уже сунулся в амбулаторию. Там, в тишине и покое, доктор Саша и второй доктор – Антон – гоняли чаи с черными сухарями.
– Нормально вы проворачиваете!
– Личный состав работает. Мы же что, мы – командиры, нам же главное направить и подбодрить!
– Так у вас личного состава меньше, чем вас самих, сказочники!
– Это уже детали, а нас, стратегов, детали не ебут. Чаю?
– Ну лей, не откажусь. Что хотел-то ты, прям боюсь уже: то звонишь, то лично своими барскими ногами в центральный за мной ходишь?
– Хотел что – грубой мужской силы. Чего от тебя еще можно хотеть – стихов под фонарями?
– Не дал вчера никто, так ты на мужиков решил перейти?
– Пффф. Еще как дал! Но не суть – у Антона сосед мягкий уголок продает, а я бы как раз и прикупил себе, а то, как показала вчерашняя практика, одной тахты в спальне и трех табуреток на кухне мало, когда к тебе приходят гости!
– Так у тебя же в гостиной диван.
– Был. До вчерашней ночи. Вот надо заодно его вынести, а от соседа антоновского мягкий уголок ко мне перетащить. Антон, ты, я и мои санки в команде – думаю брать четвертого или втроем справимся?
– Диван и два кресла?
– Да хрен знает… Кто его видел, тот уголок-то? Но предположительно да.
– Давай тогда четвертого возьмем. Можно и втроем, но зачем, когда можно вчетвером.
– Логично. Держи свой чай, я схожу минера оповещу, что он сегодня вечером занят мной.
– Блин. Так я же в библиотеку хотел… книжек взять.
– Похвальная попытка съехать, но не прокатило – завтра возьмешь: библиотека не волк, в лес не убежит. Тем более, что у нас и леса-то нету, а мягкий уголок, знаешь, хоть и не волк тоже, но уйти может.
– У меха уже отпросился…
– Не ной, тебя все равно никому не жалко! Завтра еще раз отпросишься.
– Ты чего там, – подсел к Толику Антон, когда Саша убежал к минеру, – Саня говорит – хандришь?
– Да ну, Антоха, слушай…
– Так, попрошу не нукать в храме военной медицины на ее жреца! Давай говори, что случилось.
– Да… не знаю… ничего.
– Толик, слушай, вы как дети: пошли в подводники, вроде к смерти поближе, а стесняетесь как девочки на первой дискотеке, когда их за грудь будто ненароком трогают. Я же врач, Толик! Я, вполне возможно, могу помочь и для этого именно, кстати, сюда и поставлен. Ты же понимаешь, что все между нами останется?
– Да нет, я же и говорю – ничего. В этом-то все и дело, что ничего не случилось и не случится наверняка еще долго. И как-то это было нормально, понимаешь? И тут вдруг это… И непонятно. Зачем оно? Я вот что-то делаю, куда-то хожу, чем-то занимаюсь. А зачем оно все? Ну какой в этом смысл? Дальше-то что?
– А. Это у тебя экзистенциальный кризис, братан. Потеря смысла по-вашему, по-простому.
– Лечится?
– Нет. Но и не смертельно. Ты, главное не переживай – переживешь.
– Ну вот.
– Таблеток могу выписать, для успокоения нервной системы. Хочешь?
– Да я спокоен, Антон. Не смотри так на меня, правда, я не собираюсь… ну-у-у… чего-то там, от чего таблетки нужны. Просто… не так как-то все, надо в порядок все привести, а какой он, порядок этот?
– У каждого свой. Смысл жизни, я о нем, тут уж просто надо поискать. А если что, ты давай без этой, бравады вашей, приходи…
– Ну что? – в амбулаторию вернулся Саша. – Что скажете, коллега? Есть ли смысл что-нибудь у него отрезать?
– А, – удивился Толик, – так это ловушка!
– И да и нет! С одной стороны – да…
– А с другой – нет?
– А с другой диван и правда у меня вчера разломался и сегодня мы идем за новым старым диваном! Так совпало!
– И кто идет четвертым – минер?
– Он!
– А ведь потом скажут, что нас было четверо!
– Кого волнует, что будет потом? Как там ты вчера, кстати, со своей-то? Было чо?
– С какой своей?
– Которую ты ко мне приревновал. Как ее… Катя?
– А. Да чего она моя вдруг. Ну проводил домой, да и все.
– И все?! Даже не домогался? Антон, я тебе говорю – он точно болен!
И вот тоже странно, думал Толик, допивая чай, пока доктора что-то обсуждали на фоне его мыслей, раньше-то я похвастался бы и до того еще, как меня об этом спросили, и меня бы все хвалили, какой я молодец и отчаюга, а сейчас не хочется: и хвастаться не хочется, и чтоб хвалили – не хочется. А хочется чего? А ничего и не хочется. Разве что хочется чего-нибудь захотеть. Ну нет, хорошо все-таки, что мебель эта сегодня нарисовалась: в компании-то оно и страдать веселее. А библиотека – да не сгорит же. Подождет меня и до завтра.
Механик не очень удивился, когда Толик пришел к нему уже после отбоя тревоги переотпрашиваться на завтра. Чего только не сделают, сказал он, дети рабочих окраин, чтоб не ходить в библиотеки: друзей себе выдумают, диваны какие-то, а то возьмут да и вовсе заболеют… Кончил он тем, что ему вообще все равно, так как завтра на борту его не будет по причине общего сбора механиков в штабе флотилии. Так что анархия, которая начнется в его боевой части при его отсутствии, неизбежна, и уйдет Толик с борта раньше или не уйдет – ни на что уже не повлияет. Нелегко вам, посочувствовал в ответ Толик, на таких хрупких плечах и все держать неусыпно. В ответ механик посоветовал ему идти на хуй и подъебывать кого помоложе. На том и порешили.
В поселок возвращались пешком – транспорта не было совсем, а тропу в сопках хоть уже и пробили, но утрамбовать еще не успели. Шли долго, то вязли в снегу, то скользили на камнях и с горок: в общем было бы довольно весело, если бы не было так грустно. Едва заскочив домой переодеться, Толик побежал в условленное место, где его уже ждал Саша с детскими санками на плече. От Саши они двинули к минеру, где кричали под его окнами: «А Витя выйдет? А мячик нам сбросите?», пока не выглянула минерская жена и не сказала, что Витя уже ушел к Антону со строгим наказом от нее быть дома к девяти вечера. И