«Моё первое свидание с Борисом организовала Людмила Харитоновна, с которой мы трудились в одной из консерваторских структур, — рассказывал мне Сакмаров. — Я явился на квартиру к БГ и первое, что услышал, была фраза: «Олег, я не смогу тебя принять, потому что у меня рушится жизнь». За его спиной стоял страшный грохот, видимо, у них с супругой шли очередные разборки. Через несколько дней он приехал ко мне в гости и оказался поразительным человеком. Мы обсуждали «Книгу Перемен» и вели беседу о семейных ценностях, которые до сих пор мне кажутся актуальными. Например, Гребенщиков комментировал песню «Сладкая N» и говорил, что это исключительно парадоксальный взгляд Майка, потому что женщинам, наверное, можно простить всё».
Надо признаться, что на практике это получалось не всегда. Вскоре Борис развёлся с Людмилой и начал встречаться... с женой своего басиста. В этом контексте мне симпатична позиция Гаккеля, который всегда утверждал, что женщины в истории «Аквариума» — это табу и на данную тему говорить нельзя. Другое дело, что для Сакмарова с Липницким границ в этом вопросе никогда не существовало, поэтому их мнения автоматически попадали в категорию «аутентичного фольклора».
«Жена Людмила могла вывести из себя каждого, и Бориса в том числе, — уверял Липницкий. — Она могла вывести из себя даже святого. И, находясь у меня в гостях, Люда настолько достала своего мужа, что тот взялся за ремень. В итоге ночью ко мне явилась делегация бабушек-балерин, которые стали упрекать меня в том, что в квартире мучают какое-то животное... Мол, такие из комнаты доносились звуки».
«Я дружил с семьёй Титовых и поэтому присутствовал при семейных разборках Бори, Саши и Ирины, — нехотя признавался Олег Адольфович. — Тогда у них много историй случалось, и со стороны это выглядело совершенно нелепо. Для Тита это была настоящая драма, поскольку он не понимал, что именно вокруг творится».
Неудивительно, что вскоре после окончания данной эпопеи басист «Аквариума» начал новую жизнь. Он выступал с группой «Турецкий чай», «Поп-механикой», а также продюсировал дебютный альбом «Колибри». Кроме того, общаясь с журналистами, Титов стал целенаправленно критиковать бывшего друга.
«Музыку, как и ребёнка, обмануть нельзя, — откровенничал Александр в беседе с Житинским. — Последнее время в каждой песне, которую Боб приносил нам как новую, прослеживался набор гребенщиковских штампов... И в гармониях появились клише, которые он в предыдущие годы использовал. Как гитарист он ритмически очень слаб и знает только три-четыре способа игры на гитаре. И на этих приёмах стали строиться все новые композиции. Раньше он давал музыкантам больше воздуха и был меньшим авторитетом. И не так сильно, как в последние два года, затыкал людей на репетициях».
В тот период БГ всячески старался отмежеваться от «бытовых проблем». Он поселил Людмилу с сыном Глебом в новую квартиру на улице Белинского, но сам при этом оставался без жилья. В квартире на Софьи Перовской жить уже было невыносимо. Вместе с новой супругой Борис снимал комнату, о чём и написал песню «Королевское утро», которую я впервые услышал в парке имени Кирова: «Им не нужен свой дом — день здесь, а потом прочь, / Им достаточно быть вдвоём, вдвоём всю ночь».
«Знаете, у меня очень странная семейная ситуация, но при всей её странности эти люди сохраняют нормальные отношения, — говорил БГ в одном из интервью. — И каким бы безнадёжным ни казалось положение человека, если он сохраняет силу духа, то обязательно выстоит».
Теперь вернёмся к Сакмарову, которому предстояло сыграть немалую роль в новейшей истории «Аквариума». В своё время выпускник теоретико-композиторского факультета написал по просьбе Гребенщикова партитуры для альбома «Равноденствие». Несложно догадаться, что эта затея успехом не увенчалась — оказалось, что не все музыканты умели играть по нотам, да и учиться, кажется, не собирались.
Но Олег не отчаивался. На журналистском поприще дела у него шли куда веселее — «Ленинградская правда» опубликовала его развёрнутый анализ музыкальных структур «Равноденствия», от которого у Бориса, впервые столкнувшегося с выражением «гимническая природа альбома», прямо-таки опух мозг. Штудируя массу искусствоведческой литературы, Сакмаров вдохновлялся подвигами деятелей русского авангарда. Судите сами.
«Ночью после одного из рок-фестивалей я собрал грандиозную тусовку у своего друга Бориса Периля, — смеялся Олег Адольфович. — Там был суперсостав: Цой, Башлачёв, Кинчев, Задерий, Липницкий и весь «Аквариум». Также туда приехал шведский консул с ящиком виски, а я пригласил красавиц-актрис из театра Комиссаржевской. Ещё там были музыкантские жёны, которые постоянно запирались в ванной с разными людьми. Меня всё это поразило своей невероятной свободой, поскольку я толком не знал, что такое рок-н-ролл, и затем целый день убирал за всеми блевотину».
Прошли месяцы. Во время американской эпопеи Гребенщикова Сакмаров с удивлением наблюдал, как стремительно вокруг меняется мир. Он даже успел посетить концерт группы «Аквариум», которая умудрилась сыграть в ДК Связи... без своего вокалиста. Затем Олег послушал несколько выступлений «Трилистника», а также концерт «Турецкого чая», где музицировали Ляпин, Гаккель и Титов. Ещё ему запомнилось, как БГ уныло сидел в пустом коридоре, терпеливо ожидая окончания репетиций вышеупомянутых коллективов.
«У меня нет будущего, — заявил тогда Борис в интервью журналу «Огонёк». — По неизвестной причине у меня пропало будущее. А в прошлом году вообще исчезла способность к предвидению».
Созерцая со стороны этот дурдом, Сакмаров не сильно удивился приглашению Гребенщикова выступить на фестивале журнала «Аврора» в компании Серёжи Щуракова, Андрея Решетина и басиста Сергея Березового.
«В парке Кирова мы, почти не репетируя, исполнили четыре новые песни, — бодро вещал новый флейтист «Аквариума» в интервью для книги. — В тот вечер восторг заключался в том, что впервые БГ оказался совершенно свободен. Он не зависел ни от старого аквариумного «обоза», ни от империалистического давления CBS Records. А мы смотрели на него, широко открыв рот, и при этом неплохо играли. Светило солнце, и со стороны это напоминало если не Вудсток, то Гайд-парк конца шестидесятых».
Вскоре Олег принял участие в эфире актуальной телепрограммы «Взгляд» и в московской презентации фильма Сергея Соловьёва «Чёрная роза — эмблема печали...», музыка к которому записывалась тогда на «Мосфильме».
«У нас были гастроли по Украине и Белоруссии, фантастически оплачиваемые, — радовался жизни Сакмаров. — Тогда существовал громадный зазор между кооперативной свободой и фиксированными госценами. За несколько концертов я получил гонорар в четырнадцать тысяч рублей и был сильно потрясён этой суммой, поскольку в консерватории неплохо зарабатывал по 180 рублей в месяц. А здесь мне по-быстрому оплатили стоимость нескольких «Жигулей»... Когда я эти деньги получал, стоя за занавеской на репетиционной базе, то сдуру спросил у Файнштейна, который тогда был директором: «А мне с этих денег надо платить партвзносы?» Миша на меня внимательно посмотрел и сказал: «Олег, настоящий коммунист должен платить партвзносы даже со взяток». Это была гениальная фраза, после которой у меня снялись абсолютно все вопросы».
В июле 1990 года Гребенщиков вылетел в Лондон, чтобы приступить к записи второго альбома для CBS. Поначалу ничто не предвещало беды — Борис работал в студии у бас-гитариста Eurythmics, где подготовил демо-версии десяти песен на английском языке.
В какой-то момент лидер «Аквариума» решил «выписать» в Англию Гаккеля, который был готов помогать старинному другу, несмотря на сильнейшие идейные разногласия. Но суровая реальность, открывшаяся его глазам, превзошла все ожидания.
«Время от времени Борису звонили из местного отделения CBS и, судя по интонации его голоса, подгоняли, — писал Сева в своих мемуарах. — По этому же поводу звонили из Америки Марина Алби и Кенни Шаффер... В итоге песни просто вымучивались, поскольку этого требовал контракт. Так я впервые соприкоснулся с дыханием капитализма. Уж больно идиллической была картинка, которую Гребенщикову нарисовали в Нью-Йорке: всего восемь альбомов за двенадцать лет — в обмен на реальные деньги. Но на этот раз Боба подвела интуиция».
Позднее в многочисленных интервью Гребенщиков озвучивал другую версию событий, к слову — достаточно убедительную.
«Вся американская халява закончилась тем, что фирма CBS перестала существовать и была продана компании Sony, — подвёл черту БГ в одной из бесед. — Японцы вежливо пытались объяснить, чего именно от меня хотят. А я вёл себя нагло и говорил, что хочу продюсером Рэя Купера, с которым меня познакомил Джордж Харрисон. И никак по-другому. Они подумали и сказали: «Если вы такой специфический, то давайте с вами разведёмся». И я уехал в Россию, оставив в Лондоне все вещи, поскольку думал, что скоро вернусь».
Быстро вернуться, к сожалению, не получилось. В августе 1990 года погиб в автокатастрофе Виктор Цой, и вскоре «Аквариум» выступил в Лужниках на крупном мемориальном концерте. По иронии судьбы музыканты играли в том месте, где в 1988 году группа «Кино» выступала на мероприятии памяти Башлачёва, а «Аквариум», как уже упоминалось, не выступал. Честно говоря, лучше бы он не выступал и на этот раз. Хотя первоначально состав группы особой тревоги не вызывал, а БГ, одетый в странный халат и тюбетейку, нашёл нужные слова, которые задели многотысячную аудиторию:
«Надеюсь, что это не мемориальные пляски над гробом... Всё понятно, что смерть — это переход. Витя сделал всё, что надо, и перешёл. Он сам лучше знает куда».
Но затем в дело вмешалась злодейка-судьба. То ли идеи «Аквариума» начали тихо умирать, то ли в группе исчез внутренний драйв, но энергия со сцены перестала идти совсем.
«Все, подчёркиваю, все группы до «Аквариума» отыграли на прекрасном звуке, — писал в «Рокси-экспресс» Александр Старцев. — Но как только на сцену вылезла славная компания под руководством Боба, началась какая-то каша, в которой слов было не разобрать. Плюс ко всему у группы появился новый, совершенно монотонный саунд, при котором выделить какую-то конкретную вещь было невозможно. Даже старые композиции типа «Молодых львов» получались нивелированными».