Переодевшись в гражданское и облив себя везде дезодорантом, Толик совсем было уже собрался выходить, как в дверь затарабанили.
– Толян! – Это был сосед сверху. – Не заливаю я тебя?
– Нет вроде, а что?
– Да что, бачок этот, сука, в туалете, будь он неладен, опять потек! Сантехников нет! Что делать, Толян, что делать?
– Да что ты паникуешь, будто айсберг с Титаника увидел? Залатай чем-нибудь подручным, что там давление в атмосферу?
– Да жена скоро придет, начнет опять про «немужик». Я же, Толян, руками только хлопать в ладоши могу, я же работник умственного труда! Толян.
– Что?
– По-соседски, а?
– Блин, да мне в библиотеку!
– Толян, помоги, ну что ты как не родной! Ради детей моих маленьких, ну куда им какать и писать? Кто, если не ты, Толян?
– Ладно, пошли, может, там по-быстрому удастся!
Ну никогда до этого не удавалось и отчего бы удалось сейчас? Пока сливали, осушали, искали тряпки, эпоксидку, разводили, мазали, пропитывали и заматывали, а потом отчищали руки, то как раз и успел Толик подергать закрытую дверь и постучать ногами о порог библиотеки. Заглянул еще в окна, как там, внутри. Внутри было все, как положено в закрытой библиотеке – стеллажи с книгами, тишина и уютный полумрак. Даже на миг показалось, что запахло чем-то из детства, книжной пылью, что ли.
Нет, ну половину дела уже, считай, сделано – дошел же? Дошел, рассуждал Толик, пока не спеша шел к дому. Осталось только зайти. Но в следующий раз, вот прямо завтра, сделаю это обязательно. Вот хоть потоп – на лодочке прямо приплыву и скажу: а не будете ли вы так любезны выдать мне что там у вас модного нынче в книжных братствах? Но только не детективы и не любовные романы. А еще из классики можно, вот Антона Палыча, например, пару томов я бы взял. Надо освежить, знаете, в памяти да наложить на текущий жизненный опыт. И сразу надо будет договориться, чтоб не волновались, если вовремя не отдам – ну, вдруг нас в море задержат? Эх, и почему же я раньше не додумался сходить в библиотеку?
Хотелось ужинать, но дома из еды были только яичный порошок и сухари в банке. А и чем не еда, махнул рукой Толик на поход в магазин, развел порошок, замочил в нем сухари и все это запек в духовке.
Не то чтобы вышло вкусно, но вполне съедобно, и он, чтоб было вкуснее есть, вспоминал, как они готовили ужин родителям Лены, когда те ушли в кино на вечерний сеанс, и Толик так мотал Лену по кухне, то сажая ее на стол, то ставя к подоконнику, то наклоняя к плите, что кастрюля с почти готовыми макаронами свалилась на пол, и они долго решали, что делать. В итоге тщательно вымыли макароны и доварили их, а сверху залили соусом из жареной муки, воды, лаврового листа, перца. И, попробовав, решили, что да – не поваляв по полу, такого вкусного блюда не сготовишь. Но больше на кухне чтоб не приставал, строго сказала Лена. А если бы варили суп, например, и разлили его, или ошпарились бы? Договорились? Конечно, договорились, но сейчас-то мы не варим уже ничего, можно и на кухне. Иди-ка, девочка, сядь дяденьке на коленки. Маньяк, смеялась Лена, а Толик соглашался, что да, что-то именно маниакальное он сейчас и испытывает.
И почему-то от этих воспоминаний чем дальше, тем больше Толику становилось холоднее, хотя в каждом из них было много солнца, много тепла и много того, что тогда казалось ему тем самым, настоящим, что он и поискать-то толком не успел еще, а вот поди ж ты – нашел.
Даже и есть расхотелось: Толик выбросил в мусорное ведро остатки сухарей в так называемом омлете. Подумал, не пойти ли прогуляться перед сном, но за окном опять мело, и не то чтобы сильно, но ходить без определенной цели в такую погоду точно не хотелось.
А вот надо было собраться и пойти к Кате – сообразил Толик, уже лежа под одеялом. И даже подумал было: ну а что, еще же не сильно поздно – соберусь вот и пойду. Но на этом его решительность и кончилась, хотя увидеть Катю ему хотелось и даже казалось, что это важно и нужно бы сделать, не откладывая в долгий ящик. А может, я и влюбился даже, а что? Не Леной единой весь мой мир наполнен. Тем более теперь, после того, как она замуж собралась. Хотя Толик думал, что если бы он сейчас сказал Лене «вернись, я все прощу», то замужество ее закончилось бы, не начавшись, но говорить этого он не хотел – сколько уже можно, да и зачем? Катю он не знал, конечно, но внешне она ему нравилась и легко представлялась в качестве будущей если и не жены, то уж спутницы на какое-то время точно. А там и видно будет.
Утром в квартире не включился свет. Сначала в комнате, а потом и в прихожей. Толик, не совсем еще восставший ото сна, отдернул зачем-то шторы, и в комнате стало еще темнее. Ну да, сообразил Толик, наконец просыпаясь, сейчас и днем-то как ночью, а уж ранним утром… И чего я полез к этим шторам, неужели во сне опять был не здесь. Дело оказалось в автомате: безвольно щелкая туда-сюда, взводиться он не желал категорически. А так как у Толика в квартире все практически было выключено, то, видимо, самому автомату пришли кранты.
Толик кое-как оделся в темноте, залил кофе кипятком из крана, осмотрел себя в зеркале, подсвечивая зажигалкой, и потопал на службу. Неплохо было бы не забыть и спросить у кого-нибудь на корабле, как тут чинят эти автоматы: куда бежать и что говорить, чтоб сделали быстро – до этого как-то и не приходилось задумываться о таких вещах.
Парочка знакомых офицеров с соседнего корпуса топала мимо подъезда в сторону сопок, и Толик, свистнув, догнал их. Ждать машины, толкаться в них и изображать шпроты в банке не хотелось. По сопкам прогуляться по морозцу не хотелось тоже, но раз попутчики сами собой подвернулись, то почему бы и нет.
За ночь мороз, будто кто его просил, окреп, и снег хрустел под ногами сухо, неприветливо. В ложбинах еще ничего, а сверху, на горбах сопок, пробирало ощутимо. Хорошо, что у Толика, как у опытного бойца, шапка была на два размера больше необходимой, и под нее легко можно было спрятать уши и почти весь затылок. Ноздри слипались при дыхании, а если лицо замотать кашне, то дышалось сыро и неуютно, поэтому шли не очень торопясь и дышали неглубоко, короткими вдохами. Сереющее рассветом небо уже убрало в подол звезды, и месяц висел, но почти не светил, выдохшись за ночь. Скоро начнутся северные сияния, подумал Толик, но эмоций это у него не вызвало. Ну, начнутся и начнутся, толку от них все равно никакого, разве что красиво. А к любой красоте, виданной не единожды, быстро привыкаешь и даже удивляешься, когда кто-то говорит: вау, ну и красота! А ты думаешь: ну да, ну красота, но что здесь особенного-то?
Так же было и с Леной. Очарованный на первых порах ее красотой, Толик и внимания не обращал на остальное. А потом, после ссор и терзаний, после повторяющихся расставаний и возвращений, когда кто-то ему говорил: да, братан, красивая у тебя она, прямо ух, отмечал или вспоминал, что да, красивая, но вот этого вот «ух» не чувствовал совсем, даже если и пытался себя заставить почувствовать.
И вот интересно, с Катей будет ли так же, думал Толик, переодеваясь в РБ. И если да, то это у всех так и нормально или это он один такой и ему просто не повезло? Может ну ее, эту библиотеку, и надо собраться да пойти к Кате? Ну не выйдет ничего, так и не выйдет. Но не попробовав же и не узнаешь. Вполне возможно, что именно Катя, а не библиотека, мне нужнее сейчас… Хотя апатия уже поглощала полностью, накрывая с головой. Еще немного, и я устроюсь в ней, как в коконе, и даже перестану искать причины для того, чтобы что-то с этим сделать, вполне отчетливо понимал Толик, как и то, что впору бы уже кричать «помогите», но… Так же не принято, правильно? Кто поймет и чем поможет? Можно подумать, что у них у всех тут такая беззаботная жизнь, что все только и ждут Толика с его тараканами в голове – своих проблем-то мало и жить скучно, надо все сразу бросать и сломя голову скакать искать Толиков смысл, а потом уговаривать: смотри, Толян, ну, может и не твой, но нормальный же смысл, почти новый, бери, чо ты! Привыкнешь, я тебе говорю. Сначала, конечно, чураться его будешь, но потом ничего: стерпится – слюбится. Все так делают, а ты что – особенный?
– Ну и дурак ты, Толик, – ответил на все это Антон, внимательно его выслушав. – Молодец, что ко мне пришел и поделился, но дурак.
– Нормально ты помогаешь, да.
– А как? Слушай, надо сначала признать проблему, а потом ее решать, не так ли?
– Не знаю, я же не доктор!
– А я сейчас тоже говорю как не доктор. Толик, мы же друзья все, да? С какого момента ты начал думать, что это просто пустой звук?
– Да я так и не думал!
– Ну как не думал, если вот только сейчас сам мне рассказал, что думал?
– Я не об этом же совсем! Я о том, что у каждого есть проблемы, у каждого! И у многих они не как у меня, а настоящие, понимаешь, которые жить мешают и которые если не решить, то и вовсе могут привести неизвестно к каким последствиям, а у меня что? Хандра, как у кисейной барышни? Серега вот, например, думает, чем ему дочку кормить, если на следующей неделе опять зарплату не дадут. А я к нему: Серега, братан, тут дело такое, скучно мне жить стало?
– Ну ты Сереге помог?
– Ну помог. Пшенки там дал, консервов каких-то.
– Вот видишь, ты-то хороший, ты помог, а Серега так себе, хмыкнет только да дальше пойдет, верно?
– Ну-у-у… нет…
– А что тогда? В ком тогда дело?
– Выходит, что опять во мне! Как я попрошу у Сереги помощи, если и сам не знаю, как мне помочь и можно ли помочь вообще? Да и, слушай, нужно ли? Может так и надо, может это и есть то, что называют словом «нормально»?
– Ничего здесь нет нормального, не повезло тебе просто. Все живут и не думают об этом, а тебя, видишь, зацепило ненароком. И знаешь что? Будем тебя оттуда вытаскивать, братан. Как хочешь, а на то мы и коллектив, чтоб страдать от того, что ты не мучаешься с нами от тягот и лишений, а вроде как и совсем к ним равнодушен. Для начала, думаю, надо бабу тебе найти. Сначала любовь, эндорфины, регулярный секс, мозоли на руках заживут, потом расставание, депрессия, грусть, печаль и желание повеситься! Нормальные человеческие чувства, обычные, как у всех, а не вот это вот, рыбье, что у тебя! Вот, кстати, Саня говорил – тогда в кабаке тебя какая-то под локоток все держала, очень пуля даже, по его мнению.