Проворачиваю ключ в двери, не сразу обращая внимание, что он закрыт на один поворот, а не на два, как я его оставляла. Прохожу внутрь, скидывая с ног успевшую нажать обувь и давящую на плечо тонкими ручками от тяжести конспектов сумку. Когда прохожу в зал, вздрагиваю, потому что вижу темный силуэт. Он молчаливо рассматривает меня. Я не вижу его глаза, но чувствую на себе отчетливо этот взгляд. Подносит медленно ко рту сигарету, зажигает ее.
Она теперь светится оранжевым угольком, неспешно курсирующим ото рта и в сторону, когда темное пространство заполняет отливающее серым свинцом облако дыма, словно бы грозового. Он курит не спеша. Зол… Я слышу исходящие от него вибрации.
–Ты… дома?– у меня получается как-то глупо, заискивающе, даже с примесью ноток заискивания в голосе.
–Ты где была?-спрашивает он хрипло, утробно.
Встает, подходит вплотную, выдыхая прямо мне в лицо очередной клуб дыма.
–Гуляла…– стараюсь говорить спокойно.
–Гуляла…– повторяет за мной, сохраняя даже интонацию…– с тем гуляла, с кем кофе пила на балконе?
В его голосе сталь. Я дергаюсь. Непроизвольно подаюсь на балкон, чтобы быстро схватить чашки и отнести на кухню. Наверное, со стороны это выглядит жалко и даже преступно. Словно бы подсознательно я пытаюсь замести следы… Хотя, в сущности, что я сделала плохого? И как я могла там бросить чашки? Обычно я такая аккуратная…
–Снежана заходила,– нахожу лихорадочно в голове оправдание, выкрикивая из кухни, вторя бегущей в кране воде.
Он заходит ко мне. Смотрит внимательно.
–Я звонил Снежане. Она неделю дома. Ангина. Никуда не выходит и не в курсе, чем ты здесь занимаешься…
Чувствую, как несмотря на то, что вода слишком теплая, кончики пальцев холодеют…
Молчание. Звенящее. Нестерпимое. Давящее на перепонки.
–И что, давно Давид у тебя окормляется?– задает Алан очередной вопрос, стоя в дверном проеме, опираясь о косяк.
Я молчу.
–Видел у него дома контейнеры от еды. Такие же у тебя в холодильнике.
–У меня пропадает приготовленное. Я даю человеку поесть. Что в этом такого?-пожимаю плечами, хоть голос и дрожит предательски.
Ненавижу себя сейчас. Это я должна сейчас обрушиться на него с претензиями, а не он… А я еще и оправдываюсь… Жалкая, слабая…
Чувствую, как он подходит сзади. Тяжело дышит мне в затылок…
–И что ты еще ему даешь?-его голос лающий. Чувствую, как внутри у него все клокочет… И у меня… Вся эта боль, обида, недосказанность вдруг захотели разом вырваться на свободу… Он не имеет права на претензии… Не имеет…
Разворачиваюсь к нему лицом, вроде бы набравшись мужества дать отпор, но… Как только встречаюсь нос к носу с этой яростной ревностью, которой он сейчас наполнен до краев, решимость сходит на нет. Я прижата им к раковине, заложница между его рук. Его дыхание так близко, что я чувствую каждый вдох и выдох… Я словно овечка перед львом…
–Ты что творишь, Бэлла?-спрашивает грозно, нависая.
Горло обжигает обида.
–А ты что творишь, Алан? Что творишь с самого начала?! Претензии мне пришел предъявлять?! Сколько тебя не было?! Хоть слово бы написал!
Он смотрит на меня волком, и в то же время жадно. Мы оба дышим тяжело. Оба сейчас на грани… И я сама не пойму, на грани чего…
–Там, в комнате, цветы… В воду поставь…
Я дергаюсь, как от удара хлыстом. Наверное, это стало каким-то триггером для меня окончательным…
–Красные розы? Оптом берешь?! И ей- и мне?! В ресторан меня в тот же позовешь? Или нет, куда там мне, прости… Со мной же стыдно показаться на публике… Я так, для постели, да?! Это ей дозволено выставлять фотокаждого вашего шага…
Я вижу, как он бледнеет… На его лице сейчас столько эмоций… И мне горько за ними наблюдать… Потому что той, какую я отчаянно хотела увидеть- нет… Наивная дура, я так мечтала, что его рот изогнет облегченная усмешка- и он скажет «нет, дорогая, все это глупости. Нет никакой другой. Это все тебе приснилось»… Дура я? Да. Дура, наивная, глупая… И все мы такие- надеющиеся на чудо. Готовые верить любому их бреду, любой лжи, только бы оправдать, только бы уйти от этой неизбежной боли, которая все равно настигнет.
Она есть, Бэлла. Та, другая. Это тебя можно сказать, что и нет. А она есть. Хватит закрывать глаза. Хватит парить в облаках…
–Не переводи тему,– бросает он мне,– что у тебя с Давидом?
Это самое ужасное, что он мог сейчас мне сказать…
Выворачиваюсь из его захвата и буквально вылетаю обратно в зал. Внутри все клокочет.
–Да пошел ты, Алан!– кричу, что есть мочи,– вон пошел отсюда! Не твое дело, что у меня и с кем…
Я вижу, как его глаза наливаются кровью даже при слабом освещении от торшера. Невольно отступаю назад. Пальцы снова холодеют. Такой его взгляд я видела только на октагоне… Он не предвещает ничего хорошего…
Он расстегивает ремень, вынимает его из петлиц. Не спеша, не отрывая от меня своего взгляда.
Я все пячусь назад, упираюсь в стенку…
–Что у тебя с Давидом?-повторяет он мне рычаще. Явно себя уже не контролируя.
Я молчу, тяжело дыша. Словно в оцепенении.
Он хватает меня и перекидывает через плечо- куда-то тащит. Еще секунда- и я чувствую под животом мягкую округлость спинки дивана. Не успеваю даже среагировать. Алан задирает подол моего платья, одним движением рвет трусы- и я тут же ощущаю, как кожу ягодиц опаляет удар ремня.
–Ты что творишь, Бэлла?!-повторяет он яростно, шлепая меня, как нашкодившую школьницу,– что ты творишь?!
Мне больно, обидно и унизительно. Я пытаюсь вывернуться, но железный захват на моей талии, словно бы приковывающий меня к поверхности, не дает мне это сделать. Боль нарастает с каждым его ударом- и в какой-то момент я не выдерживаю и начинаю жалобно плакать.
Слышу, как пряжка ударяется о пол, а вместо болезненных шлепков чувствую его губы на своей коже.
–Ты только моя, малютка… Только моя… Скажи мне, ты ведь не совершала глупостей, а? Не надо провоцировать меня… Не заставляй меня делать тебе больно… Только моя…
Я задыхаюсь от рыданий. Они вырвались из меня, наконец, прорвав эту проклятую плотину, которую создал он всей этой нестерпимой ситуацией.
– А ты, Алан?! Ты только мой?! Оставь меня! Я тебя прошу… Умоляю тебя, оставь! -захлебываюсь в собственных слезах. Не могу больше терпеть то, что внутри…
Он не слышит меня. Он в своем собственном аду сейчас… Чувствую его губы на всем своем теле, он целует мои ягодицы, спину, пробирается к спине, задирая платье выше. Хрипит, как зверь.
Я так хотела его поцелуев, а теперь каждый из них обжигает мое тело… Каждый- как клеймо…
–Малютка моя… Малютка…-шепчет он, а я что есть мочи отталкиваю его от себя…
–Нет, Алан! Нет! Ты не прикоснешься ко мне сейчас! Не хочу!
Он с рыком снова набрасывается на меня. С силой разводит ноги, несмотря на мое сопротивление. Бесцеремонно трогает меня там пальцами и… Останавливается… Я и сама чувствую, что совершенно сухая… Не только моя душа, даже мое тело сейчас отторгает эту ситуацию, в которую он нас затащил…
Я зарываюсь лицом в подушки, не хочу ничего видеть… Слышу только через пару минут, как хлопает дверь.
Меня снова начинают сотрясать рыдания. Сползаю вниз, пока не чувствую, как оголенная, избитая им плоть соприкасается с холодным паркетом…
Алан
Внутри всего разрывает. Мог бы, сейчас бы выл, как зверь. На глазах красная пелена- какая же это боль- вот так ревновать, сомневаться, думать о том, что она может вот так же улыбаться другому, целовать, обнимать… С силой бью по рулю. Проклятие… Она знает про Милену… Как же, сука, это все осложняет… Кто постарался? Этот хер с горы, помощничек долбанный, который решил воспользоваться моим отсутствием и втереться к ней в доверие? Он ведь заглядывался на Бэллу еще тогда, когда она работала в вебе. Это ведь он мне про нее рассказал вообще… А я, гребанный идиот, поверил ему… Был уверен, что Давид надежный. Что могу ему доверять…
Звоню в его дверь не прекращая до тех пор, пока он, наконец не открывает, заспанный, взъерошенный.
Вижу его морду-и со всей силы бью, не дожидаясь реакции. Так, что он отлетает к противоположной стене.
–Ты че?-спрашивает он ошарашенно, вытирая окровавленную губу.
–Это ты че, мудак?! Ты охуел, Давид?! Сука! Ты что возомнил о себе?!
Кричу, срывая связки, подходя и нанося удар за ударом, как на октагоне, пока он нелепо прикрывается. Не сопротивляется, гад. Знает, что я прав…
–Что ты с ней делал? Ты к ней прикасался?! Отвечай!
–Прекрати…
–Прекратить?!-ярость выбрызгивает из меня, как лава из вулкана…
– Ты что себе возомнил вообще? Решил воспользоваться ситуацией и девочку мою увести, пока я уехал разгребать своё дерьмо?!
–Я никого не уводил и даже не пытался, прекрати сейчас же!-снова говорит он, еще более жестко,– еду брал, да… Что в этом такого? Ей грустно и одиноко. Ты же, сука, шибко занятый! У тебя на нее время что ли есть? У тебя ж целый гарем! А она живая- общения хочет… Одиноко ей…
–А…– усмехаюсь жестко,– а ты ей это общение давал, да? Одиночество решил ее скрасить…
Он сидит, опершись о стену. Хлюпает разбитым носом.
–Ты уволен, Давид,– кричу я ему, выходя из квартиры,– чтобы к Бэлле больше на пушечный выстрел не подходил! Увижу или узнаю- капец тебе!
Сажусь в авто, с силой сжимаю волосы, тяну на себя. Сука, вот так ушел человек из моей жизни, самый близкий здесь мне человек… Которому я доверял… А он… Внутри буря. Езжу бездумно по городу, то и дело бью по рулю, матерясь, кусаю губы… Это и есть настоящее отчаяние… Безнадежное, агонизирующее внутри. Злость немного отступила- и на ее смену пришла жалость к Ней… Дикая, щемящая… Моя девочка… Что я натворил… Что же я натворил… Как же мне разгрести это всё… Рука сама нащупывает в кармане джинсов ракушку с дыркой, которую она мне нашла на берегу Атлантики… Сердце разрывается. На глазах слезы… Я был готов молиться всем богам на свете, лишь бы они исполнили одно-единственное мое желание…