Манучехр и контингент офицеров проводили эмиссаров на среднюю террасу. Там они остановились и стали ждать дальнейших указаний.
"Сегодня утром они пытались произвести на нас впечатление", - сказал Хасан. "Теперь моя очередь произвести на них впечатление, которое сохранится до судного дня".
Его голос и лицо снова излучали нечто такое, от чего на большом помосте стало жутковато. В нем было что-то таинственное, как и в ту ночь, когда он отправил федаинов в сады.
"Вы собираетесь срубить их и насадить их головы на колья?" спросил Абу Али.
"Я должен быть очень глуп, чтобы сделать что-то подобное, - ответил Хасан. "Армию эмира охватит такая ярость, что они потеряют всякий остаток страха. Но именно это чувство страха мы должны усилить, если хотим выйти из этой ситуации победителями".
"Армия собрана, эмиссары ждут, - сказал Бузург Уммид, глядя на крепостные стены.
"Пусть ждут. Они пытались размягчить нас обстрелами, так что мы размягчим их ожиданием".
Посланец Арслана Таша, капитан кавалерии Абу Джафар, стоял посередине между федаинами и лучниками. Опираясь одной рукой на рукоять сабли, он смотрел на вражескую армию с притворным безразличием и презрением. По обе стороны от него стояли два его сопровождающих. Они крепко держались за рукояти своих сабель, свирепо и мрачно озираясь по сторонам. Все трое собрали в кулак огромное самообладание, чтобы побороть растущее нетерпение и страх за свою судьбу.
Манучехр и офицеры стояли в десяти шагах от них. Он вызывающе смотрел на эмиссаров, время от времени обмениваясь несколькими шепотными словами со своими адъютантами и бросая взгляды в сторону верховного командования.
Но оттуда не доносилось никаких признаков решения, словно Хасан забыл, что здесь, внизу, ждут его кивка целая армия и три вражеских эмиссара.
Солнце нещадно палило на людей и животных. Однако никто не проявлял ни малейшего признака нетерпения. Они безучастно наблюдали за тем, как вражеские посланцы начинают проявлять беспокойство.
Наконец Абу Джафару надоело долгое ожидание. Он повернулся к Манучехру и с издевательской вежливостью спросил его: "У вас принято оставлять гостей ждать на улице под палящим солнцем?"
"У нас есть только один обычай - подчиняться приказам нашего верховного главнокомандующего".
"Тогда у меня нет другого выбора, кроме как доложить об этой задержке его превосходительству, моему господину Арслану Ташу, как о части ответа вашего господина".
"Как пожелает ваша светлость".
Они снова замолчали. Разъяренный, Абу Джафар продолжал смотреть на небо, вытирая пот с лица. Он начал сомневаться. Почему они поставили его посреди своей армии? Чего они ждут? Что приготовил для него верховный главнокомандующий? Воображение взяло верх, и его снова охватил страх.
Тем временем командиры облачились в парадные белые одежды. Они накинули на плечи пышные белые плащи. В сопровождении телохранителей они покинули здание.
Это будет первый раз, когда Хасан предстанет перед своими единоверцами с тех пор, как захватил Аламут. Он знал, чем это обернется для них. Несмотря на это, он чувствовал волнение.
Труба возвестила о его приближении. Все взгляды обратились к верхней террасе. Там появились трое мужчин, одетых в ослепительно белые одежды и окруженных полуголыми чернокожими стражниками с булавами. Мужчины затаили дыхание. Один из троих был незнаком. Они догадались, что это Сайидуна.
Глаза Юсуфа и Сулеймана расширились.
"Сайидуна!" - шептали они.
Слово передавалось от человека к человеку.
Саидуна явился! Должно было произойти что-то необычное. Беспокойство, охватившее мужчин, передалось и животным. Они засуетились и стали проявлять нетерпение.
Три эмиссара также почувствовали необычное напряжение. Увидев трех командиров в парадных одеждах, они инстинктивно замерли в ожидании. Кровь отхлынула от их лиц.
Хасан и его свита подошли к краю верхнего уровня. Здесь было необычайно тихо. Слышен был только приглушенный рев Шаха Руда, вечного спутника всего живого в Аламуте.
Хасан поднял руку в знак того, что собирается говорить. Затем он ясным голосом спросил Абу Джафара: "Кто ты, чужеземец? И зачем ты пришел в Аламут?"
"Господин! Я капитан Абу Джафар, сын Абу Бакра. Я прибыл по приказу моего господина, его превосходительства эмира Арслана Таша, который был послан его величеством, славой и милостью государства, всемогущим султаном Малик-шахом, чтобы вырвать у вас крепость Аламут, которую вы захватили нечестным путем. Его Величество рассматривает вас как своего подданного. Он приказывает вам в течение трех дней передать крепость своему генералу, эмиру Арслану Ташу. Мой господин гарантирует безопасный проезд для вас и ваших людей... Однако если вы не выполните этот приказ, Его Превосходительство будет рассматривать вас как врага государства. Мой господин будет неустанно преследовать вас до полного уничтожения. Ведь сам великий визирь, его превосходительство Низам аль-Мульк, приближается к Аламуту с большой армией, и он не проявит милосердия к исмаилитам. Вот что приказал мне передать вам мой господин".
При этих последних угрозах его голос слегка дрогнул.
Хасан насмехался над ним. В ответ он высмеял торжественную речь другого.
"Абу Джафар, сын Абу Бакра! Передай своему господину, его превосходительству эмиру Арслану Ташу, вот что: Аламут хорошо подготовился к его приему. Однако мы ни в коем случае не являемся его врагами. И все же, если он продолжит разгуливать по этим местам со своим оружием, с ним может произойти то же самое, что случилось с командиром его авангарда. Его голова будет насажена на кол и водружена вон на ту башню".
Лицо Абу Джафара покраснело. Он сделал шаг вперед и потянулся за мечом.
"Ты смеешь позорить моего хозяина? Самозванец! Египетский наемник! Ты знаешь, что за пределами этого замка нас тридцать тысяч?"
Исмаилиты, услышавшие этот ответ, начали бряцать оружием. Волна возмущения прокатилась по их рядам.
Хасан сохранял полное спокойствие и спросил: "Разве среди людей султана принято оскорблять иностранных лидеров?"
"Нет. По нашему обычаю мы должны отвечать за око".
"Вы говорили о том, что за пределами замка находится тридцать тысяч человек. Скажи мне, эти люди пришли ловить бабочек или слушать нового пророка?"
"Если исмаилиты - это бабочки, то они прилетели ловить бабочек. Если здесь поблизости есть новый пророк, для меня это новость".
"Так ты ничего не слышал о Хасане ибн Саббахе, повелителе небес и земли? Которому Аллах дал власть открывать врата рая для живых?"
"Я слышал о некоем Хасане ибн Саббахе, который является предводителем неверных. Если мои чувства не обманывают меня, то я сейчас стою перед ним. Но я ничего не знаю о том, что он повелитель небес и земли, и о том, что Аллах наделил его такой властью".
Хасан искал глазами Сулеймана и Юсуфа. Он воззвал к ним. Они покинули свои места в строю и направились к ступеням, ведущим на верхнюю террасу. Он спросил их: "Можете ли вы оба поклясться всеми пророками и мучениками, что вы были в раю, живыми, целыми и в полном сознании?"
"Мы можем, сайидуна".
"Поклянитесь в этом".
Они поклялись, четко и ясно.
Абу Джафару захотелось рассмеяться. Но в их голосах прозвучала такая твердая вера и искренняя убежденность, что у него по позвоночнику пробежала дрожь. Он посмотрел на двух своих помощников и по их лицам понял, что они рады не оказаться на его месте . Очевидно, он позволил событиям принять неправильный оборот. Теперь он говорил с гораздо меньшей твердостью, чем раньше.
"Господин, я пришел сюда не для того, чтобы вступать с вами в религиозные споры. Я принес вам приказ его превосходительства, моего господина эмира Арслана Таша, и жду вашего ответа".
"Почему ты уклоняешься, друг? Разве тебе не все равно, сражаешься ты за истинного пророка или нет?"
"Я не сражаюсь ни за какого пророка. Я просто служу Его Величеству".
"Это именно те слова, которые говорили люди, сражавшиеся против Пророка на службе у других правителей. Вот почему они были уничтожены".
Абу Джафар упрямо смотрел в землю. Он молчал.
Хасан повернулся к Юсуфу и Сулейману. Они стояли, словно прикрученные к подножию ступеней, и смотрели на него сверкающими глазами. Он спустился по ступенькам к ним, потянулся к плащу и достал браслет.
"Вы узнаете этот браслет, Сулейман?"
Сулейман стал белым как полотно. В уголках его рта собралась пена. Голосом, дрожащим от бездумного блаженства, он пробормотал: "Слушаюсь, господин".
"Иди и верни его владельцу".
У Сулеймана ослабли колени. Хасан снова полез в плащ. На этот раз он извлек гранулу, которую протянул Сулейману.
"Проглоти это, - приказал он.
Затем он повернулся к Юсуфу.
"Будешь ли ты счастлив, Юсуф, если я отправлю тебя вместе с Сулейманом?"
"О... Сайидуна".
Глаза Юсуфа сияли от счастья. Хасан тоже протянул ему гранулу.
Эмиссары эмира наблюдали за этой сценой с нарастающим трепетом. Вскоре они заметили, что в глазах обоих юношей появилось отстраненное, отсутствующее выражение, как будто они смотрели на совершенно чужой мир, невидимый для остальных.
Абу Джафар робко спросил: "Что все это значит, господин?"
"Ты увидишь. Я говорю вам: откройте глаза. Потому что то, что сейчас произойдет, еще никогда не случалось в истории человечества".
Затем он торжественно выпрямился и заговорил глубоким голосом.
"Юсуф! Зулейка ждет тебя в раю. Видишь ту башню? Беги на ее вершину и спрыгни. Ты попадешь в ее объятия".
Лицо Юсуфа сияло от счастья. С того момента, как он проглотил пилюлю, на него снова снизошел покой, какого не было уже долгое время. Чудесный, блаженный покой. Все было точно так же, как и тогда, когда он и двое его друзей отправились в рай. Как только он услышал приказ Хасана, он развернулся на пятках и помчался к башне с голубятней.
Затем, среди гробовой тишины, Хасан повернулся лицом к Сулейману.