Легко говорить о том, что нельзя продавать душу корпорациям, если не приходится волноваться из-за денег. Первым профессиональным заказом Мура стала иллюстрация Элвиса Костелло, который пел о Джоне Ленноне (в песне The Other Side of Summer): «Это миллионер сказал: «Представьте, что нет собственности». Немного неловко понимать, что Мур финансово обеспечен и в состоянии трудиться над долгими или некоммерческими проектами во многом благодаря доходу за годы работы в DC, в том числе за «Хранителей». Леннон жил в апартаментах, выходящих на Централ-парк, с гардеробом с охлаждением для меховых шуб; Алан Мур – нет. «У меня достаточно денег для комфортабельной жизни. Я живу комфортабельно, могу оплачивать счета в конце каждого месяца»[926]. Действительно, он решил не быть богатым, отказавшись от «миллионов», но он и не сидит на паперти. Когда у него в избытке денег, Мур жертвует их рождественским колядщикам или бедным жителям Боро, а также спонсирует баскетбольную команду «Нортгемптонские короли» (Northampton Kings), собранную из детей все того же нищего района.
Теперь Алан Мур в том положении, когда может делать что захочет. Так что встает вопрос качества того, что он хочет, и – возможно, об этом легче судить, – преуспевает ли он по собственным критериям.
Когда стартовали «Лучшие комиксы Америки», Мур был плодотворным, неистощимым на выдумки и разносторонним писателем; в ассортименте встречаются как его самые барочные работы, так и самые приятные приключенческие боевики. Но предприятие провалилось как минимум по одному параметру, заданному Муром. В апреле 2000 года он сказал Tripwire: «В идеальном мире я бы мог заниматься ABC еще несколько лет, чтобы они стали самодостаточной, процветающей линейкой комиксов»[927]. Но после ссоры с DC Мур решил закончить онгоинги одним эвентом, в котором все персонажи ABC собрались, чтобы не дать Прометее вызвать Апокалипсис, и потерпели неудачу. С тех пор DC не проявляли интереса к продолжению линейки без Мура и отменили на середине пару тайтлов-продолжений от соавторов. Материал Мура остается в печати, но с последних переизданий убрали бренд ABC, потому что теперь «Лига выдающихся джентльменов» и «Прометея» присоединились к «V значит вендетта» под эгидой Vertigo. ABC уже кажется древней историей.
Но если Мур больше не сценарист комиксов, то кто он? Как ни посмотри, нельзя скинуть со счетов волшебство. Даже если считать «магию» просто одной из стратегий, с помощью которой Мур совершенствуется в творчестве, остается та проблема, что его понимание магии настолько широкое, что он может заявить о родстве с любым творческим человеком по желанию: «Если заглянете за рамки сообщества самопровозглашенных волшебников, трудно найти творца, который бы не вдохновлялся так или иначе оккультной организацией, оккультной школой или мыслью, или каким-то личным видением»[928].
На практике он определил довольно узкую художественную традицию магии, в основном литературную. В предисловии к комиксу-адаптации «Дома в Порубежье» Уильяма Хоупа Ходжсона[929] Мур хвалит роман за «окружающую ауру и харизму, которая чувствуется еще до того, как вы откроете книгу. Безумный водоворот фантастических образов и диких апокалиптических идей». Он объявляет книгу частью «погребенной золотой жилы литературы, которая могла бы неизмеримо обогатить наш нынешний скудеющий культурный ландшафт, если бы мы ее когда-то не погребли – не погребли заживо без всякой жалости», – а потом называет среди писателей этой традиции По, Лавкрафта и Стокера, а также менее известных Ходжсона, лорда Дансени, Кларка Эштона Смита, Артура Мейчена, Мэттью Фипса Шила, Элджернона Блэквуда и Дэвида Линдсея, а также недавних последователей вроде Анджелы Картер, М. Джона Харрисона, Джека Тревора Стори, Мервина Пика и Мориса Ричардсона. В других местах он причислял к этому ряду Роберта Антона Уилсона, Йена Синклера и Майкла Муркока, а также говорил о «Ди, Мейнчене, Блейке, Дансени, Ходжсоне, Баньяне, герцогине Ньюкасла. Стенографы апокалипсиса»[930].
Ученые тоже пытались поместить самого Мура в рамки существующей традиции. Аннализа Дилиддо заканчивает свое исследование творчества Мура – «Комиксы как перформанс, проза как скальпель», – поставив его в один ряд с Анджелой Картер (Дилиддо писала монографию по Картер), Йеном Синклером и Питером Акройдом, с почетным упоминанием Майкла Муркока и Кэти Экер – все они «работают на одной художественной территории, где главный фокус в конечном итоге – рефлексия на тему личности: отсюда возрождение традиции с помощью новых кодов и модальностей репрезентации; фокус на гендерных, этнических и классовых проблемах; рассмотрение концепции Другого и ее вклада в эволюцию Великобритании; а также изучение и переоценка английскости»[931].
Список длинный, но у авторов в нем много схожих характеристик и литературных интересов. Что важнее, исследование их жизни и творчества позволяет нам триангулировать приблизительное направление, в котором двигается Мур.
В 2002 году Мур написал предисловие для издания одной из своих любимых книг – «Путешествия к Арктуру» Дэвида Линдсея (1876–1945), фантасмагорической аллегории о человеке, попавшем в другой мир. Мур «требует, чтобы Дэвида Линдсея считали не всего лишь нетипичным случаем, блестящим мэвериком, но человеком достойным и заслуживающим шаманской мантии; британского визионерского и апокалипсического наследия». И снова он пытается прочно поместить якобы автора-одиночку в рамках существующей традиции. Упомянув Генри Триса и Николаса Мура, он говорит о «британском почетном списке провидцев, неудачников и возвышенных рантеров, благородную команду с пеной на губах – Баньяне, Муркоке, Бульвер-Литтоне, Мейчене, лорде Дансени, Роберте Эйкмане, Йене Синклере, М. Джоне Харрисоне, Хоуп Миррлиз и Уильяме Хоупе Ходжсоне – и вот Дэвид Линдсей, что едва не ускользнул». Он описывает качества, благодаря которым, на его взгляд, книга Линдсея такая выдающаяся:
Это не просто какая-нибудь из цветущих буйным цветом фэнтези-трилогий, которые превращают чудесное в повседневное и забивают все книжные магазины. Это не просто литература. Это пророчества хрустального шара, рекогносцировка, беспилотные дроны с камерами, картографирущие пространство сна с высоты птичьего полета, надзирающие за Надмиром. Это Откровение кустарного производства, местная ремесленная традиция. Барахолка с горящими, кричащими ангелами… В «Путешествии к Арктуру» нетрудно различить плохо завуалированный шаблон для специфической, великолепно безумной утопии. Цивилизация вдруг озаряется пониманием собственного рабства перед Империей Чувств. Мужчины и женщины освобождаются от пределов и ограничений психики, собственных личностей, способны отращивать новые духовные органы или отверстия для противодействия тяготам бытия, вероломному и бесконечно преломляющему царству зеркального лабиринта Кристалмена… Есть в тексте и другие экспериментальные утопические предложения, моменты, когда можно подумать, что Линдсей пытается подать собственные научные теории в обличии фантазий.
Незачем и говорить, что Мур с успехом описывает не только Линдсея, но и себя. Он часто подчеркивает, что его родство с авторами из списка не исчерпывается одними книгами. Большинство (хотя и не все) из них – авторы жанровых книг, а не литературных шедевров, но для Мура это сила, а не слабость. Сравнивая себя с Говардом Лавкрафтом (1890–1937), он говорил: «Мы оба – писатели бульварного чтива, которые пытаются выразить собственное понимание истины… Когда ты бульварный писатель, то привыкаешь работать быстрее и вне всяких литературных обязательств и претензий. Твоя фантазия чище»[932].
За недавние годы Мур выпустил несколько проектов, основанных на лавкрафтовских темах. Первый – рассказ в прозе «Двор» (The Courtyard), где действие разворачивается в современности (позже адаптирован для комиксов Энтони Джонстоном). Мур решил написать сиквел, «Неономикон». Не скрывая, что взялся за работу ради денег из-за запоздавших роялти и неожиданного налогового счета, он тем не менее горел желанием написать об ужасах, на которые Лавкрафт в своих рассказах только намекал, «по-настоящему вернуть на свет спорные элементы, которые подвергал цензуре сам Лавкрафт или которые не трогали люди со времен Лавкрафта, писавшие пастиши. Например, расизм, антисемитизм, сексизм, сексуальные фобии, вполне очевидные во всех скользких фаллических или вагинальных монстрах Лавкрафта»[933]. Результат – подобающе непристойный, хотя метатекстуальную критику лавкрафтовских предубеждений затмевает жестокая и откровенная сцена изнасилования, занимающая почти целый номер. Мур, однажды сказавший: «Нельзя зайти «Слишком Далеко». А если и можно, то туда обязательно надо зайти»[934], – теперь сам признался интервьюеру: «Оглядываясь назад – да, возможно, я зашел слишком далеко, но это все равно хорошая история»[935]. В конце 2012 года объявили, что Мур напишет новую, длинную серию «Провиденс» (Providence), основанную на жизни самого Лавкрафта.
Также он стал выдающимся апологетом художника Остина Османа Спейра (1886–1956), писал предисловие для брошюры к выставке, посвященной пятидесятилетию со смерти Спейра, и заявлял на The Culture Show в 2010-м, что «он не только невероятный художник, но и, по моему мнению, величайший английский волшебник двадцатого века». Хотя при жизни Спейр славился портретами и картинами в стиле ню, он создал немало работ оккультного значения, часто вдохновляясь снами или пользуясь техниками автоматического рисования. Мур, у которого ню Спейра висит в передней комнате, превозносит художника потому, что «он совершенно отрекся от галерейной среды и воспитания среднего класса и заявил: «Я перееду в Брикстон, к проституткам и мошенникам, потому что только им я верю, и выставляться больше не буду нигде, кроме задних комнат пабов»