"Нам придется переделать всю систему с нуля и издать новые правила, - сказал Хасан двум своим великим глашатаям, - чтобы эти беспорядочные толпы превратились в единую армию, признающую единую доктрину и одного общего лидера". Мухаммед был прав, запретив вино правоверным. Было бы глупо не последовать его примеру в этом отношении. Поскольку закаленные отряды и выдающиеся, решительные личности нужны нам больше, чем огромные массы, наши заповеди должны быть как можно более строгими и точными. И мы должны следить за тем, чтобы они выполнялись любой ценой".
И вот в день, когда три новых отряда были приведены к присяге, вместо шумного празднования, которого все ожидали, Абу Али зачитал вслух ряд новых законов и постановлений.
"Смертная казнь применяется к любому, кто выступает против офицера; к тому, кто не выполняет приказ, если этому не препятствует высшая сила; к тому, кто убивает другого исмаилита преднамеренно или в порыве страсти; к тому, кто неуважительно отзывается о верховном главнокомандующем или критикует его; к тому, кто пьет вино или любой другой опьяняющий напиток; к тому, кто предается разврату".
Строгие телесные и моральные наказания назначались также тем, кто предавался мирским развлечениям; кто создавал или слушал прекрасную музыку; кто танцевал или наслаждался танцами других; кто читал развращающие книги или слушал, как их читают другие.
В саму иерархию были введены новые ранги. Между верховной и великой верхушками были учреждены региональные помосты. Каждый трудоспособный верующий автоматически становился солдатом. Для рефиков была создана специальная школа, в которой они должны были получать образование. Для всех мужчин была разработана новая учебная программа. Помимо военного искусства, они должны были изучать догматику и историю исмаилитов.
Отныне федаины получали самостоятельные задания, которые соответствовали способностям каждого. Джафар стал постоянным экспресс-посыльным между Аламутом и Музаффаром в Рае. Наим обучал новобранцев догмам, ибн Тахир - истории и географии, а Юсуф и Сулейман обучали новичков федаинов военному искусству. Каждое утро они выводили их из замка на плато, как когда-то это делал Манучехр. Хитрый Обейда возглавил небольшой отряд разведчиков и с их помощью следил за передвижениями султанской армии. Абдур Ахман, ибн Вакас, Абдаллах и Хальфа были приставлены к нему в качестве помощников, и вскоре они знали все тропинки между Казвином, Раем и Аламутом. В кратчайшие сроки они разгадали намерения эмира Арслана Таша, который разделил свои силы между Казвином и Раем, чтобы полностью отрезать Аламут от остального мира и заманить его в ловушку у подножия Эльбурсских гор, через которые не было выхода.
К большому удивлению пленных турок, почти все из которых были тяжело ранены, с ними обращались хорошо. Под умелыми руками доктора и его помощников их раны быстро заживали. Дни они проводили в своих помещениях , но по вечерам выходили подышать прохладным воздухом в вольер, расположенный за одним из бараков.
Санитары и солдаты, приносившие им еду и воду, все чаще вступали с ними в беседу. Пленники с замиранием сердца слушали рассказы о федаинах, проведших ночь в раю, и о небывалом могуществе, которым Аллах наделил Сайидуну. Они были поражены непоколебимой верой исмаилитов в победу. Они спрашивали их о доказательствах и причинах такой уверенности. Ответ всегда был один и тот же: Сайидуна - великий пророк, который придет править исламским миром.
Время от времени пленников навещал тот или иной даи, а то и сам Абу Али. Он расспрашивал их об особенностях султанской армии, а также об их образовании и религиозных убеждениях. Он объяснял им исмаилитскую доктрину, с помощью которой их командир собирался установить на земле правление справедливости и правды. Это, а еще больше откровенность и хорошее обращение, поколебали их убеждения и создали в них благодатную почву для принятия исмаилитского учения.
Хасан приказал освободить тех пленников, которым из-за ранений пришлось ампутировать руку или ногу, или же они были сильно искалечены. Он хотел, чтобы они рассказали своим товарищам в султанской армии об Аламуте и исмаилитской вере и тем самым незаметно подорвали их решимость. Для них приготовили поклажу на верблюдах, и вооруженная охрана сопроводила их до Казвина, где им был предоставлен свободный проезд.
Хотя в первую ночь после посещения садов Сулейман и Юсуф спали хорошо, ближе к вечеру следующего дня они стали чувствовать себя необычайно тревожно. Они были раздражительны, им казалось, что чего-то не хватает, и они никак не могли уснуть. Каждый из них отправился в самостоятельную прогулку по траншеям и в конце концов встретился там.
"Я хочу пить, - сказал Юсуф.
"В Шахе Руде достаточно воды".
"Можете пить на здоровье".
"Только не говори, что ты пристрастился к вину".
Сулейман усмехнулся, а Юсуф оскалился в ответ.
"Труба уже протрубила отбой".
"Зачем ты мне это говоришь? Продолжай."
Они уселись на крыше и некоторое время молча слушали рев реки.
"Я чувствую, что вы хотите мне что-то сказать".
Сулейман задал вопрос наполовину насмешливо, наполовину из любопытства.
Юсуф продолжал испытывать воду.
"Ты ни по чему не скучаешь?"
"Говорите начистоту. Что тебя беспокоит?"
"Я чувствую себя так, будто в моих кишках шевелятся угли. Голова болит. Мне нестерпимо хочется пить".
"Так почему ты не хочешь выпить воды?"
"Я делаю это снова и снова, и это как будто я пью воздух. А пить все равно хочется".
"Я знаю. Это все проклятые гранулы. Если бы я мог съесть одну сейчас, я бы снова успокоился".
"Как ты думаешь, Сайидуна скоро отправит нас обратно в рай?"
"Откуда мне знать? Когда я думаю о той ночи, меня так лихорадит, что я могу растаять".
Мимо прошел стражник с факелом. Они присели за крепостной стеной.
"Пойдемте. Мы не можем позволить им поймать нас здесь", - сказал Сулейман.
Осторожно они прокрались в спальные помещения.
Их товарищи уже спали. Только ибн Тахир полулежал в постели. Казалось, он к чему-то прислушивается. Он вздрогнул, заметив вошедших.
"Еще не спишь?" спросил Сулейман.
"То же, что и вы двое".
Опоздавшие разделись и легли в свои кровати. В комнате было душно и жарко, и им ужасно хотелось пить.
"Проклятое колдовство, - пробормотал Сулейман и со вздохом перевернулся на другой бок.
"Слишком много воспоминаний, чтобы спать?" - спросил ибн Тахир.
"Я бы сейчас не отказался от вина".
"Вы двое не планируете спать сегодня вообще?"
Голос Юсуфа звучал хрипловато.
"Может, ты так думаешь?"
Сулейман злобно дразнил его. Он почувствовал, что готов выпрыгнуть из кожи.
На следующее утро все они чувствовали себя так, словно у них на руках и ногах свинцовые гири.
Абу Сорака назначил каждому из федаинов свою зону ответственности. Через несколько дней они переехали в новые помещения у основания одной из двух фронтовых башен. Новобранцев разместили в прежних помещениях.
Теперь они спали по двое и по трое в одной комнате. Юсуф жил в одной комнате с Обейдой и ибн Вакасом, ибн Тахир - с Джафаром, а Сулейман - с Наимом.
Каждое утро ибн Тахир отправлялся в школу с глубокой меланхолией в сердце. Он смотрел на послушников - разве сам он не был одним из них еще вчера? - и ему было больно думать, что все это осталось далеко позади и что он уже никогда не сможет стать таким, как они. Теперь между ним и ними возвышалась непреодолимая стена . Он слушал их беззаботную болтовню с грустной улыбкой.
Бессонные ночи в конце концов вытравили свежесть из его щек. Его лицо осунулось, а глаза смотрели рассеянно и мрачно.
"Ибн Тахир, один из тех, кто был в раю", - шептали солдаты друг другу, если видели его. Вчера неприметный студент, сегодня могущественный герой, чье имя заставляло биться сердца молодых людей. Когда-то он мечтал стать таким же знаменитым. Теперь ему было все равно. Иногда восхищенные взгляды даже беспокоили его. Ему хотелось убежать от всех, скрыться в одиночестве, где он мог бы побыть наедине со своими мыслями и с Мириам.
Да, Мириам была той великой тайной, которая отличала его от всех этих послушников и даже от его товарищей. Сколько раз она снилась ему, когда ему посчастливилось заснуть. У него было ощущение, что она всегда рядом, и из-за этого любая компания беспокоила его. Иногда, когда он оставался один, он закрывал глаза. Он снова оказывался в павильоне, как в ту ночь, и над ним склонялась Мириам. Он видел ее так ярко и так точно фиксировал все детали вокруг, что не иметь возможности прикоснуться к ней было адской пыткой. Он страдал не меньше, чем несчастный Фархад, разлученный с Ширин Хосровом Парвизом. Часто он боялся, что может сойти с ума...
Днем Сулейман и Юсуф утешались своей славой. Утром они первым делом выезжали из замка во главе своего отряда, и лица, полные восхищения, смотрели им вслед.
Но раздражительность, вызванная бессонными ночами, находила выход именно в новичках. Юсуф рычал как лев, когда дела шли не так, как ему хотелось. Но вскоре послушники узнали, что резкие, подавляемые вспышки Сулеймана гораздо опаснее. Он часто высмеивал их за ошибки. Его смех был похож на удар хлыстом. Юсуф был щедр на объяснения. Ему нравилось, когда ему задавали вопросы, а потом он мог на них ответить. Все, что ему было нужно, - это чтобы они проявляли страх и уважение, когда обращались к нему. Но задать вопрос Сулейману было равносильно риску получить страшную пощечину.
Так они вели себя днем. Но с наступлением вечера их охватили страх и тревога. Они знали, что им предстоит еще одна бессонная ночь.
Однажды Сулейман сказал Юсуфу и ибн Тахиру: "Я больше не могу этого выносить. Я пойду к Саййидуне".
"Ты с ума сошел?"
Юсуф был в ужасе.
"Так не бывает, Сулейман, - ответил ибн Тахир. "Ты должен просто терпеть, как и мы".
Сулейман пришел в ярость.
"Но я же не из дерева! Я пойду к нему и все расскажу. Либо он даст мне какое-нибудь задание, которое вернет меня в рай, либо я задушу себя собственными руками!"