– Постой, но почему?.. – Однако духа уже не было и в помине. – Ала ад-Дин, Ала ад-Дин! – Абаназар в бешенстве принялся распинывать в стороны ставшие совершенно бесполезными лампы. – Где этот проклятый Ала ад-Дин? Значит, мальчишка все-таки нашел лампу! Теперь он от меня не уйдет – лампа будет моей. Моей! – вскинул он руки к небу, торжествуя, и тут кто-то постучал по его плечу. Абаназар подпрыгнул от неожиданности.
– Дядя, вы не о ней, случайно, спрашивали? – Ала ад-Дин собственной персоной стоял перед колдуном, протягивая ему… бронзовую лепешку с призывно задранным носиком. – Только, я надеюсь, вы не забыли своего обещания? – уточнил юноша. – А не то мне придется оборвать вашу прекрасную бороду.
– А! – пискнул Абаназар, указав на лампу обеими руками.
– Разве это не то, что вы просили? – Ала ад-дин придирчиво оглядел лепешку со всех сторон.
– А! – опять пискнул Абаназар. Других слов у него просто не осталось в запасе.
– Ну да, немножко помялась, – вынужден был признать Ала ад-Дин. – Но это она, дядя, не сомневайтесь – волшебная лампа!
– А! – Абаназара заклинило.
– Дядя, я вас не понимаю. Вы просили вам ее принести, и я принес!
– А!
– О Аллах! Вы что, от счастья потеряли дар речи?
– Что… что это такое? – насилу выдавил Абаназар, несколько очухавшись от глубокого потрясения.
– Опять двадцать пять! Лампа это, а в ней – Владыка джиннов.
– Но что с ней… – сглотнул Абаназар комок, застрявший в горле. – Что с ней стряслось?
– Вы не поверите, дядя! На нее упала кувалда.
– Как… кувалда? Почему?
– Ну откуда же я знаю, – пожал плечами Ала ад-Дин. – Упала, и все тут. Дядя Махсум случайно уронил ее и…
– Постой, постой! – колдун схватил Ала ад-Дина за руку. – Какой еще дядя Махсум? Я твой дядя!
– Да он мне и не дядя вовсе, – отмахнулся Ала ад-Дин. – Просто я его так называю.
– А не тот ли это дядя, который?.. – задохнулся Абаназар, пораженный внезапной догадкой.
– Да-да, такой… – пощелкал пальцами юноша. – Такой…
– Бледный.
– Да!
– И лохматый!
– Да, да! Он самый. Вы его знаете?
– Знаю, чтоб он провалился. – Абаназар, едва не плача, бережно принял бронзовую лепешку из рук «племянника» и всхлипнул. – Ну, попадись он мне! Послушай, а она… она еще действует?
– Да откуда же я знаю, дядя? – искренне удивился Ала ад-Дин. – Я ее не проверял. Так вы выполните мое желание или нет?
– Выполню, выполню, но чуть позже.
Абаназар, молясь в душе, чтобы все получилось, бережно, будто боясь протереть лампу до дыр, потер ее кончиком пальца и расцвел, заулыбавшись – из лампы повалил необычно белый дым. Он быстро собрался в компактное облако и уставился на Абаназара очень знакомыми глазами. У колдуна аж челюсть отвисла и улыбка сползла с лица.
– Слушаю и повинуюсь, господин, – упер руки в бока джинн.
– Ты!!! – задохнулся Абаназар, выронив лампу из рук.
– Я.
– Это ты!
– Да я это, я, – подтвердил дух, опускаясь ниже. – У тебя что, со зрением проблемы?
– Вшивый белый дух, гнусный разрушитель домов.
– Вижу, что узнал, – обрадовался джинн.
– Проклятый Махсум! – замахал руками Абаназар. – Ненавижу, ненавижу тебя!
– Что поделать, – развел руками джинн. – У нас это взаимно, паршивый колдунишка.
– Ы-ы-ы! Отвечай мне, шакал языкатый, как ты забрался в лампу?
– В наказание. Грохнул ее кувалдой и… вот, теперь обречен взирать во веки веков на твою отвратительную, прямо скажем, физиономию.
– Заткнись! – завизжал Абаназар. – Ты… ты… ты разрушил все мои планы, все пошло прахом из-за тебя. И откуда ты только свалился на мою голову, проклятый выскочка!
– Знаешь, а мы с тобой неплохо, по-моему, уживемся. Нравится мне твой характер, колдун, – усмехнулся Максим, заклубившись и подрастая.
– Ненавижу, ненавижу тебя! – затопал и замахал руками Абаназар. – Не хочу ни видеть тебя, ни слышать твой противный голос!
– Извини, но ничем помочь не могу – теперь мы обречены быть вместе. Вот послушай, песню вспомнил: «Ниточка на-а-ас связа-ала…»
– Заткни-и-ись! – выкрикнул Абаназар, зажав уши руками, и закружил на месте.
– Как пожелаешь, смертный.
– Убирайся! – рявкнул Абаназар, задыхаясь от ненависти. – Убирайся, чтоб мои глаза тебя не видели!
– Куда, мой господин?
– Куда хочешь! И немедленно.
– Не понимаю, – развел руками Максим. – Скажи точнее. Кстати, вот еще вспомнил! Тебе обязательно понравится: «Дорога, дорога, ведет от порога-а-а…»
– У-у-у! – взвыл Абаназар и пнул бронзовый блин. – Убирайся туда, откуда тебя принесло на мою несчастную голову, поганая бледнолицая собака!
– Слушаю и повинуюсь, мой господин, – низко поклонился Максим-джинн и с тихим хлопком растаял в воздухе, будто его и не было. – А-ха-ха! – донеслось запоздалое из темноты.
Абаназал без сил опустился на землю, обхватил голову руками и закачался.
– Ах, я старый дурак, драный чувяк, дырявая миска.
Ала ад-Дин потихоньку отступил в сторонку и шажок за шажком направился туда, где в темноте скрылся Ахмед, но Абаназар не обратил на его поспешное бегство никакого внимания.
– Эй, колдун, – позвал ифрит с рубином во лбу.
– Чего тебе, черномазая обезьяна? – взорвался Абаназар.
– Как что? С тебя должок.
– Нет у меня денег. – Абаназар уронил руки на колени и низко повесил голову. – И не будет.
– Плохо, колдун, – покачал головой ифрит. – Очень плохо.
– Знаю, – печально сказал Абаназар и издал тяжкий вздох.
– Ну что ж, тогда пошли, – ровным голосом, но жестко произнес ифрит.
– Пошли, – согласился Абаназар, с трудом поднялся с холодной земли, окинул взором валявшиеся у своих ног лампы и послушно поплелся за ифритом. Больше ему ничего не оставалось.
Послесловие
– Вот так все и было. И если я приврал хоть слово, то пусть гром разразит меня на этом самом месте!
Слушавшие удивительную историю, пригнули головы, ожидая, что вот-вот средь ясного неба полыхнет молния, и от чайханщика останутся одни чувяки. Но нет, ничего не случилось, а чайханщик только улыбнулся, собрал пустую посуду со столика, протер его тряпкой и собрался удалиться.
– Сейчас принесу чаю, – сказал он.
– Дядя Ахмед! – окликнул его совсем молодой парень.
– Что тебе, о Фома неверующий? – остановился Ахмед, насмешливо посмотрев на юнца.
– Меня вообще-то зовут Абдулла.
– Рад за тебя. Так что же ты хотел?
– Вы получили в подарок от Саджиза чайхану, но что сталось с Ала ад-Дином, с колдуном Абаназаром и вашим другом Махсумом?
– С Ала ад-Дином все в полном порядке, уверяю тебя. Он женился на принцессе Будур, теперь живет во дворце и иногда навещает меня.
– Прямо так и женился? – не поверил Абдулла. – Ведь вы говорили, джинны не занимаются любовными делами.
– Говорил. И сейчас скажу то же самое, – кивнул Ахмед.
– Так как же в таком случае он смог жениться на Будур?
– Принцессе Будур, а лучше говори: Бадр Аль-Будур – так уж точно впросак не попадешь, – назидательно заметил юноше Ахмед.
– Вы правы, почтеннейший, – смешался Абдулла. – Но все же?
– Эх ты, валенок сибирский! Так ведь джинн одарил его богатыми дарами и отстроил роскошный дом в центре города.
– И что?
– А наша принцесса, если вы этого не знаете, – скала, кремень! – показал Ахмед парню крепко сжатый кулак. – Так что же оставалось нашему светлейшему султану, как не выдать свою прекрасную дочь за обеспеченного, доброго и порядочного юношу? Всяко лучше, чем за Нури или какого-нибудь старого кривого скрягу.
– Вы правы, – помявшись, согласился Абдулла. – А Абаназар? С ним-то что сталось?
– Чего не знаю, того не знаю, – развел руками Ахмед. – После того как он удалился вместе с ифритами, я его больше ни разу не встречал. Может, он уже отработал те тридцать монет и теперь странствует по свету в поисках своей мечты, а может… В общем, не мое это дело, – отмахнулся он.
– А Махсум?
– Махсум? – на лицо Ахмеда набежала тень воспоминаний, разумеется, приятных, хотя и с горчинкой. – О нем я знаю и того меньше. Он воспарил ввысь и растаял, как легкий утренний туман под лучами жаркого солнца.
– Но как же он попал в лампу?
– Разве ты не понял? Это было его желание: поменяться местами с Саджизом.
– О Аллах! – воскликнул юноша. – Сам себя…
– Таков мой дорогой друг Махсум – иногда такое отчебучит.
– Да сочиняете вы все, дядя Ахмед, – махнул рукой Абдулла, ожидавший, что чайханщик Ахмед вдруг горячо возразит ему. Но тот только печально взглянул на юношу, пожал плечами и удалился прочь.
И тут в чайхану вошел важный молодой человек в богатых одеждах, сопровождаемый довольно милой женщина, насколько можно было судить о ее лице сквозь полупрозрачную вуаль. За ними по ступенькам чайханы поднялись двое стражников и замерли на входе.
Посетители притихли. Присутствие стражи могло означать лишь одно – пожаловали очень важные люди! В этом случае лучше помалкивать и держать ухо востро, ведь еще неизвестно, что могло им здесь понадобиться.
– Дядя Ахмед, – крикнул молодой господин, сложив ладони рупором, – Эй, где вы?
– Кто там? – Из кухни показался Ахмед, отирая влажные руки о тряпку. – О Аллах, Ала ад-Дин! – Ахмед подбежал к гостям чайханы. – Я думал, ты совсем позабыл про меня, так давно здесь не появлялся.
– Он сказал, Ала ад-Дин? – раскрыл рот Абдулла, но никто ему не ответил.
Между тем важный гость и простой чайханщик Ахмед обнялись, как два закадычных друга, и Ахмед провел их к свободному топчану, который слуга наскоро застелил дорогими подушками и покрыл столик белоснежной скатертью.
– Присаживайся, Ала ад-Дин, – предложил Ахмед.
– Без базару, дядя Ахмед, – отозвался юноша и взобрался на топчан. – В натуре.
– И вы, дорогая принцесса, – поклонился девушке Ахмед.
– Будур, – улыбнулась принцесса столь яркой улыбкой, что ее свет озарял и согревал сердце чайханщика даже сквозь вуаль. – Зовите меня просто Будур, дядя Ахмед.