«Черное досье» с самого начала задумывалось как нечто более запутанное, и Мур в свое время беспокоился, что из-за позиционирования в рекламе DC в виде прямого продолжения серии люди неправильно поймут книгу. Третий том, «Столетие» (2009–2012), смещается от любимого публикой стимпанкового литературного мэшапа к чему-то не поддающемуся определению, требующему контекста для аудитории. Комикс состоит из трех 80-страничных номеров, где действие происходит в 1910, 1969 и 2009 годах, каждый из номеров самодостаточный, но вместе они образуют общую историю о попытке группы оккультистов создать Лунное дитя – существо-Антихриста, которое провозгласит Апокалипсис. У серии появляется собственный мир, но он будет вам незнаком, даже если вы прочитали основной сюжет первых томов: два выживших члена Лиги из первого тома – Куотермейн и Мина – теперь бессмертны (об этом рассказывается только в текстовом рассказе в конце второго тома), к ним присоединяется Орландо, введенный в эпизоде в «Черном досье».
В «Столетии» Мур играет в изысканную игру, где искусство подражает жизни, подражающей искусству. Оккультисты – не просто знаменитые книжные практики тайных наук, они представляют и реальных оккультистов – в основном членов Ордена золотой зари Алистера Кроули. «Оливер Хаддо» из «Столетия», например – персонаж романа Сомерсета Моэма 1908 года «Волшебник», задуманного как пародия на Кроули (хотя Хаддо по версии Мура, пожалуй, очень похож на самого Кроули). В реальной жизни Кроули раскритиковал «Волшебника» в журнале Vanity Fair под псевдонимом «Хаддо» и обвинил Моэма в том, что тот склепал свою книгу из множества чужих романов… чем, разумеется, открыто занимается Мур.
Есть в книге и отголоски жизни самого Мура. Мина, как и автор, посетила бесплатный концерт в Гайд-парке в 1969 году и пережила кислотный трип. Она, Куотермейн и Орландо живут в полигамных отношениях, и наши герои скорбят по оптимизму шестидесятых, уступающему место жуткому антиутопическому будущему. Образы книги уже больше относятся к взгляду на литературу двадцатого века самого Мура, а не к объективному исследованию: он находит ключевые роли для Карнаки из Уильяма Хоупа Ходжсона, капитана Чудо (Captain Miracle – супергерой, созданный в 1960-м Миком Энгло, автором Марвелмена) и Эндрю Нортона авторства Йена Синклера. Карнаки и Нортон изображены в виде добродушных пародий на своих авторов. Все три книги рассказывают об апокалипсисе, об обесценивании искусства ради развлечения и о природе вымысла. В случае «Хранителей» чем больше знаешь об истории комиксов, тем больше поймешь отсылок. Чтобы понимать «Столетие», нужно разбираться в жизни и убеждениях автора. Рецензенты без понимания подтекста явно были ошарашены и с облегчением выдохнули, когда следующий проект «Лиги» – «Немо: Сердце льда» – вернулся к простодушному приключенческому повествованию.
Этих рецензентов, должно быть, не меньше озадачит «Конец Джимми» – проект Мура, помещенный в сердце Боро и даже еще глубже – в его собственном воображаемом мире. Серия из пяти связанных короткометражек вращается вокруг Клуба рабочих Святого Джеймса в Нортгемптоне и обладает злачной, тревожной атмосферой, вызывающей в памяти творчество Дэвида Линча. Фигурирует там и сам Мур (с раскрашенным золотой краской лицом и в серебристом костюме) во второстепенной роли волшебного – осмелимся даже сказать, «небесного» – мистера Меллертона, который сдает карты с кодами ДНК и делает смелые заявления о сути реальности. Режиссером выступил Митч Дженкинс, а продюсерами – компания Orphans of the Storm («Сиротки бури»), учрежденная в 2010 году Муром и Дженкинсом. Это сознательная попытка Мура создать фильм, который ему бы хотелось видеть вместо адаптаций его супергеройских работ. И Муру даже почти не пришлось подкреплять свои слова деньгами: бюджет первой части, «Испытание Веры», составлял 11 тысяч фунтов – по его подозрениям, меньше, чем бюджет на кофе на фильме «Хранители»: «Вот в чем дело: бюджеты этих фильмов меня ужасают не меньше самих фильмов»[959]. В 2013 году Мур и Дженкинс запустили успешную кампанию на «Кикстартере», примирив непримиримое: спонсировали проект без необходимости поступаться принципами.
Но с начала 2005 года главные творческие усилия Мура направлены на его второй роман в прозе – «Иерусалим»[960]. В основном говорят о его размерах – Мур оценивал его в 750 тысяч слов по завершении (размер книги в ваших руках плюс «Война и мир»). В декабре 2012 года Observer сообщил, что Мур «только радуется, а не переживает, что, печатая роман всего двумя пальцами, стер подушечки указательных»[961].
«Иерусалим» будет охватывать уже знакомую по творчеству Мура территорию: история Нортгемптона (в том числе семейная история Мура), исследования вымысла и воображения, а также дискуссия на тему магии и трансцендентальности. Книга состоит из трех частей, и у каждой части свой сеттинг. Как он объясняет: «Во всех трех частях книги есть элементы фантастики. Первая часть – о земном царстве Боро, и, собственно, называется «Боро»; состоит из одиннадцати глав о материальном мире Нортгемптона, но это не прямолинейное реалистичное отображение – есть и элементы довольно неприкрытой фантастики. Вторая часть называется «Душа» и целиком разворачивается на высшей плоскости над Боро – в загробной жизни, в четвертом измерении. Третья часть… ее сложно описать, она местами довольно модернистская, но в каком-то смысле это итог, заключение»[962].
Первая часть черпает материал из рассказов о местных жителях и изысканий по городской истории. Мелькают реальные исторические личности, включая сказочного художника викторианских времен Ричарда Дадда, Лючию Джойс, Чарли Чаплина, Уильяма Блейка и Джона Баньяна. Есть эпизод с магическим ритуалом, где вызывают Асмодея и начинается «безумный пандемониум». Некоторые имена изменены или завуалированы – среди персонажей будет семейство Верналлов с историей, схожей с предками Мура Вернонами. Один из главных героев – Альма Уоррен, иллюстратор, и она кажется аналогом самого Мура в духе Кристины Газеркоул из «Больших чисел». У Альмы, как и у Мура, есть младший брат по имени Майкл. Будут выдержки – а возможно, и полный текст, – воображаемой детской книжки «Мертвецки Мертвая банда» (The Dead Dead Gang), которую иллюстрировала Альма, и книжка послужит переходом ко второму сеттингу – вымышленной реальности, «ярко расписанной красочными узорами». Мур утверждает, что это место «всегда в движении, детали окружения метаморфируют и меняются, как детали сна», а это предполагает, что перед нами снова Пространство идей, или Имматерия. Надо всем полагается третья реальность – трансцендентальное место сродни раю.
Все три реальности связаны и отражаются друг в друге. Один из постоянных персонажей книги – архангел Михаил, он проявляется во всех трех реальностях. Он победил в барной драке, где проливалась золотая кровь, и он один из «четырех мастеров-зодчих… гвоздодеров бытия». Мур устраивал публичное чтение 24-й главы книги, «Тучи раскрываются», рассказанной с точки зрения статуи архангела Михаила на крыше Гилдхолла в Нортгемптоне. В соответствии с убеждением Мура, что время – твердый конструкт, архангел переживает историю всей жизни одновременно (неизбежно слышатся отголоски Доктора Манхэттена из «Хранителей»). Глава нарастает к кульминации, напоминающей «Змеи и лестницы», когда личности и переживания, хорошие и плохие, сливаются, чтобы создать единое целое.
Первый роман Мура, «Глас огня», был опубликован вскоре после того, как он объявил себя волшебником, и почти не привлек внимания, не говоря уже о признании. Мур сделал сознательный выбор и не писал о супергероях или научной фантастике – хотя очевидно, чего в то время ожидала от него фанбаза. С тех пор у читателей было двадцать лет, чтобы свыкнуться с Волхвом Муром. «Иерусалим» – роман, который может написать только Алан Мур – и тематически, и физически:
Я могу злоупотреблять своим положением. Так мог только я – только я мог потратить восемь лет напряженной работы, только я мог по-настоящему рассказать о том, что происходило в этом районе с этими людьми, и только я нахожусь в том положении, когда не надо переживать, опубликуют это или нет. Мне не нужен крупный издатель – они ничего не смогут предложить. Это не большая популярная книга и не пляжное чтиво – лучше я выберу малого издателя, который разбирается в моем творчестве[963].
Когда появится «Иерусалим», он добьется того уровня внимания, на который теперь может рассчитывать крупная работа Алана Мура. После исследования своих магических убеждений в комиксах, музыке, рисовании и перформансах Мур обнаружил, что, как ни иронично, лучше всего мировоззрение, которое он вырабатывал и озвучивал всю жизнь, доносит самая обычная проза. Маловероятно, что книга станет его последней крупной работой, и глупо судить ее еще до выхода, но у нее явно есть потенциал стать одной из важнейших вех на территории его творчества… и крепким орешком для непосвященных:
Это тот самый роман, который я хотел написать всегда. Я им действительно горжусь, по-моему, он поразителен. Это, конечно, только мое мнение. Я понимаю, традиционные критики наверняка скажут, что он вдесятеро длинней, чем стоило, и местами трудный, и многие пассажи намеренно отталкивают читателя… книга будет очень устрашающая в плане чистого размера и потому, что она о низших классах. Нет лучше способа удостовериться, что никто не будет читать книгу, чем написать о низших классах… Моя единственная амбиция для «Иерусалима» – чтобы он существовал. Я не испытываю иллюзий, будто кто-то скажет, что это главная книга столетия. Нет-нет, она наверняка для этого слишком трудная. Это просто точное выражение части моей жизни и части моего существования, а потому захватывает множество других тем, которые тоже стали моей частью.