сех воплями на тему «мой ум сдох»... Закономерно, что качество «Притч графа Диффузора» получилось на порядок выше, а реакция друзей оказалась благожелательной, поскольку песни стали мелодичными, а тексты — понятными. Конкретно для меня эти два альбома несравнимы, они словно вынырнули из разных вселенных. Один — это концепция, а другой — проблемы личной жизни Бориса Гребенщикова».
Зимним вечером 1975 года в студенческом книжном клубе «Эврика», расположенном невдалеке от метро «Парк Победы», проходила лекция «Пути развития современной музыки». Известный джазовый гуру Владимир Фейертаг собрал полный зал длинноволосых меломанов, среди которых выделялись битломан Коля Васин, идеолог местных хиппи Гена Зайцев и фотограф Андрей «Вилли» Усов.
«Как вы, наверное, знаете, рок-музыка возникла не в Калуге», — откашлявшись, начал мероприятие Фейертаг. Проиллюстрировать эту мысль был призван фолк-ансамбль «Акварель», выступавший в тот вечер неполным составом: Юрий Берендюков — на гитаре, Николай Марков — на скрипке и Сева Гаккель — на виолончели.
Глядя в одну точку, Сева исполнял композиции Нила Янга и Пола Саймона, а глуховатый звук его инструмента превращал мероприятие из просветительского в психоделическое. Никто даже не догадывался, что это был не только дебютный концерт Гаккеля в составе «Акварели», но и его первый рок-концерт вообще. В благочестивом облике одетого в чужую джинсовую куртку музыканта сквозило нечто аристократическое и благородное. И это ощущение оказалось не обманчивым.
Вслед за симпатичной «Акварелью» на крохотную сцену вышел «Аквариум» в усечённом составе: Борис + Дюша + Фан. Фотограф Андрей «Вилли» Усов вспоминал, что Гребенщиков подыгрывал себе на губной гармошке и акустической гитаре. На сомнительном инструменте фабрики имени Луначарского он умудрялся брать нелегальные блюзовые аккорды и мягко улыбался этим небесным звукам.
Часть песен Боб извлёк из черновиков, а часть — из репертуара певицы Джони Митчелл, о существовании которой знало лишь несколько человек. На эпической фразе I came across the child of god на сцену выскочил неизвестный барабанщик, ровненько отыграл всю композицию и неожиданно исчез. Жирная точка в концерте была поставлена идеальным образом.
После этого перфоманса Гаккель зачехлил виолончель и поехал домой, впечатлённый увиденным. Несмотря на упрощенный звук, он почувствовал в этой музыке что-то родственное.
«Однажды ко мне заглянули знакомые и принесли плёнку с альбомом «Аквариума», — рассказывал Гаккель. — Я пошёл в гости к своему другу Лёше Голубеву, и мы вместе с его сестрой прослушали запись «Искушение святого Аквариума». Я никак не мог сформировать своё мнение, и мы ещё долго разговаривали на эту тему».
Так сложилось, что в те дни, когда бывший выпускник музыкальной школы разбирался с архитектурой абсурдистских произведений «Аквариума», на одной из вечеринок он познакомился с Гребенщиковым. События развивались стремительно — уже через несколько дней они сидели дома у Гаккеля и самозабвенно музицировали. Боб играл на старенькой гитаре, а Сева — на чужой виолончели. Для разминки они воспроизвели несколько композиций Mott the Hoople, и под сводами старинного дома дуэт гитары и виолончели прозвучал не как английский фолк и даже не как американский бард-рок. Это было нечто принципиально новое.
«Весной появился Севка, и первое, что мы репетировали, была композиция «Время любви пришло», — поведал мне Гребенщиков историю появления Гаккеля. — Тогда скрипач Коля Марков из «Акварели» недолго поиграл с нами, и мы придумали очень красивый рифф. Потом долгие годы он меня будоражил, как больная совесть, потому что никуда не был записан».
К тому времени Гаккель забыл про предыдущую группу и полностью растворился в «Аквариуме». Не без волнения он собирался дебютировать на рок-фестивале в ДК Ленсовета — при участии групп «Санкт-Петербург» и ZA. Но под предлогом «майских праздников» испуганные размером толпы чиновники отменили мероприятие в самый последний момент. И тогда бесстрашный Лёня Тихомиров предложил публике продолжить праздник жизни в Ольгино. Туда ринулось более сотни зрителей, но вскоре приехали свинцовые люди в штатском и вырубили электричество.
«Делать было нечего, и мы побрели на залив, — печально вспоминал Гаккель в своих мемуарах. — Я, Боб и Коля Марков расчехлили инструменты и решили поиграть на пляже. Мы сидели на каких-то ящиках, а вокруг нас возлежали люди. Кто-то, засучив штаны, бродил по воде. Это был настоящий рок-фестиваль. Таким оказалось моё первое выступление в этой группе».
Для «Аквариума», состав которого постоянно мутировал, появление Гаккеля стало важным приобретением. За четыре года у группы обозначились видимые очертания — но скорее на уровне идеи, чем строго выверенной формулы. Были песни, в которых практически не существовало аранжировок. Вдобавок ко всему ушёл Джордж, Дюша пропадал в театре у Горошевского, а Фана и Колю Маркова должны были призвать в армию. Всю эту зыбкость Борис ощущал кожей и пытался хоть как-то ситуацию изменить.
«Акустическая музыка, которую мы исполняем, может быть очень хороша для нас, — рассуждал тогда Гребенщиков. — Но люди, пришедшие нас слушать, не могут выдержать больше, чем пять или шесть вещей. И это не их вина. Дело в том, что такой состав, как сейчас, не в состоянии обеспечить ту гибкость и неожиданность музыки, игру без которой можно предоставить кому угодно, но не нам. А замыкаться в сплошной авангард не дело, ибо это — не наша задача».
Безусловно, в этой пессимистичной рефлексии присутствовало здравое зерно. Но в то же время жизнь не забывала подбрасывать музыкантам всевозможные сюрпризы. Так случилось, что в апреле 1975 года они внезапно обнаружили себя на фестивале английского кино в Таллине — правда, пока еще без Севы Гаккеля. Истории об этом искромётном приключении я слышал неоднократно, и, хотя смысл всех «телег» был примерно одинаков, мне особенно понравилась версия Боба Гребенщикова.
«Это была типично аквариумовская ситуация, — писал Борис в одном из неопубликованных интервью. — На примате ко мне подошёл незнакомый человек, который читал газету «Правда», и взволнованно сообщил: «Здесь написано, что в Таллине идёт Yellow Submarine!» Я говорю: «Надо ехать!» и кидаю призыв, на который откликаются Фан, Родион, Марат и Дюша, которые едут со мной. И увидев там нарисованный от руки плакат Yellow Submarine, мы встали на колени, прямо в грязь, перед этой штукой. Потому что иначе было нельзя».
Под сильнейшим впечатлением от битловской сказки внуки графа Диффузора вернулись в Питер крайне воодушевлёнными. Теперь нашим героям казалось, что жизнь распахнула перед ними все окна настежь. А вдалеке, переливаясь игривыми красками, висела в небе огромная радуга.
Партизанская культура
Искусство — это побочный продукт нашей жизни. Человек творит себя, а произведение искусства — это всего лишь побочный продукт.
Согласно легенде мультфильм с рисованными персонажами The Beatles был просмотрен в Таллине несколько раз.
Количество сеансов могло быть и большим, но в кинотеатре появился «левый» переводчик, который транслировал не только реплики, но и тексты песен. Музыканты «Аквариума» с отвращением покинули зал и отправились покупать билеты обратно в Питер.
Стоит ли говорить, что мир вокруг наших героев больше не мог оставаться прежним. Неудивительно, что после Таллина количество «рок-интеллигентов» вокруг «Аквариума» стало расти в геометрической прогрессии. Напомним, что Гребенщиков в тот период пребывал в академическом отпуске, поэтому с утра и до вечера мог заниматься творчеством.
«Боря извлёк из космоса Севу, — пояснял мне Марат. — Некоторое время Гаккель смотрел на нас как на инопланетян. И, как мне кажется, очень хорошо описал этот период в своей книге. Со временем он приспособился и стал полноценным членом «Аквариума». При этом всегда был обаятелен до омерзения — даже моя вторая жена глаз с него не сводила».
В свою очередь, Гаккель подтянул к «Аквариуму» новых персонажей — в частности, Гену Зайцева, Колю Васина и Андрея «Вилли» Усова, который вскоре стал фотолетописцем группы.
«Сева мне взахлёб рассказывал, что у него началась другая жизнь, — припоминал Вилли Усов. — И что он находится на небывалом творческом подъёме: «Приходи, посмотри, послушай, как это у нас получается». И в какой-то майский день я приехал к нему домой и увидел Борю. Он играл с обнажённым торсом на двенадцатиструнной гитаре, и всё это выглядело очень красиво. Мне кажется, что «Аквариум» как группа начался только весной 1975 года. Потому что всё, что было до встречи Гребенщикова с Гаккелем, по сути «Аквариумом» не являлось».
Оставим это заявление на совести Андрея, но здесь интересно другое. Поскольку сам Усов неплохо играл на гитаре, он быстро просёк, какие ветра носятся в голове у Бориса.
«С самого начала Гребенщиков играл серьёзную музыку, — говорил мне Вилли в 1995 году. — Иногда это напоминало Кэта Стивенса, иногда — Дэвида Боуи. Примечательно, что на одном из концертов Борис пел Across the Universe, но не в версии The Beatles, а в аранжировке Боуи. Для Гребенщикова творчество и имидж Боуи были словно фантом. Но при этом сам Борис оказался человеком, который, помимо своих очевидных достоинств — глубокой поэзии, свободного английского и интуитивного вокала, — всегда умел быть притягательным для окружающих и мог создать вокруг песен некую тайну».
В отличие от Усова, который мгновенно погрузился в творческую кухню «Аквариума», знакомство музыкантов с Колей Васиным оказалось менее легким. Как выяснилось, Николай довольно редко выбирался из своего дома. И вот однажды музыканты дружно загрузились в холодный трамвай и направились в сторону запредельной Ржевки.
«Извольте рухнуть в клёвость!» — радушно поприветствовал их хозяин и предложил ознакомиться с подборкой акустических песен Юры Ильченко. Затем последовал концертник The Beatles, а «вишенкой на торте» стала демонстрация пластинки с автографом Джона Леннона. Диск Live Peace in Toronto был доставлен Коле Васину из Нью-Йорка — вопреки законам «железного занавеса». Это было похоже на мираж, поскольку за неделю до этого таможенники завернули на границе два альбома Фрэнка Заппы, отправленные из Финляндии для Армена Айрапетяна.