– Но ведь у тебя должны быть еще деньги. Ты богатый человек, я знаю.
– Все, все украли, – захныкал мужчина.
– Э-э, обыщите его поклажу! – приказал главный стражник, прижимая сапогом к земле даже не помышлявшего о бегстве буяна.
Пуххлый стражник подбежал к коню и порылся в сумках. Один из мешочков звякнул, и стражник, растянувшись в улыбке, бросил кошель своему начальнику.
– Значит, нет денег? – подбрасывая на ладони увесистый кошель, ехидно спросил тот.
– О, пощадите! Это последние деньги!
– За нанесенное оскорбление доблестной страже нашего всемилостивейшего султана, а также за гнусное вранье я вынужден конфисковать у тебя все деньги.
– Возьмите хотя бы треть! Половину?.. Три четверти?
– Ай-яй, – покачал головой стражник, убирая сапог со спины мужчины. – Жадность – большой грех, очень большой. Но ты прощен. Убирайся, пока по твоей спине не прошлись палками!
– А… как же я? На что мне жить?
– Э, еще накопишь, – презрительно бросил стражник, пряча кошель за пазуху и убирая меч. – Свободен!
– О, я несчастный! Я унижен, обесчещен, огра… лишен средств к существованию! За что мне все это? – Мужчина дождался, пока начальник стражи отойдет подальше и повернулся к своему слуге. – Быстро коня. Ну же! – прошипел он, вскочив на ноги и отвесив пинка нерадивому слуге.
– Жалко мужика, – покачал головой Максим, до того молча наблюдавший за сценой из ворот.
– Вы чего, шеф? – удивленно покосился на него Ахмед. – Да у этого барыги еще три кошеля с золотом припрятано!
– Откуда ты знаешь? – обернулся Максим.
– Ну-у, – застенчиво протянул Ахмед.
– Так это ты спер кошелек?
– Э-э, не обеднеет! – махнул рукой Ахмед. – Нам они нужнее. К тому же в Коране сказано, что нужно делиться с ближним.
– Ох, Ахмед! А если бы ты попался?
– Но не попался же! – довольно оскалился Ахмед, отходя от ворот, в которые вошли стражники.
– А вам чего здесь надо? – зло бросил начальник стражи Ахмеду.
– О доблестный страж ворот, – почтительно склонился перед стражником Ахмед, рукой придерживая кошель за пазухой, чтобы тот ненароком не звякнул или, хуже того, не вывалился, – скажи мне, кто тот жадный крикливый человек?
– Жадный? – задумался стражник и кивнул, расплывшись в щербатой улыбке. – Пожалуй. Его зовут Мансур аль-Васик – богатей, сватавшийся к нашей прекрасной принцессе Будур и оскорбивший нашего великого султана, за что получил двадцать палок и был выброшен из города!
– Старый кривоногий шакал сватался к нашей прекрасной принцессе? – не поверил ушам Ахмед.
– Вот именно, что шакал! – загоготал стражник, и его подчиненные тоже тихонько захихикали. – А теперь пр-роваливайте отсюда, оборванцы, пока я вас тоже не вышвырнул обратно за ворота.
– Благодарю вас за доброту, сострадание и щедрость, о славный страж! – Ахмед, непрестанно кланяясь, попятился задом, потом развернулся и заспешил прочь. Максим нагнал его и пошел рядом.
– За какую щедрость ты его благодарил? – спросил он у спешащего неизвестно куда Ахмеда.
– А вот сейчас узнаете.
– Э, а где мой кошелек? – донеслось недовольное сзади.
Максим обернулся через плечо, не останавливаясь. Начальник стражи хлопал себя по животу и бокам, крутя головой.
– Где деньги, я спрашиваю?
– Господин, может ты обронил их, когда шел назад?
– Быстро откройте ворота и поищите! – приказал тот.
– А может их спер тот наглый проходимец, что так непочтительно обошелся с вами? Мансур или как его там, – предположил другой, ковыряя пальцем в носу.
– Догнать! Быстро! То-то я гляжу, он так быстро собрался. Ух, я ему! – погрозил он кулаком вслед двум всадникам, которые давно растворились в ночи. – Впрочем, шайтан с ними! Где их сейчас отыщешь.
– Опять твои фокусы? – спросил Максим у Ахмеда, когда они свернули за угол одного из домов.
– Что? – состряпал невинную физиономию Ахмед.
– Деньги у стражника спер.
– Я. Ведь нам они нужнее.
– Дурак ты, Ахмед, – только и вздохнул Максим. – И не лечишься.
– А что такого?
– Как ты считаешь, что дороже: кошелек или жизнь?
– Жизнь или кошелек! – Из темной подворотни выскочил какой-то мужичонка в дырявых штанах, рваном халате, из прорех которого торчала грязная вата, и мятой пыльной тюбетейке. В руке он сжимал небольшой, но очень острый нож.
Все бы, возможно, у него и вышло как надо, но он допустил один промах: слишком приблизился к Максиму. Порядком поднаторевший в подобных делах Максим, не разбираясь, в чем, собственно дело, с размаху засветил незадачливому грабителю в правое ухо и пошел дальше. Отвлекаться на него более не было никакого смысла. Мужичонка, растеряв тапки, прилег отдохнуть прямо на мощеной булыжником улочке. Нож подобрал Ахмед, повертел в руке, хмыкнул и засунул за пояс.
– Так я жду ответа на поставленный мной вопрос, – напомнил Максим, засовывая руки в карманы.
– Кошелек, конечно! – недолго думая, ляпнул Ахмед. – Жизнь ничего не стоит.
– Так чего же ты за нее так цепляешься? Бегаешь, словно заяц, из города в город, к колдуну прибился?
– Я… – растерянно похлопал глазами Ахмед.
– Вот именно.
– Знаете, я два года чужого в руки не брал. Но ведь нам сейчас нужны деньги!
– Тогда их нужно заработать.
– Шеф, а это точно вы? – настороженно присмотрелся к Максиму Ахмед.
– Я уже и сам не понимаю, я это или кто другой, – вздохнул Максим. – Ладно, проехали. Пошли поищем, где приткнуться, и ты мне расскажешь о султане, принцессе, лампах и колдуне… напомни, как его там звали?
– Абаназар, – подсказал Ахмед.
– Во-во, о нем самом. А то меня начинают терзать смутные сомнения.
– Правда?
– Истинная.
– Побожитесь!
– Ахмед, я же просил: завязывай с феней.
– Но у вас такое странное лицо, шеф, – поежился Ахмед в предчувствии недоброго. – Не иначе ваш знаменитый третий глаз опять открывается!
– Нет, пятая чакра!
– Пя-атая? – уважительно протянул Ахмед.
– Ох, Ахмед, кончай уже тупить.
Глава 5. Дядя Абаназар
Ночью Максиму снился кошмар: Абаназар, почему-то в облике огромной тряпичной жабы в чалме, уговаривал его пойти за волшебной лампой и грозился хорошенько прожевать Максима, если тот откажется. Максим рад бы был идти за колдуном, но ноги его словно налились свинцом или приросли к полу, и он никак не мог сдвинуться с места. А жаба все разевала и разевала пасть, примериваясь, с какой стороны лучше начать есть Максима. И еще она хохотала голосом Ахмеда, словно умалишенная. А рядом крутился тот араб, что взял у Ахмеда лампу и все подзадоривал жабу. Максим узнал его – это был как раз тот парень, что устроил истерику в кинотеатре, сбежал куда-то из автобуса и странным образом пропал из самолета. Теперь Максим был уверен почти на все сто: мальчишку зовут Аладдин…
И тут жаба прыгнула, распахивая бездонную пасть, а Аладдин схватил за плечи вырывающегося, что есть мочи кричащего Максима и… Максим проснулся.
За плечи его тряс вовсе не Аладдин, а Ахмед.
– Проснитесь, шеф! – напряженно шептал Ахмед. – Что с вами? Вы стонали и извивались как безголовая змея.
– Спасибо за сравнение, Ахмед. – Максим сел на топчане и помассировал ладонями заспанное, отекшее лицо. – Между прочим, змеи не стонут, тем более без головы.
– Вы уверены? – почему-то усомнился Ахмед.
– Точно тебе говорю. – Максим спустил ноги с топчана, нащупал пальцами туфли и сунул в них ступни.
В чайхане, куда они забрели ночью, еще никого не было. Только кто-то неистово гремел посудой в небольшой комнатушке.
– Хозяин не ругался больше, что мы его ночью разбудили?
– После того, как я втюхал ему золотой? – вскинул брови Ахмед, зевая. – Вы шутите! Да он нас на руках теперь носить будет.
– Вот ваш завтрак, почтеннейшие! – Бесшумно приблизившийся к топчану хозяин, недовольно надувая щеки, бухнул на топчан тарелку с разогретым вчерашним – если не позавчерашним! – пловом без единого кусочка мяса и половинку сухой лепешки. – Что-нибудь еще? – грубовато осведомился хозяин, вытирая руки о засаленную тряпку. Ни салатика, ни чая, судя по всему, не предвиделось.
– Мда-а, – протянул Ахмед, с сомнением разглядывая предложенную еду, а Максим брезгливо выковырнул пальцем из плова дохлую муху и продемонстрировал ее хозяину чайханы.
– Э-э, такой пустяк! – скривил губы тот и щелчком сбил муху с пальца Максима. – Вот и все.
– Говоришь, на руках носить будет? – Максим демонстративно отер жирный палец о курпачу, на которой сидел.
– Так ведь золотой… – пробормотал Ахмед.
– Дай-ка мне ножичек, – протянул руку Максим, снизу вверх глядя на хозяина. Тот сглотнул и сильно сжал в руках тряпку.
Ахмед вытащил из-за пояса нож и передал Максиму. Не отрывая взгляда от побледневшего лица чайханщика, Максим принялся чистить ногти кончиком ножа.
– Значит, говоришь, завтрак?
– Я… ну…
– Я не понял, что ты там бормочешь. Тебе дали целый таньга, а ты что?
– Таньга за беспокойство. Я вам дал кров и постель, о неблагодарный! И это ночью, когда никто вас и на порог бы не пустил. А я добрый! – быстро пришел в себя чайханщик, стряхнув трусливое оцепенение.
– Добрый, говоришь? – прищурил один глаз Максим. – А я вот очень злой, особенно когда хочу есть, а мне вместо еды подсовывают всякие помои!
– Э, зачем так говоришь? Это прекрасный плов!
– О, разумеется. С вялой, сморщенной морковкой, сухим рисом и мухами вместо мяса? Да такое даже собака жрать не будет!
– Будет! Я всегда им ссыпаю, и ни одна еще не жаловалась, между прочим.
– Значит, мы, по-твоему, собаки?
– Какой ты привереда! Еда стоит денег. Плати, и я принесу тебе все самое лучшее.
– Ахмед, – Максим повернулся к другу, – а не сварганить ли нам шашлык из этого проходимца?
– Что? Что такое? – забеспокоился чайханщик, но Максим проигнорировал его. – Безобразие, я сейчас крикну стражу.
– А и правда, Ахмед, может, лучше вызвать стражу? Они здесь быстро порядок наведут. Ну как, хозяин? Позовем стражу? Или судью?