Надежда причалила почти профессионально. Ну, если не считать того, что врезалась в деревянный настил чуть сильнее необходимого. Доски жалобно скрипнули, но выдержали.
— Я паркуюсь всё лучше! — гордо заявила она.
— Швартуетесь, — поправил я, помогая ей выбраться. — Лодки швартуют, а не паркуют.
— Какая разница! — она выпрыгнула на причал порывисто, едва не поскользнувшись на мокрых досках, но тут же выпрямилась с видом человека, для которого это было частью плана.
Внутри ангара царил организованный хаос. Первое, что ударило — запах. Машинное масло мешалось с металлической стружкой, озон от работающей магии щекотал ноздри, а откуда-то из глубины тянуло паленой резиной.
В углу что-то шипело и периодически выстреливало снопом искр. Надежда инстинктивно прижалась ко мне.
— Не бойтесь, — донёсся голос из глубины помещения. — Это просто разрядник тестируем! Иногда он… ОТОЙДИТЕ!
БАХ!
Молния ударила в металлическую бочку в трёх метрах от нас. Бочка звякнула как колокол, по её поверхности пробежали синие змейки электричества.
— Вот теперь бойтесь, — философски добавил тот же голос. — Пётр, я же говорил — изоляцию проверь!
— А я что, электрик что ли? — огрызнулся другой голос. — Сам говорил — работает и ладно!
Братья Крутовы обнаружились в дальнем конце ангара, склонившиеся над разобранным механизмом. Вернее, старший склонился, а младший стоял рядом с видом человека, которому глубоко наплевать на технические проблемы.
Я предположил, что это именно они, поскольку больше поблизости никого не наблюдалось. Кроме того, оба соответствовали описаниям, которые дал мне Волнов.
Старший, Иван — крупный мужчина лет сорока, сложенный как пивная бочка, но бочка из мышц, а не жира. Окладистая русая борода была заплетена в косичку — видимо, чтобы не затянуло в механизмы. Руки как лопаты, но двигались с удивительной точностью, орудуя крохотной отвёрткой.
Младший, Пётр был полной противоположностью. Тощий как жердь, вёрткий как уж на сковородке. Жидкие усики он постоянно подкручивал, отчего те торчали в разные стороны как антенны таракана.
— Добрый день! — поздоровался я. — Нам нужен русалочий камень. Желательно недорогой.
— О-о-о, покупатели! — Пётр буквально подпрыгнул от радости. — Иван, брось свою железяку, тут денежки пришли!
— Это не железяка, а прецизионный механизм регулировки энергопотока, — буркнул Иван, но отложил инструменты и вытер руки о промасленную тряпку
Та была настолько грязной, что руки стали только чернее.
— Русалочий камень, говорите? — он почесал бороду, оставив на ней масляный след. — Есть, конечно. Вопрос — какого размера и качества. Для лодки?
— Для исследований, — вмешалась Надежда. — Медицинских экспериментов. Нам не нужен мощный, подойдёт даже бракованный или треснувший.
Пётр фыркнул так выразительно, что усы взлетели:
— Бракованный она хочет! Слышишь, Иван? Барышня думает, мы тут помойка какая-то!
Он схватил со стола какой-то камень и принялся его крутить в руках.
— Это вам не булыжники с мостовой! Каждый камень — произведение искусства! Руда из особых месторождений! Обработка по секретной технологии, которую наша семья хранит четыре поколения!
— Три поколения, — поправил Иван. — И технологию мы у Мерзляковых своровали.
— Иван! — зашипел Пётр. — При клиентах-то!
— Какая разница, все знают, — пожал плечами старший брат. — Так вот, барышня, брака у нас сейчас в наличии не имеется. Как раз на прошлой неделе весь на переработку отправили. Остались только качественные камни. Самый дешёвый — две тысячи рублей.
Надежда ахнула, я присвистнул для вида, хотя цена была ожидаемой.
— Две тысячи? За камень?
— Знаете, как их сложно производить⁈ Сначала кристаллы добываются. Потом обработка и обогащение. Потом активация, калибровка, стабилизация…
Он загибал пальцы с таким видом, словно перечислял подвиги Геракла.
— … проверка на утечки, тестирование под нагрузкой, сертификация в гильдии артефакторов…
— Хватит заливать, — оборвал его Иван. — Половину ты сейчас выдумал.
Пётр обиделся:
— Ничего не выдумал! Ну, может, про сертификацию… Но остальное правда!
Тут он присмотрелся ко мне. Прищурился, наклонил голову, потом хлопнул себя по лбу с таким энтузиазмом, что чуть усы не отвалились.
— Погодите-ка! Да это же… Иван, глянь! Это же тот самый ныряльщик! Знаменитый!
— Какой ныряльщик? — Иван нахмурился.
— Ну тот, что медальон Громовых нашёл! Я его личность в Камышовой бухте запомнил. Был там как раз с барышнями на променаде.
— Ну да, это я, — пришлось признать неизбежное. — И что?
— А то! — Пётр снова потёр руки. — Раз вы такой ловкий под водой, может, сами себе камень добудете? А мы подскажем где!
— Пётр… — предупреждающе начал Иван.
— Да ладно тебе! — отмахнулся младший. — Человеку нужен камень, камни лежат на дне, человек умеет нырять — всё сходится!
Он подбежал к стене, где висела карта Озерного края. Ткнул пальцем в точку ниже по течению
— Вот здесь! Три часа ходу отсюда, за старым маяком. Там такая излучина, как подкова — не промахнётесь! Называется Грушевская излучина.
— Пётр! — рявкнул Иван. — Закрой рот!
— Что «закрой рот»? — Пётр изобразил невинность. — Там два месяца назад почтовая баржа утонула. Грузовая. На ней целый блок русалочих камней был установлен. Пять штук. На десять тысяч рублей по стоимости.
Надежда напряглась. Я заметил, как она инстинктивно коснулась амулета на шее — маленькой серебряной рыбки. Жест, которым люди отгоняют дурные предчувствия.
— И почему же никто до сих пор не достал? — спросила она. — Если все знают, где лежат камни за десять тысяч тысяч?
Братья переглянулись. Иван вздохнул и отложил тряпку:
— Потому что место… как бы это сказать… нехорошее.
— Да ладно тебе, что за суеверия, — перебил его Пётр. — Человек же профессионал! Если кто и может достать камни, так это он! Кстати, — он снова повернулся ко мне, — если добудете, приносите к нам. Купим по полторы тысячи за штуку.
— Почему не по две? — удивилась Надежда. — Вы же сами только что сказали…
— Потому что проверка нужна! Камень мог треснуть, разрядиться, испортиться. Экспертиза, зарядка… Это ж не булыжники!
— Короче, нажиться хочет, — резюмировал Иван. — Не слушайте его, если принесёте — дам по тысяче восемьсот. Честная цена.
— Иван! — взвыл Пётр. — Ты же портишь весь бизнес!
— Какой бизнес? Человек ещё не решил, поплывёт ли.
Они принялись препираться, забыв о нас. Надежда потянула меня за рукав:
— Пойдёмте. Кажется, мы всё выяснили.
Мы вышли на воздух. После духоты ангара озёрный ветер казался особенно свежим.
Надежда молчала до самого причала. Но едва мы подошли к берегу, повернулась ко мне:
— Что-то здесь не так. Вы чувствовали? Старший брат… он не просто предупреждал. Он боялся.
— Возможно, — уклончиво ответил я.
— Нет, не возможно, а точно! — она покачала головой. — У меня иногда бывает… предчувствие. Профессиональное, медицинское. Одна из граней дара. И сейчас оно просто вопит об опасности.
— Надя, я просто узнаю подробнее. В библиотеке наверняка есть информация.
— Вы думаете туда поплыть. Я вижу по глазам — уже решили!
— Сначала разузнаю. Потом решу.
Она вздохнула, но спорить не стала. Мы доплыли до её врачебного кабинета. На вторую половину дня у неё были записаны на приём пациенты.
Попрощались мы немного скомкано. Наде казалось, что из-за её экспериментов я подвергаю себя опасности. А я не мог ей объяснить, что мои шансы куда выше, чем можно предположить.
— Будьте осторожны, — сказала Надя на прощание. — И… до встречи.
Я высадил её и отправился в библиотеку.
«Не шуметь!» — гласила табличка.
Но библиотекарь Кирилл Матвеевич Тихонов решительно нарушал собственные правила. Он храпел над фолиантом так, что страницы шевелились от его дыхания.
Рядом стояла чашка с давно остывшим чаем, в блюдце сиротливо лежал надкушенный сухарик.
При звуке моих шагов старик встрепенулся. Редкие седые волосы растрепались, придавая ему вид рассеянного профессора.
— А, молодой человек! — он нашел на конторке очки и водрузил их на нос привычным жестом. — Снова к нам? Что на этот раз ищем?
— Газетные подшивки о кораблекрушениях. В районе Грушевской излучины. Знаете, где это?
— Ох, нехорошее место выбрали… — он покачал головой. — «Чёрная яма», как её называют.
— Чёрная яма? — переспросил я. — Почему такое название?
Библиотекарь снял очки, принялся протирать их платком — явно тянул время, подбирая слова.
— А вы сейчас сами увидите, — наконец сказал он с тяжёлым вздохом. — Подождите здесь, я принесу материалы.
Кирилл Матвеевич вернулся минут через десять, согнувшись под тяжестью целой горы газетных подшивок. Место видимо было популярным.
— Вот, — библиотекарь отдышался, вытер вспотевший лоб платком. — Изучайте.
Я открыл первую подшивку. Газеты были совсем свежими, ещё пахли свежей типографской краской. На нужную мне дату обнаружилась большая статья с фотографиями.
Почтовая баржа «Альбартрос». Крепкое судно, добротной постройки. На палубе выстроилась команда — двенадцать человек улыбаются в объектив.
А вот текст статьи снимку совсем не соответствовал.
"ТРАГЕДИЯ НА ВОДЕ! Вчера в районе, известном как Чёрная яма, при невыясненных обстоятельствах затонула почтовая баржа «Альбатрос». Все двенадцать членов экипажа числятся пропавшими без вести. По словам рыбаков, наблюдавших происшествие издалека, судно внезапно начало крениться и ушло под воду менее чем за минуту…'
— Меньше минуты, — пробормотал я. — Как такое возможно? Даже если пробоина…
Я принялся листать дальше. Каждая фотография — как надгробие. Каждая газетная статья — эпитафия. Год назад — рыбацкая артель «Удача». Пять здоровяков с обветренными лицами, сети через плечо, багры в руках.