– Я увидел ее на бое и влюбился с первого взгляда. Но, – печально усмехнулся, – подобности о ней узнал от Давида… Если вкратце, он меня с ней свел. В вебе…
Картина действительно приобретала все более реальные, осязаемые очертания. Но от этого облегчения не наступало. Никак.
– Понятно. – Пауза, взгляд в пустоту. – Ты поселил ее на Смоленке. С учетом всех вводных бросить я ее без наблюдения не мог. По стечению обстоятельств квартира рядом была свободной. Когда я понял, что задумал Давид, то единственной целью было приглядеть за ней. А потом… Сам знаешь, что потом… Мы общались, и она все больше напоминала мне мою Айзу. Я влюблялся в нее. Влюблялся в них… Снова чувствовал себя живым… Да, это был эгоизм чистой воды. Но в то же время я точно знал, что защищаю ее. Я ведь обещал своей Айзе, что мы не бросим ее сестренку Бэллу. Так в итоге и получилось…
– Роберт, объясни мне, как так получилось, что в день, когда Бэлла сбежала от меня, это через твой балкон он выбрался?
– Выбрался? – посмотрел на меня со странным блеском в глазах Роберт. – Я же сказал тебе, Алан, правда намного более сложная и уродливая, чем ты думаешь…
Глава 23
Алан
Он включает планшет с каким-то странным видео, снятым в режиме скрытой камеры. Картинки почти нет, она статична, направлена на угол какого-то темного гаража или загажника. Людей в кадре почти не видно, только макушки. Ничего пока непонятно. Потом я слышу голоса. Вслушиваюсь в разговор и узнаю Давида. Это признание. По всей вероятности, чистосердечное. Такие обычно делают на пороге конца… В голове пробегает странная мысль, но я пока ее откидываю. Еще успеется.
–Я жил с этой болью годами, – его пустой притупленный голос со знакомым акцентом разрывает тишину даже сейчас, на записи, – этот нелюдь мою семью уничтожил. Просто взял и стер ее с лица земли. Таких, как он, в камерах газовых надо сжигать. А за него еще государство годами платило-кормило его и одевало, пока он на нарах чалился. Я этим жил, понимаешь? Только этим и мог жить – мыслью о мести. Хотел весь их род точно так же истребить. А когда узнал, что он еще и на свободу вышел, вообще перестал дышать. Я словно бы подох в тот самый момент, понимаешь?! Как? Вот как? Одни достойные мужики нелепо и стремительно попадают в аварии – хлоп и нет мужика. А этот… Мою сестру… других девочек… Ты понимаешь, что они ангелами были? Моей мелкой было шесть, Роберт… Шесть! – Давид говорил сбивчиво, эмоционально. – Тогда я решил сделать так, чтобы он испытал ровно то же, что испытали и мои родители, когда потеряли дочь. Я вычислил, под какими именами и где прячутся его дети с женой. Подготовил подборку документов следствия, которые удалось раздобыть за взятку. Там было всё – фото жертв, его признания, записи допросов. Дальше дело было за малым – встретиться с Айзой и все ей выложить… Не знаю, на что я тогда рассчитывал и почему выбрал именно ее из двух сестер. Просто стечение обстоятельств. Просто она чаще выходила на улицу, больше где-то проводила время. Мне с ней пересечься было легче. Тогда еще я точно не знал, что буду делать. Хотелось боль увидеть в глазах его ребенка. А может быть, хотелось понимания, сожаления… Да черт его знает. А она… Она выслушала меня и пренебрежительно рассмеялась. Так, знаешь, цинично и без иллюзий. Я даже оторопел. Словно бы она была заранее готова к разговору.
– И что мне с того? – выплюнула мне тогда в лицо. – Я этого папашку знать не знаю! Он мне такой же чужой человек, как и ты! Некого мне жалеть и не за кого стыдиться! Меня б кто пожалел… Что ты сюда приперся вообще? Вали давай!
Знаешь, я бы мог сказать, что это ее грубость меня тогда из себя вывела, но нет… Дело было в другом. В ее выражении лица, что ли… Усмешка. Она в этот момент так сильно внешне похожа на него была. Его черты лица. Точно такие же, как на записях следствия, как в жизни… Его дочь… Его выродок… Дальше я не помнил себя. Схватил ее и начал душить… Итог ты знаешь…
Запись продолжалась. На ней теперь была тяжкая пауза, но через какое-то время Давид продолжил:
–Я по-быстрому спрятался тогда. В республике это сделать несложно. Засел на дно. Отсиделся пару месяцев в одном из сел на отшибе. Но клинить меня продолжало. Смех ее звенел в ушах. Снова и снова. Встреча с ней меня еще больше из себя выбила. Жажда мести не утихла, а только разрасталась. Тогда я нашел его… Думал, может, другая боль, отцовская, принесет мне сатисфакцию. Я вычислил его и нагрянул посреди ночи. Рассказал о том, кто я. Про дочь его рассказал, про то, как удушил ее и сбросил в канал… То, что я увидел в его глазах, стало его приговором. Равнодушие. Тотальное, абсолютное равнодушие. Такое же, как было у его дочери, с той лишь разницей, что он был виновен, но не испытывал ни малейшего угрызения совести. Передо мной сидел живой человек, вот только с мертвым лицом, с мертвой душой. Он был обречен. Приговорен. Справедливостью и мною… Я снова инсценировал самоубийство. Официально он вскрыл вены, а я… Я почувствовал себя ангелом возмездия…
Отсутствие даже мало-мальского раскаяния в глазах этого монстра заставило меня окончательно убедиться в том, что его отпрыски не имеют права на существование. Они не могут жить, не могут продолжать род… Тогда я пришел за Бэллой и… Дальше все пошло не по плану. Она была другой. Совсем другой. Не такой, как они. Доброй, искренней… И на отца совсем не походила. Я сначала этого не видел. Травил ее, как мог. Убить было бы очень просто. Тогда я уже понимал, что просто ее смерть мне не принесет удовлетворения, я это уже проходил. Мне хотелось разрушить ее жизнь. Разобрать на кирпичики до фундамента… Я много говна ей сделал… А потом вся эта история с Аланом началась. Я сначала про него в ее увязке не думал. Мне скорее важно было попасть во внутренний мир бойцовский, закрепиться изнутри. Это и деньги, и близость Барина. Я стал работать на малоизвестного в России тогда Алана, а потом… Картинка словно бы сложилась. Как сейчас помню, это в Чехии произошло, на его бое. Он как увидел ее, сразу на нее запал. А она на него. Красивый, знаменитый, богатый. Барин-то был прикрытием условным. Все знали, что он гей. Алан – другое дело. Их отношения гарантировали мне самый доверительный к ней доступ… Ее жизнь, можно сказать, была в моих руках… Вот только я не учел, что сам…
– Ты влюбился в нее… – послышался, наконец, тихий голос Роберта на заднем плане.
На записи снова тишина, но и так понятно, что тот утвердительно кивнул.
–Не мог ничего с собой поделать. С ума по ней начал сходить. В один момент даже подумал, что, может, это оно и есть, мое спасение… Может быть, я смогу пережить весь этот кошмар, если мы будем вместе? Оба сможем. Когда я приехал к ней на квартиру в день свадьбы Алана, я был настроен сделать все, чтобы доказать ей, что он ее не достоин. Что она не нужна ему, что он выбрал не ее. Она была в тысячи раз лучше Милены. Красивее, добрее, чище. И любила его, дурака. А он… Он не был ее достоин…
Я выхватил планшет и нажал на стоп. Мне сейчас нужно было отдышаться, прийти в себя. Попытаться снова запустить свое сердце, которое просто разрывалось на части.
– Это я убил его, Алан, – произнес глухо Роберт, смотря на свои руки, – никакое это не самоубийство. И не спасал я его, когда выводил через свой балкон. Сделал вид, что услышал крики, предложил выйти через меня, раз его дверь закрыта, а сам оглушил его, как только он переступил порог моей комнаты, связал. Пять дней он провалялся на моей съемной квартире. Без воды и еды. За это время я увез Бэллу в Париж и устроил у себя дома. А потом вернулся и довел дело до конца…
Мы молчали оба. Ни я, ни он друг на друга не глядели.
– Я признаюсь тебе в этом сейчас, а завтра собираюсь сдаться с поличным, написать чистосердечное…
– Зачем? – спросил я искренне. – Он заслужил. Я не сдам… Там следак нарыл твои фото с Айзой. Я решу вопрос, все снова канет в Лету, не волнуйся.
Роберт усмехается под нос и отрицательно качает головой.
– Я все равно труп, Алан. Меня и не посадят, наверное. Либо помру еще на этапе следствия. Во второй почке тоже рак, метастазы уже по половине тела. Я не проживу и пары месяцев. Я сейчас проверялся снова, когда уезжал. Поздно уже метаться…
– Бред, – качаю я головой, – онкология сейчас не приговор! Всё вылечат тебе!
Он накрывает мою руку своей. По-дружески. Искренне. И я поднимаю на него глаза и впервые смотрю на него не как на соперника. Я уважаю его. И понимаю.
– Мне нужно уходить, Алан… Пора… Я к Айзе хочу. Она, конечно, в раю, но вдруг мне хотя бы на минутку дадут с ней увидеться… Я любил Бэллу. Искренне любил. Трудно тебе, наверное, меня понять. Это не та любовь была, что у тебя к ней или у меня к ее сестре. Более осмысленная, что ли, даже, может быть, отцовская. Да, наверное, я ей действительно отчасти заменил отца. Дал ощущение тепла и заботы, в которых она так сильно нуждалась. Поддержал, собой закрыл, когда ей казалось, что она оголена и беззащитна. А за это получил эту волшебную девочку, которая так грела меня эти годы… Можешь ненавидеть меня, но знай, что нам с ней хорошо было, вопреки всему. Пусть она не горела в моих руках никогда, но… Я не был ненавистным и нелюбимым. Может быть, ты не сможешь даже никогда моего места в ее жизни занять. И не нужно тебе занимать. Я тебя своя любовь – яркая, искренняя, дикая… Ты только иногда ее обуздывай, эту свою любовь. Не смей делать больно моей девочке…
– Она была с тобой счастлива… – хрипло признал я. Потому что это было правдой. Эта правда жгла мне душу все эти годы. И я буду с ней жить всегда. Она будет сидеть в мрачных закоулках моей души. Моя кара, моя карма.
– Да, я смог выторговать у судьбы семь счастливых лет для себя… Но это счастье не мое, Алан. Оно краденое. У тебя краденое, у неё. Она твоя женщина. А ты ее мужчина. И даже Бог видел это, поэтому и не дал нам детей… Я все понимал всегда. И сразу для себя решил, как понял, что нежилец, что должен передать ее тебе, чтобы она не пропала, не сгинула в этом диком мире жестокости. Слишком она ранимая и нежная…