Я могу честно засвидетельствовать, что ничего подобного не было у немецких пленных, содержавшихся у нас. И быть не могло, ибо в отличие от нас их не объединяла и не поддерживала в трудную минуту высокая идея.
Мне пришлось наблюдать, как проходило массовое возвращение на родину из Советского Союза пленных австрийцев, служивших в гитлеровской армии. Оно было проведено в короткий срок — конец 1953-го — начало 1954 года.
Пленные были отпущены по просьбе австрийского правительства в преддверии подписания с Веной государственного договора. Этот документ вступил в силу 27 июня 1955 года. Хочу напомнить, что он включил в себя обязательства СССР, США, Великобритании и Франции уважать независимость и территориальную целостность Австрии и австрийское правительство, не допускать деятельности фашистских организаций и обеспечить демократические свободы. Парламент дунайской республики тогда же принял конституционный закон о постоянном нейтралитете Австрии. Так вот, об этом важном документе австрийская сторона поспешила забыть и оказалась ныне в атлантических объятиях.
Однако вернемся к далеким дням середины пятидесятых. Десятки эшелонов с пленными прибывали в Вену и другие крупные города страны. Их встречали федеральный президент Теодор Кернер и члены правительства. Толпы австрийцев забрасывали приехавших цветами. В их честь воздвигались триумфальные арки. Многих вполне здоровых «жертв большевизма» укладывали на носилки и доставляли к автомобилям «скорой помощи» на руках. Проводились многолюдные митинги и собрания.
Я сожалею, но вынужден по правде сказать, что возвращение военнопленных вылилось в шумную и недостойную антисоветскую и антирусскую кампанию. Выпускались клеветнические кинофильмы, издавались десятки книг, публиковались сотни репортажей об «ужасах советского плена». Все вернувшиеся получили бесплатные путевки в санатории, их без очереди, как «героев борьбы с коммунизмом», устраивали на работу…
И невольно вспоминалось, как плохо принимали у нас своих воинов, имевших несчастье попасть в немецкий плен, с каким подозрением отнеслись к ним, как многих направляли в проверочные и фильтрационные пункты и другие учреждения, а затем немало ни в чем не повинных людей перегоняли в следующий круг ада — настоящие концлагеря на долгую отсидку. А ведь почти все военнопленные, прежде чем оказаться в фашистской неволе, уже внесли конкретный вклад, в ряде случаев значительный, щедро политый собственной кровью, в достижение нашей великой Победы.
По возвращении из ГСВГ осенью 1958 года я был назначен на должность начальника направления управления оперативной разведки ГРУ Генштаба ВС СССР. Здесь я мог полностью использовать свой опыт, полученный в годы войны и во время службы в разведструктурах армии, фронта, центрального аппарата, а затем в группах наших войск в Австрии и Германии.
Дело у меня спорилось, и я был доволен своим положением.
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Не прошло и двух лет, как высшая воля в лице моих начальников вновь вмешалась в мою жизнь и круто изменила судьбу…
Под «крышей» посольства
В середине октября 1960 года меня вызвали в управление кадров и настоятельно рекомендовали поехать в зарубежную командировку. На выбор предложили две должности: советника по разведке при разведуправлении Генштаба вооруженных сил Чехословакии или военного, военно-морского и военно-воздушного атташе при посольстве СССР в Швеции.
Обе должности меня не устраивали. У меня были далеко не полные представления о современной войсковой разведке, ее силах и средствах. Я не знал чешского языка, не имел представления о структуре армии ЧССР. На изучение всех этих сложных вопросов фактически не отводилось ни одного дня, так как выезжать к новому месту службы нужно было через неделю.
Не лучше обстояло дело и со вторым предложением. Шведский язык, равно как и нравы и обычаи этого скандинавского народа, история и культура Швеции были мне неизвестны. Почти ничего не знал я и об армии этого государства. В моей голове, конечно, отложилось кое-что после прочтения пушкинской «Полтавы». А об основах дипломатической службы я мог судить по давным-давно прослушанным лекциям генерал-лейтенанта А.А.Игнатьева, царского военного атташе в Париже в 1914–1918 годах, автора широко известных мемуаров «Пятьдесят лет в строю». Но этого, понятно, было мало для успешного решения военно-дипломатических, представительских и специальных задач в нейтральной стране, занимавшей далеко не последнее место в ряду развитых капиталистических государств.
Имелась еще одна причина, заставлявшая меня отказаться от почетной службы в Швеции. По понятным соображениям я не говорил о ней начальству. Дело в том, что это благополучное скандинавское государство считалось «гиблым местом» для советских разведчиков, и военных, и политических, из внешней разведки ведомства государственной безопасности. Слишком часто терпели там провалы наши разведывательные резидентуры.
Конечно, тут главную роль играли не козни «нечистой силы», а то обстоятельство, что шведское правительство еще до войны сумело создать сильную, хорошо слаженную службу контршпионажа, которая действовала весьма эффективно. И давно уже не составляло секрета, что она, эта служба, была нацелена главным образом на разведывательные структуры Кремля.
Конечно, мои возражения не приняли.
— Или то, или это, — настаивали мои начальники. — Не ты первый, не ты последний. Не боги горшки обжигают. Освоишь, изучишь, привыкнешь.
Не сработал и мой главный козырь, на который, признаюсь, я очень рассчитывал. За десять лет моей службы в Австрии и Германии, где я вплотную соприкасался с противником, меня на Западе наверняка расшифровали. Ведь среди моих помощников были и двойные агенты.
— Ну, вот видишь, — легко расправились с моим коренным доводом мои мудрые шефы, — такой опыт поможет тебе работать в любой стране.
Я понял, что сопротивляться бесполезно. Для кого-то здесь, в Москве, была нужна должность, которую я занимал, и меня решили переместить «с сохранением на уровне».
Порочность принципа подбора и использования кадров с удержанием их на «уровне» я испытал на себе. Достигнув известного служебного положения (уровня), работники определенной номенклатуры считаются способными к замещению любой должности этого уровня. Директор радиозавода может быть передвинут на должность директора хлебопекарни, заведующего продмагом можно сделать директором прачечной, секретаря обкома КПСС — послом, хотя он и понятия не имеет о дипломатической службе. Просто от него по каким-то причинам иногда нужно избавиться с сохранением ему уровня служебного положения. С тем же успехом министр угольной промышленности мог быть переброшен на пост министра электростанций.
По этому принципу начальника направления ГРУ вполне можно направить советником посольства, военным атташе, начальником разведотдела штаба округа и так далее. Тот же уровень, та же номенклатура, хотя совершенно иные функциональные обязанности. И каждое такое перемещенное по уровню лицо вне зависимости от знаний и опыта вынуждено на своем посту «изобретать велосипед», удивляя подчиненных и начальников, или все передоверять своим знающим дело заместителям до изучения участка работы или нового перемещения «по уровню».
В связи с этим установилась, прямо скажу, вредная практика: даже мелкие текущие вопросы зачастую решались только на уровне равных чиновников. К сожалению, в некоторых ведомствах, в том числе нашем, возродилась отмененная в 1917 году петровская табель о рангах. И теперь начальник какого-либо главного управления министерства (по старинным меркам — статский или тайный советник) будет кровно обижен, если к нему прибудет из другого министерства для согласования простой референт (титулярный советник), а не равный ему вельможа.
Я тоже стал жертвой установленного «перемещения по уровню». Претензий по службе ко мне не было и меня решили «выдвинуть на зарубежную работу», что считалось знаком особого доверия. Отказываться от таких предложений было не принято.
Итак, я выбрал Швецию. Мне казалось, что учить умных чехов тому, о чем сам имеешь смутное представление, было бы по меньшей мере недобросовестно. В должности же военного атташе, несмотря на всю сложность задач, можно было постепенно, опираясь на помощников, войти в курс дел и за счет упорных дополнительных усилий освоить специфику этой работы.
Началась лихорадочная, кстати ничем не оправданная, спешка с отъездом. Мне не повезло. Управлением и направлением скандинавских стран в тот момент руководили люди, которые сами в этих странах никогда не были и знали свой участок лишь по донесениям и отчетам из резидентур. Получить от них что-либо конкретное, кроме общих советов, как говорится, не представлялось возможным.
Две недели, отведенные на подготовку, пролетели незаметно. Я бегло просмотрел кучу информационных и специальных материалов, нанес визиты военному атташе Швеции в Москве полковнику Хельму, в отдел внешних сношений Министерства обороны СССР, Главное политическое управление, побывал в отделе административных органов ЦК КПСС, где, как водится, получил детальное наставление, как жить и вести себя советскому гражданину в капиталистической загранице. Пришлось посетить несколько собраний общества «СССР-Швеция», активным членом которого я немедленно сделался по долгу службы.
Тем временем уже состоялось решение Центрального комитета КПСС и был подписан приказ министра обороны о моем назначении, а через МИД СССР получен агреман (согласие) на мое назначение шведской стороны, оформлены на меня, жену и дочь дипломатические паспорта и финские транзитные визы. Все это в такой спешке, будто бы от моего срочного прибытия к шведам по меньшей мере зависела судьба войны и мира с этой страной.
Наконец, получив последнее напутствие от руководителя ГРУ (он же заместитель начальника Генштаба) генерала армии И.А.Серова, мы с женой и шестилетней дочерью 30 октября 1960 го