– Уау! – взвыл сын визиря, хватаясь за раненое место и… взмыл в воздух, устремившись к отхожему месту, расположенному по другую сторону от купальни.
Стража, Юсуф, Будур и, разумеется, султан только рты разинули, когда над их головами пронесся визжащий от охватившего его ужаса Нури. Молодой человек скрылся в отхожем месте, дверь захлопнулась сама собой, и все стихло.
– Что это было? – облизнул пересохшие губы султан и повел головой, будто ему давил короткий воротник халата.
– Мне кажется, о великий султан, его одолела нужда, – влез с пояснениями начальник стражи. – Так торопиться! К тому же он держался за…
– Мы видели, за что он держался, – оборвал султан. – Да-да, возможно, ты и прав, – поспешно согласился он с главным стражником, только бы не искать иной причины. – Но нам его спешка совсем не нравится, совсем. По-моему, это неуважение к нам: сначала он обращается в грязное животное, а после, не испросив разрешения, спешит по нашим головам справить нужду.
– О всемилостивейший султан! – подлетел к нему Юсуф. – Виной тому боль и ужас, объявшие моего несчастного сына. Ваша стража изволила уколоть его в… в мягкое место и…
– Разве? Тогда нам все понятно. Но мы все еще сердимся на него за недостойное поведение. Пойди и приведи его. Пусть он принесет нам официальные извинения, и тогда мы подумаем над его судьбой.
– О добрейший султан! – завопил главный визирь и побежал к отхожему месту, но в этот самый момент дверь с грохотом отворилась, и на пороге возник Нури собственной персоной. Юсуф остановился, уставившись во все глаза на сына. И все, кто был в бане, обратили на него взоры, ибо ничего подобного они еще в жизни никогда не видели, да и вряд ли увидят.
– Что ты сделал с собой, о несчастный олух?! – застонал Юсуф, потрясая ладонями. – Ты провалился в отхожее место, да?
– Н-нет, – помотал головой Нури. Он явно пребывал в глубоком шоке, что и немудрено. – Меня… меня туда забросило.
Нури оглядел себя и брезгливо одернул халат. С молодого человека, бугрясь, отваливалась и стекала на пол отвратительная жижа. По комнате разлился дурной запах.
Султан едва сдержал позыв желудка вывернуться наизнанку и посильнее заткнул нос тряпицей.
Будур уткнулась носом в отцовский халат.
Страже пришлось хуже всех – затыкать рты и носы им было просто нечем, да и не как можно при столь влиятельных особах.
– О паршивый осел! – продолжал кружить Юсуф вокруг своего сына. – Зачем ты это сделал?
– Я ничего не делал, отец, – уперся Нури. – Меня подбросило вверх, а потом я оказался там, внизу.
– Иди же, дуралей, принеси извинения великому султану, он ждет тебя! Э-э, – толкнул он в плечо нерадивого отпрыска, обнюхал руку, наморщил нос и брезгливо отер пальцы о стену.
– Нет! – в ужасе воскликнул султан. – Не приближайся к нам! Мы тебя и оттуда хорошо слышим.
Нури остановился посреди комнаты.
– Говори же! – зашипел на него отец, зажимая пальцами нос. – Ну?
– Я… а что говорить?
– О Аллах, за что ты ниспослал мне такого дурня? Говори: «Я виноват, о великий султан!»
– Виноват, – послушно пробормотал Нури.
– Полностью!
– Полностью, – согласился Нури.
– Да нет же, говори полностью!
– Что говорить?
Юсуф влепил себе пятерней в лоб и застыл столбом.
– Нам все ясно, – устал ждать султан, да и вонь порядком измучила его. – Мы не видим в нем раскаяния.
– Он раскаивается, о султан! Но он очень стеснительный.
– Хорошо, – сдался султан, желавший как можно быстрее покинуть баню, выйти на улицу и вдохнуть благословенного чистого воздуха. – Пусть приведет себя в порядок, а потом, когда он перестанет стесняться и источать миазмы, мы его выслушаем. Но если он опять…
– Нет, нет, о наидобрейший из султанов. Он больше ничего подобного не сделает.
– Хорошо, да будет так! – кивнул султан и, стараясь сохранять величественный вид, направился к дверям на улицу.
– Но отец!
– Нет, дочь наша! Потом, все потом… – Султан, прибавив шагу, выскочил на двор, набрал полную грудь ночной прохлады, и у него на душе сразу посветлело. – Как хорошо!
– Плохо, отец!
– Дочь наша, ну почему ты портишь такой вечер?
– Ночь!
– Пусть ночь, – не стал спорить султан. – Посмотри, какое звездное небо, птички, деревья, травка, чистый воздух…
– Противный вонючий Нури, подглядывающий за девушками и лазающий по отхожим местам.
– Ну вот, опять, – расстроился султан. – Ты все равно выйдешь за него замуж, и не перечь нам!
– Не выйду!
– Я дал слово…
– А он опять что-нибудь напортит, вот увидите, – фыркнула Будур и отвернулась. – Обязательно напортит.
Из дверей бани выскочил бледный, растерянный Юсуф.
– Нури не выходил? – заметался главный визирь по двору.
– Славу Аллаху, нет! – недружелюбно буркнула Будур.
– Надо же, горе какое, – всплеснул руками Юсуф. – Я пошел за одеждами – я всегда с собой вожу запасную одежду, мало ли что, – прихожу, а он исчез.
– Что я вам говорила, отец? – прищурилась Будур. – Он сбежал. Сбежал и не хочет на мне жениться.
– Как не хочет? – разозлился султан. – Да мы его…
– Правильно, отец.
– Найти, немедленно найти и привести ко мне!
Стража, едва отдышавшаяся от нестерпимой вони, опять кинулась в баню, изнутри послышался грохот, звон металла и разбиваемой посуды.
– Моя баня, моя прекрасная баня! – наконец осмелился подать голос владелец бани, до сих пор боявшийся разогнуть спину. – Молю вас, о пресветлый султан! Они же разнесут мою баню. Какие убытки!
– Э-э! – Султан опять отпихнул его сапогом. – Какие еще убытки? Тут такое, а ты: убытки!
– О всевышний! – Банщик воздел руки к небу, но султан уже отошел довольно далеко, и тот забубнил проклятия в адрес «светлейшего», озираясь по сторонам, не слышит ли кто.
– Его нигде нет, о великий султан! – выскочил из бани начальник стражи, а за ним потянулись остальные воины. – Как сквозь землю провалился.
– Так разыщите его! Разве мы дозволяли ему проваливаться? – топнул султан, теряя остатки терпения. Вдруг совсем рядом шевельнулся один из кувшинов, стоявших в ряд у стены бани. – Что это? Шайтан? – отпрянул от него повелитель правоверных.
– Нет, о великий султан! – вскочил на ноги банщик и проворно подбежал к кувшинам. – Это мои кувшины.
– Сам вижу! Что у тебя в них?
– В этих, – указал рукой банщик на три слева, – вода, чистейшая горная вода для питья. А в двух других золотарь вывозит… – Банщик замялся, не зная, как помягче выразиться.
– Дерьмо, – сказал султан, придав лицу жесткое выражение. – Золотарь вывозит дерьмо – это мы знаем.
– Ваша мудрость безгранична, о светлейший султан, – почтительно склонился банщик.
– Эй вы! – крикнул султан стражникам. – Разбейте кувшин, – указал он на один из двух кувшинов, который, как ему показалось, покачнулся.
– Заклинаю вас, о повелитель! – перепугался банщик, падая на колени. – В нем… в нем… это самое. Что я потом с ним буду делать? Оно же…
– Э-э, как ты нам надоел! Оттащите дурня и разбейте кувшин.
Двое стражников вцепились в упирающегося банщика и оттащила его прочь. Другой стражник, набрав в грудь побольше воздуха и затаив дыхание, грохнул со всего размаха копьем по кувшину. Кувшин треснул и раскололся, из него на землю полилась отвратительная жижа, и все вокруг позатыкали носы. У нескольких человек случились припадки, еще у троих закружилась голова, но султан решил стойко держаться до конца и все прояснить. И его страдания были вознаграждены с лихвой: из разбитого кувшина, хватая ртом воздух, вывалился Нури. Вид его был ужасен, запах, исходивший от него, – и того хуже.
– О мой Нури! – бросился было к сыну Юсуф, но вовремя одумался и лишь прокричал издалека: – Зачем ты, о глупейший из ослов, сбежал и забрался в горшок с дерьмом? Отвечай мне!
– Я не сбегал, – захныкал Нури, силясь подняться с земли, но ноги и руки его предательски разъезжались, и он никак не мог выпрямиться.
– Нет, ты сбежал, гнусный лгун, стоило мне лишь отвернуться! Тебя не было в бане, а нашли тебя вот в этом горшке. Зачем ты в него залез? – Юсуф схватился за голову и закачался из стороны в сторону. – Уй-юй!
– Это уже неважно, – остановил его султан, возвращаясь к своим носилкам. – Мы видим, ему больше нравится нырять в дерьмо, чем жениться на нашей драгоценной дочери. Мы не будем препятствовать ему в этом желании. А чтобы не пропал его талант, мы даже готовы предложить ему должность дворцового… э-э… дерьмочерпия?
– Золотаря, о справедливейший и проницательнейший султан, – повесив голову, тихо подсказал главный визирь.
– Да, да, благодарю тебя, Юсуф. Да будет так!..
– Слушай, а он забавный! – произнес ифрит, что ранее стоял слева у входа в пещеру, тому, у которого во лбу полыхал рубин – символ власти.
– Ага, – согласился новый начальник ифритской стражи. – Смотри, смотри, что выделывает! – захохотал он, хлопнув себя по ляжкам.
– Алле-е оп! – Абаназа взмахнул руками над своей дырявой, истерзанной шляпой, и над ней показались заячьи уши. Колдун ухватил зайца за уши и потащил наружу. – Заяц! – продемонстрировал он и поклонился.
Ифриты довольно загомонили и захлопали в ладоши.
– Ты видел? – спросил левый ифрит. – В шляпе ничего не было!
– Точно, не было, – согласился первый.
– И ведь никакого волшебства! Я бы заметил, – восхищенно выдохнул второй.
– Талант! – поддержал третий.
– Вот именно, – заключил четвертый, а ифрит с рубином щелкнул пальцами, и перед Абаназаром появилась тарелка с шашлыком, посыпанным лучком колечками, и свежая лепешка. Вино колдуну предусмотрительно не дали. Но Абаназар, судя по его сверкающему взору, и без того был счастлив.
– Ты честно заработал еду, колдун.
Отбросив в сторону шляпу и зайца, который задал стрекача, едва его лапы коснулись земли, Абаназар схватил с тарелки палку шашлыка и впился в нее всеми оставшимися у него зубами, при этом рыча и похрюкивая от удовольствия, а ифриты только цокали языками и восхищались его непревзойденным мастерством иллюзиониста.