– …
– Молчишь? А сам небось гадости думаешь! Стоишь и внутри себя дерзко со мной не соглашаешься, нахал!
– Никак нет!
– Во-от! Видишь! Умеешь же, когда захочешь! Ладно, ступай, завел меня с утра, фу-у-ух, прям злой на тебя был. Ну отпустило вроде. Ладно, прощен.
– Товарищ командир! – Зам прокашлялся, покосился на Толика и зашептал что-то командиру на ухо.
– Погоди! – Командир жестом остановил Толика. – Блин, точно. Слушай, а чего ты меня сразу не остановил? Я бы потом его… ну, завтра. Чего, куда он денется с подводной лодки. А так как-то неловко вышло, нет? Да? Им не привыкать, это точно… Ну да, слушай, не в институте же имени Гнесиных, ну. Так крепче нервы будут, ты прав! Давай доставай, что там у тебя. Анатолий!
Командир встал и повернулся к Толику. Зам зашуршал в портфеле и достал оттуда газету, плюхнул ее на командирский стол и рядом поставил портфель, но закрывать его не стал. Интригует, подумал Толик.
– Я, тащ командир!
– Я чего тебя вызывал вообще. У тебя ж день рождения сегодня, да?
– Да.
– Ну дык и вот, – командир развернул газету и достал из нее грамоту, – вот тебе от меня грамота, за хорошую службу. И по традиции (зам достал из портфеля вязанку сушек) от нас тебе.
Командир повесил сушки Толику на шею.
– Теперь ступай. На подъем флага можешь не выходить. Скажи: я тебе увольнительную на сегодня дал, до восьми пятнадцати. Как раз успеешь зубы почистить, умыться нормально и в бой. Потому что покой нам – что?
– Только снится! – бодро доложил зам.
– Верно, товарищ замполит!
Эх, знали бы вы, что мне сейчас снилось… Покой ваш, бой, все вот это вот… тьфу. Толик облизнулся по пути в каюту и будто даже почувствовал привкус чужого пота на губах – вспомнилась Зойка из сна.
Обстоятельно и не спеша умываясь, Толик думал, что вот как странно – забыл про свой день рождения. Нет, понятно, что не девочка и не ребенок: от предвкушения глотать слюни заранее и ждать даже и неуместно. Но вот так, технически просто, не вспомнить про свой день рождения – это же что, тоже симптом? Может и правда к доктору за таблетками сходить?
Заварив чай, Толик следил за чаинками, плавающими в стакане, и подумал, что если, например, жениться на ком-то прямо отсюда, то вот те его сомнения по поводу правильности тащить сюда нормального человека из нормального места можно и не учитывать. Ну вот Катя, например, она же отсюда, и если она здесь живет и так, то от жизни с Толиком хуже ей точно не станет. На первых порах-то точно. Надо все-таки сходить к ней. А вдруг она не замужем? Непонятно, хочу ли я ее любить и вообще могу ли я любить в принципе. После накопленного опыта определенные сомнения оставались, но так-то я и не против попробовать. Думать о Кате было приятнее, чем о своем бессмысленном существовании, и это о чем-то да должно говорить, разве нет? Пусть и не любовь, но хоть что-то светлое. А как еще из этого, куда он попал, выбираться? Толик не знал. И даже не знал, хочет ли он из него выбираться.
В каюту торжественно постучали:
– Сова, открывай! Медведь пришел!
– Никого нет дома! Уходите! – крикнул в ответ Толик, и дверь тут же открылась.
– Коллега! – За дверью стояли Игорь, Антон и еще кто-то пыхтел дальше – в узком коридорчике больше двух человек не помещалось. – Разрешите вас, так сказать, со всей нашей вот этой вот, и чтоб вам всего и до конца, и мы будем только рады! Вот вам от меня коньяк, но без нас его, чур, не пить!
– А чего у тебя коньяк в бутылке из-под лимонада «Буратино»? Какой же это коньяк?
– Самый натуральный! Вот этими вот руками, из лучших сортов корабельного «шила», на кедровых орешках настаивал! И что тогда коньяк, если не это? Но без нас не пить!
– Да без вас выпьешь, ага.
– В шестнадцать ноль-ноль в сауне начинаем! – Антон протиснулся и пожал Толику руку. – Поздравляю!
– И я! – крикнул из-за дверей Саша.
– И мы! – крикнули из-за Саши, очевидно Андрей и кто-то еще.
– Ребята, – Толик растрогался, но виду не показывал, держался, – да у меня и нет ничего, ни закуски, ни… вообще ничего, я третий день с корабля убежать не могу!
– Обижаешь, мы все принесли: и закуску и выпивку. И даже резиновую женщину тебе в военторге купили, раз у тебя с настоящими не клеится! Мы же друзья, Анатолик! – Саша говорил строго. – И даже сауну я лично истоплю. А это, считай, как орден тебе выдали!
– Спасибо, ребята! Растрогали, черти!
– А почему тогда я слез на глазах не вижу? – уточнил доктор. – Ну ладно, пойдем, не будем мешать утреннему туалету новорожденного!
Чай приятно горчил. Так называемый коньяк пах, естественно, спиртом и чуть-чуть орехами, но на цвет был густо коричневым. Ну и как бы да, что еще коньяк, если не это, вспомнил Толик и захотел даже улыбнуться, но не смог – смог только растянуть губы в гримасу, но привычного ощущения улыбки не было: не щурились глаза, не становилось приятно мозгу и не хотелось глубоко вздохнуть, потянувшись.
Позвонил механик.
– Анатолий, зайди ко мне немедленно, если в сознании еще!
– Семен Степанович, пять минут, чай допью?
– Даже шесть можешь, я сегодня добр к тебе же! Жду.
Толик нашел в секретере корку черного хлеба, погрыз, запивая чаем, и решил, что надо что-то делать с этим всем, что с ним происходит, надо как-то вытаскивать себя из этого – сейчас ты не можешь улыбнуться, да и черт бы с ним, а вдруг завтра и как дышать забудешь? Ладно, пойду к механику.
– Анатолий! – Механик даже улыбался. – Разрешите вас категорически поздравить! Семь футов под килтом и полные карманы марципанов!
– Спасибо, Семен Степанович!
– Да погоди, подарок же! Вот тебе бутылка спирта. Целый литр, как родному, видишь?
– Вижу!
– Ценишь?
– Ценю!
– Без меня пить не будешь?
– Что вы! Как можно!
– Когда и где?
– После шестнадцати в зоне отдыха!
– Есть, понял! Запишу в ежедневник!
– О, – в каюту заглянул командир первого дивизиона, – «шило» раздаете?
– Нет! Подарки на день рождения дарим!
– Толян? Ну поздравляю, чо! Заходи – урана тебе отсыплю двести тридцать пятого! Полные карманы!
– Не, лучше кнопку «а-три» дай нажать вне очереди!
– Ишь ты, хм, захотел. Не, ну ладно, запишу тебя в журнал вне очереди, так уж и быть, раз такое дело! Когда и где?
– В шестнадцать в сауне!
– Йе-е-есть! Прибуду!
Чем было заниматься до шестнадцати часов, Толик не знал: по кораблю ходить было как-то неудобно, все поздравляли, и надо было в ответ улыбаться, а не улыбалось. На документацию Толик решил забить – не хотелось за нее браться совсем, и какая-то злость шептала в уши: Толик, сколько можно потакать им и делать вид, что это самое важное? Лег бы поспать, но периодически звонил телефон и спать не давал. Вот зачем их по каютам расставили? К чему этот бешеный прогресс?
То ли вот в училище было – один телефон в учебном корпусе и к нему всегда очередь хвостом виляет. Все мирно, как на водопое в засуху, вперемешку стоят – и первый курс, и четвертый. Только пятого не было – не солидно считалось уже взрослым мужикам на пятом курсе девушкам звонить. Дня через два, после знакомства с Леной, Толик решился ей позвонить – совсем зеленый тогда был и не разучился еще стесняться. Что говорить, Толик не знал, но подумал, что решит, пока будет стоять в очереди. Но не решил, и когда в трубке ответила взрослая женщина, с каким-то даже облегчением подумал, что Лены может не оказаться дома и можно будет просто передать, что звонил.
– Добрый день, а Лену можно к телефону?
Трубку, нагретую десятком ладоней и десятком ушей, прижимать было неприятно. Казалось, что слова предыдущих людей все еще живут в ней и их не слышно, но эхо от них шумит в линии и говорить приходится громче. И хоть следующий в очереди не подходит ближе, чем на метр, и коридор гулкий, но все равно кажется, что тебя все слышат и понимают, какой ты неловкий и явно девственник, раз даже по телефону с девушкой нормально поговорить не можешь.
– Добрый, да, сейчас позову.
Слышно было, как трубка стукнулась и потом шаги и голоса, но голоса слышны были едва-едва и о чем говорят – непонятно, а потом опять шаги.
– Вы можете подождать пару минуток или перезвонить?
Толик оглянулся на очередь.
– Да, подождать, пожалуй, могу, а перезвонить – нет: тут очередь.
– Очередь? Надо же, не думала, что у нас к телефонным автоматам очереди стоят.
– Я не совсем из автомата. Из него, да, но он в училище стоит. То есть висит.
– А, так вы курсант?
– Да.
– Будущий морской офицер?
– Надеюсь на это. А как я могу к вам обращаться? А то что мы как-то…
– Ох, батюшки, да неужели у Леночки наконец приличный жених! Зинаида Степановна, мама.
– Анатолий, можно просто Толик. Очень приятно.
– Так что, Толик, давно ли вы с Леной знакомы?
– Э… ну да. Дня три уже.
– А, так это она про вас говорила, когда в субботу с танцев пришла?
– Надеюсь. А что говорила?
– Ну Толик, ну это секрет же, не могу же я против собственной дочери выступать и вам помогать ее охмурять! Надеюсь, вы поняли намек.
– Надеюсь. Понял так, что шансы есть.
– Вот до чего же я люблю умных молодых людей! А вот и Леночка. До свидания, Толик, приятно было познакомиться.
– Да, слушаю!
– Привет, Лена, это Толик.
– Привет, Толик.
И тут же стало неловко, хоть маму Лены обратно к телефону зови: с ней-то разговор как-то сам собой склеился. Хотел же заранее придумать, о чем говорить. Вот чего не придумал? Ладно, буду банально.
– Как дела, Лена?
– Нормально. У тебя?
– Тоже ничего. Я скучал.
Блядь, вот откуда это взялось? С другой стороны, не скажешь же, что облизывался, вспоминая про грудь, бедра, ноги и живот, и стоял к месту и не к месту хуй… Скучал – нормальный синоним всему этому, да.
– Правда?
– Да. Когда мы сможем увидеться?