– Ну вот. Боевая часть три к выходу в море готова!
– Ну так теперь всё?
– Прошу поощрить командира БЧ-3 за отличную подготовку к сдаче задачи!
– А с каких пор у нас поощряют за выполнение своих должностных обязанностей?
– Ну когда-то же надо начинать!
– Ну когда-то и начнём. Флагманский связист, что там в БЧ-4?
После окончания проверки и схода штаба офицеры остались в центральном получать тычки от старпома. Старпом положил перед командиром минёрский ЖБП и минёрский рапорт:
– Видите?
– Вижу. А что я вижу?
– Почерки-то разные!
– А-а. Ну да. Минёр, кто тебе ЖБП писал?
– Я сам писал, а кто ещё?
– А чего почерки разные?
– Ну я старался, когда ЖБП писал!
– Может такое быть, Серёга?
– Абсолютно исключено! Тут почерк прямо пахнет женщиной, нос на отсечение даю! Смотрите: в рапорте буквы грубы, как мясо на шампур нанизаны, а в ЖБП как прямо хохлома, так и вяжутся!
– Да ты, Серёга, ещё и графолог? Где твои таланты-то заканчиваются?
– За горизонтом, тащ командир. Далеко за горизонтом! Ну так, минёр? Рубанёшь нам правдой по маткам?
– Жена, – густо покраснел минёр.
– ЖБП тебе пишет?
– Да.
– А как она его пишет, погоди: ты её на секретный крейсер заносишь или секретный ЖБП с крейсера домой таскаешь?
– ЖБП домой таскаю…
– Ну бля-я-я. Тащ командир, что делать-то будем?
– Прикажем остальным командирам отсеков и командирам боевых частей документацию свою домой таскать!
– К минёру домой?
– Ну, а к кому? Тут вариант проверенный уже, сам видишь. Э-э-эх, – и командир закинул руки за голову, откинувшись в кресле, – представляешь, Серёга, это мы через год-два лучшим крейсером в мире станем, с такими-то бумагами! Вот она, слава, найдёт своих героев, наконец!
– Ну а серьёзно, тащ командир?
– Что, не хочешь славы?
– Не, вообще не хочу!
– Ну и ладно. Минёр.
– Я!
– Жене объявить от меня благодарность за службу, ЖБП и всю отсечную документацию – переписать!
– Есть!
А через месяц пришла грамота от командующего флотилией – Джуз, не сдавшись и не найдя понимания в дивизии, через флагманского минёра флотилии добыл её для своего любимца.
– Вот! – торжественно хлопнул он её перед старпомом. – Награда нашла героя!
– Ага, только немного заблудилась.
Старпом дописал ручкой слово «Жене» и исправил «у» на «а» перед бравурным текстом, начинающимся со слов «лейтенанту Гордецову»:
– Вот теперь вот нашла!
– Говорил я вам! – вставил зам. – А вы меня не слушали!
– Что опять? – уточнил командир.
– Ну про минёра. Вы всё хвалили, а я говорил, что надо присмотреться сначала, примерить его, так сказать, к боевой обстановке!
– Слушай, ну выбор жены – это одно из краеугольных решений в фундаменте карьеры офицера. Согласен?
– Ну-у-у, блин, да.
– Минёр жену себе правильно выбрал?
– Правильно.
– Ну дык чего я был не прав, если опять прав?
– Ай, ну всё вы переиначиваете!
– И всегда прав, я попрошу заметить!
«И что, – спросил меня один приятель, когда я рассказал ему эту историю, – так и не наказали минёра?» – «Да нет, конечно, а за что его наказывать?» Находчивость – это же самая главная черта при службе на флоте. За такое поощрять надо, я считаю!
Чёрная полоса
Жена для военного моряка – очень важная сущность. Кроме того, что она скрашивает ему тягостные часы ожидания походов на берегу, она ещё поддерживает в порядке его жилище, воспитывает его детей и удерживает от многих опрометчивых поступков, которые портят карьеру. От этого всего холостые военные моряки с трудом любимы начальством и создание ячеек общества категорически приветствуется. Но как и у любой сущности на свете, у жены военного моряка есть и обратная сторона – к себе и создаваемым собой удобствам она вызывает стойкое привыкание.
И ладно ещё, если военный моряк женился в зрелом возрасте, предварительно научившись стирать себе бельё, пришивать пуговицы и жарить яичницу, – тогда ещё куда ни шло, выживет. А вот если он, буквально оторвавшись от мамки, тут же был пронзён стрелой Купидона, то привыкание это самое неумолимо перерастает в стойкую зависимость, начинаясь с того, что жена кормит его через прутья решётки домашними котлетками, и заканчиваясь: «Мася, а где моя свежая рубашка и какие мне носки сегодня надеть? Синие или чёрные?»
Здесь можно ошибочно подумать, что я призываю жениться чем позже, тем лучше, но нет: тут не сразу и поймёшь, что хуже. Не подвергаясь воспитанию и огранке со стороны женщины, военный моряк чорт-те чем начинает заполнять своё свободное время, но точно ничем полезным. Например, склоняется к оформлению своего жилища в стиле военно-морской ампир: винные бутылки вместо люстр, морские карты вместо обоев, туалет без дверей, телевизор вместо стола и две украденные с корабля тарелки вместо посуды. А зачем мне холодильник? Тушёнка с гречей и так великолепно хранятся!
В общем, жениться, как и делать любое другое дело, следует вовремя, а не рано или поздно.
Застрял как-то наш пароход в городе С. надолго. Не то чтобы на год или два, но на несколько месяцев. И нравилось это в общем-то всем, за исключением нашего минёра Влада, с которым я познакомил вас в прошлом рассказе. Почему нравилось, поймёт любой военный: приписаны мы были к первой флотилии и в городе С. подчинялись военно-морской базе только условно и по соображениям приличия. Наши же родные штабы учили нас жизни и дисциплине только по телефонам – путь не близкий, у флота денег на солярку нет, а уж на командировки штабов тем более нет.
– Алё! Алё! Это пом НЭМСа Давидов! Механика позовите к телефону! Антоныч! Что там с подшипником? Поменяли? Что значит «в цене с местными не сошлись»? Всё шутки шутишь? А что это за звуки? У вас в центропосте музыка, что ли, играет? Вы там опухли вообще! Ну, погодите – дорвёмся мы до вас!
Вахту отстоял, рабочих проконтролировал и свободен. Хочешь – в город иди, например даже в кино, хочешь – спать ложись, хочешь – рыбу лови, хочешь – книжку читай, хочешь – просто лежи мечтай, а хочешь – с друзьями шашлыки жарь. Ну чем не военно-морской рай?
Да и Владу там тоже сначала понравилось: свобода же и делать ничего не надо! Но через пару недель оказалось, что метод сухой стирки носков и рубашек работает недолго и малоэффективен при длительном его использовании: белые рубашки чернеют, кремовые – сереют, а носки воняют всё сильнее, как часто их ни меняй. И брюки! Ну кто же мог предположить, что их надо гладить так регулярно!
– А где ты берёшь чистые рубашки? – приставал Влад к помощнику.
– Стираю.
– Это как? У тебя стиральная машинка есть?
– Это так, Влад: беру шаечку, иду в душ, там набираю тёпленькую водичку, строгаю туда мыльце, замачиваю и потом ручками, ручками. Погоди, куда побежал, я тебе про носки сейчас ещё расскажу!
А побежал Влад к командиру. От отчаянного своего положения и беспомощности перед бытом он запаниковал и попросил у командира трое суток отпуска, чтоб съездить за женой. Возможно, если к командиру прибежал бы штурман, старпом или кто-то из механиков, он бы и спросил зачем, для того чтобы придумать мотивацию отрицательного ответа, но тут просто махнул рукой: ступай, Влад, на все восемь сторон.
Влад обернулся быстро: предварительно позвонил жене, выдал ей ценные указания и поэтому времени на сборы не тратил: прискакал, схватил жену, чемодан и фикус и обратно. В городе С. снял квартирку и зажил привычной для себя жизнью: стал являться в чистых рубашках, наглаженных брюках и в аккуратной причёске. И даже, знаете, как-то расцвёл, взбодрился и снова обрёл смысл жизни: с утра надеваешь чистое и бежишь на службу, а вечером домой к ужину, тапочкам и заботливой жене. А жена у Влада была замечательная, тут даже при желании слова против не скажешь: и хороша собой, и умна, и хозяйка отменная, и гостей принимать любила. И даже не обижалась на вопросы, как это она умудрилась за Влада выйти замуж при таком богатстве вариантов в Северной столице. Даже в съёмном закутке города С. она буквально за пару дней свила вполне приемлемое по уюту и комфорту гнездо, причём в одиночку.
Влад, естественно, не рассказывал ей всей правды про свою службу, а пересказывал вместо этого романы Рафаэля Сабатини, переложив их на современный лад и удалив оттуда женщин. «Видишь, – говорил он ей, – пашу как вол, не зря же меня, лейтенанта, сразу назначили командиром целой боевой части, когда остальные капитаны третьего, а то и вовсе второго рангов!» Ну не рассказывать же своей жене, что у тебя в боевой части всего один офицер по штату и есть, а численность всей боевой части меньше почти любой группы на корабле? Я бы точно не стал!
– Тащ командир, а можно я жену на экскурсию приведу?
– Можно. Но двадцать пятого декабря.
– Так ещё полгода же!
– Минёр, я женщин на корабль пускаю только в двух случаях: если они солистки столичной филармонии или если День корабля празднуется. Всё. Твоя жена является солисткой столичной филармонии?
– Нет.
– Ну вот. Жди тогда двадцать пятого декабря. А что ты тут ей показывать собрался?
– Хозяйство своё!
– Понимаю тебя, минёр, понимаю. Когда она спрашивает, отчего ты так устал – ты ей про торпеды, стеллажи и тали заливаешься соловьём, так? А тут привёл бы и как показал бы свой торпедный отсек, как позвенел бы цепями, так она ещё больше тебя жалеть бы начала. Понимаю тебя, понимаю, но ничем помочь не могу. Принципы, понимаешь, у меня такие: женщина на корабле – к несчастью. И вообще, не мешай мне.
– Так вы же телевизор смотрите…
– Вот и не мешай мне его смотреть.
– Ну, понял, – вздохнул минёр и побежал к помощнику.
Помощника минёр считал своим другом и самым близким товарищем на корабле. Это оттого он так ошибался, что были они с помощником соседями по каютам и помощнику удобнее всего именно к минёру было ходить за чаем, пряниками и закуской, а в благодарность приходилось называть его «Влад» и периодически дружески хлопать по плечу. Опять же, именно помощник отвечал на корабле за несение береговых и корабельных нарядов и поэтому быстро и безболезненно подписал минёру зачётный лист и тут же допустил его к несению нарядов. Это за противными механиками приходилось волочиться сутками, сначала чтоб упросить что-нибудь объяснить и показать, как работает, а потом чтоб уговорить подписать зачёт, раз сам же вот только что всё рассказал и показал.