Я ничуть не преувеличиваю сейчас. Если вы обладаете хоть толикой логического мышления и здравого смысла, то ответьте мне на вопрос: сильно ли отличаются уровень подготовки экипажа, не ходившего в море 9 месяцев, и экипажа, не ходившего в море 8 месяцев и 21 день (перерыв в плавании у экипажа К-141 с 19 октября 1999 года по 11 июля 2000 года, причём в этот период экипаж дважды побывал в отпуске, то есть не проводил даже теоретической подготовки). Если бы экипажу на сдачу первой курсовой задачи отвели не менее двух положенных месяцев, то он однозначно потерял бы свою линейность и все 118 человек остались бы живы, но Северный флот ухудшил бы свои показатели в глазах Москвы.
Окончив планово-предупредительный ремонт с многочисленными нарушениями его регламента (выходы в море, проверки), экипаж К-141 готовится к участию в сбор-походе кораблей Северного флота в августе 2000 года.
Сбор-поход кораблей является одним из видов боевой подготовки на флоте. И даже человеку, далёкому от флота вообще, понятно, что это очень сложный и потенциально опасный вид боевой подготовки – он предполагает нахождение в полигонах большого количества надводных кораблей и подводных лодок со сложными задачами по маневрированию и взаимодействию и, безусловно, требует тщательной и детальной подготовки к проведению каждого его этапа.
Всё, что вам нужно (достаточно) знать про подготовку к сбор-походу кораблей Северного флота в августе 2000 года, это то, что в ходе подготовки к нему не были не то что проведены, но даже не разрабатывались учения спасательных сил флота и спасательных сил ВМФ. Командир единственного на Северном флоте спасательного судна «М. Рудницкий» даже не получал задач для подготовки к учениям флота. Спасательные аппараты АС-32, АС-34 и АС-36 также не готовились к использованию.
Вот подумайте логически. Если проводится какое-нибудь мероприятие с потенциальной опасностью – митинг, салют, детский утренник, etc – готовятся ли заранее какие-нибудь силы и средства для обеспечения безопасности людей? Ну конечно же готовятся – это и полиция для охраны порядка, и пожарные со спасателями для оказания помощи, и бригады «Скорой помощи». Посмотрите внимательно вокруг себя на любом массовом мероприятии, и вы обязательно увидите их: они будут находиться рядом в готовности оказать помощь населению, не так ли? А теперь скажите: посчитаете ли вы потенциально опасным мероприятие, когда практически весь Северный флот находится в море и воюет сам с собой? Да? А теперь вот вам перечень сил и средств, которые были назначены для оказания помощи директивой штаба флота:
– спасательный буксир;
– противопожарное судно;
– водолазный катер (на флоте нет ни одного глубоководного водолаза);
– килектор.
Всё. Согласитесь, это могло бы вызвать бурный смех, если бы не окончилось трагедией.
Подводная лодка К-141 в ходе подготовки к сбор-походу кораблей и выполнению поставленных ей задач в ходе учений в июле загружает на борт боевые торпеды 65-76А и практическую торпеду 65–67 ПВ (точная копия 65-67А без взрывчатого вещества), которая была загружена позже, в начале августа. Погрузкой руководил командир минно-торпедной боевой части, прибывший в экипаж в день погрузки с лодки другого проекта, который даже не был допущен к самостоятельному управлению боевой частью (он так и остался не допущенным на момент выхода лодки в море, что категорически запрещено).
Понимаете, в чём тут основной момент, который гложет меня и не даёт покоя: на каждого боевого моряка на флоте существует не один десяток офицеров вышестоящих штабов, в обязанности которых, по моему личному убеждению, должно входить следующее:
– обучение моряка высокой степени владения своей специальностью;
– обеспечение его всем необходимым для профессиональной подготовки;
– создание условий (в том числе и морально-этического характера) для несения им службы на должном уровне;
– контролирование уровня его готовности к выполнению задач;
– личная ответственность за выполняемые функции и достигнутые результаты.
Но в случае с К-141 вышло так, что единственным человеком, который спросил моряков «Курска», готовы ли они к эксплуатации торпед данного класса, явился старшина команды торпедистов, матрос контрактной службы с соседнего корабля, которого торпедисты «Курска» позвали, чтоб он показал им, как подключить эти торпеды к системе контроля окислителя.
Плохо, когда предпосылки гнездятся в среде людей штабных – пришедший от них вирус неорганизованности, безответственности или безграмотности может поразить экипажи кораблей. Тут и до беды недалеко, если плохая работа конкретных офицеров штаба не будет своевременно замечена и исправлена людьми, командующими корабельными соединениями… Но самый опасный случай, когда безграмотность и безответственность, обострённые волюнтаризмом и уверенностью в безнаказанности любых своих решений и действий, становится нормой служебной деятельности флагманов Флота.
10 августа 2000 года атомная подводная лодка «Курск» вышла в свой последний поход. 12 августа по плану практических стрельб АПЛ «Курск» с 11.40 до 13.40 должна была произвести практический пуск торпеды 65–67 ПВ в назначенном полигоне (а вы же помните, что на борту не было даже документации по эксплуатации этих систем). Последний доклад о выполнении учебной ракетной атаки по плану поступил от командира АПЛ в 8.45.
После 10 часов подводная лодка всплывает на перископную глубину для определения ордера надводных кораблей с помощью РЛС, по которым она должна будет произвести стрельбу.
В 11.20 гидроакустики «Петра Великого» фиксируют активное излучение ГАС «Курска».
В 11 часов 28 минут 32 секунды в торпедном аппарате № 4 взрывается торпеда 65–76 ПВ (мощность взрыва эквивалентна 150–200 килограммам тротила). Взрывом вырывает переднюю и заднюю крышки торпедного аппарата, разрушается часть лёгкого корпуса, давление в первом отсеке подводной лодки повышается ударной волной до 5–8 кг/см2, весь личный состав первого отсека мгновенно погибает.
Система стрельбы подводных лодок данного проекта сконструирована так, что при залповой стрельбе (более одной) торпедами в целях снятия избыточного давления с первого отсека переборочные захлопки системы вентиляции во второй отсек должны быть открыты согласно инструкции завода-изготовителя.
Трудно, а вернее, невозможно себе представить, чем было мотивировано такое техническое решение.
Главным параметром устойчивости боевого корабля в море является его непотопляемость, и достигается она в том числе герметичностью его отсеков, о чём знают даже полуграмотные (в вопросах подводного флота) редакторы Первого канала.
Не скажу о надводных кораблях, но все подводные лодки конструируются и строятся из расчёта, что при полном затоплении одного отсека и прилегающих к его борту с одной стороны ЦГБ корабль остаётся на плаву и не опрокидывается. Все, кроме проекта 949А, очевидно, потому как во время выполнения основного своего предназначения – применения оружия – корабль остаётся негерметичным. Причём негерметичны 1 и 2 отсеки – те, в которых по боевой тревоге находятся примерно 60–70 % всего экипажа, в районе которых находится аккумуляторная батарея и торпедо-ракетное вооружение корабля. И да, 2 отсек – это ГКП (главный командный пункт) корабля, то есть все люди, которые управляют кораблём, находятся в нём. Пиздец как грамотно, да, если по-нашему, по рабочее-крестьянскому? И это тем ещё удивительно, что конструировал эту лодку ЦКБ «Рубин», который на 941, например, проекте разместил ГКП отдельно (выше) от других отсеков, снабдив его переборками повышенной прочности. То есть нельзя сказать, что конструктора не понимали всей важности этого участка на ПЛ – явно понимали же.
Кажется, чего проще понимание того, что плавучесть и остойчивость корабля обеспечиваются целостью и водонепроницаемостью его борта и палуб, а между тем множество кораблей погибло из-за непонимания этого принципа.
Переборочная дверь между 1 и 2 отсеками рассчитана на давление 10 кг/см2, и она, безусловно, выдержала бы этот взрыв, но давление через открытые переборочные захлопки системы вентиляции ударило и во второй. Давление, конечно, отчасти погасилось, но для сведения хочу вам заметить, что при моментальном повышении давления на 1–2 кг/см2 на тело человека человек получает тяжёлые травмы и скорее всего погибает. Допустим, давление ослабло до 3 кг/см2 – с уверенностью можно предположить, что весь состав ГКП был моментально выведен из строя, получив увечья и контузии. Скорее всего, в этот момент некоторые ещё оставались живы, но об их работоспособности говорить не приходится ни при каком допущении. В первый, а впоследствии и во второй отсеки начинает поступать забортная вода. Лодка теряет ход и движется по инерции, практически моментально начиная дифферентоваться на нос и погружаться, так как на перископной глубине она удифферентована «тяжела-тяжёл нос» (для того, чтобы не «выпрыгнуть» на волне, что даже на учениях моветон) и «висит» только за счёт хода и рулей, а носовые рули после взрыва в первом отсеке перестают работать. Подводники с 3 отсека в корму живы, но не понимают, что происходит, не получают команд с ГКП, аварийная тревога не объявлена.
В этот момент подводную лодку и оставшийся экипаж ещё можно спасти: на любой подводной лодке помимо ГКП есть ещё ЗКП (запасной командный пункт), с которого можно продуть цистерны главного балласта и всплыть в надводное положение. Цистерны главного балласта можно также продуть вручную или дистанционно с клапанов, которые находятся в отсеках, но все манипуляции на подводных лодках строго регламентированы и имеют незыблемую систему иерархии приказов на выполнение каких-либо действий. Основной документ по борьбе за живучесть РБЖ-ПЛ (который подводники учат наизусть) определяет следующий порядок перевода управления с ГКП на ЗКП: