— Полагаешь, она может навредить им? — изумился Александр.
— Сутки назад я бы плюнул в лицо тому, кто сказал бы, что она способна отравить меня, а сегодня это стало свершившимся фактом. Более того, великая княгиня Александра Иосифовна, говоря языком насквозь казенным, причастна к смерти ни в чем не повинного, за исключением, быть может, склонности к выпивке, человека. Да, он всего лишь слуга, но тоже живая душа. У него, кстати сказать, и семья есть…
— О них мы позаботимся, — отмахнулся брат. — Но я, право, не представляю, как поступить в подобном случае. Возможно, нам следует посоветоваться с мамА?
— Даже не знаю. В последнее время маменька не слишком меня жалует. Ей почему-то кажется, что отставка Клейнмихеля и Нессельроде — дело исключительно моих рук.
— Перестань. В конце концов, она любит внуков и захочет позаботиться о них.
— Надеюсь, ты прав. Но теперь давай лучше подумаем, как ответить организаторам этого преступления?
— А разве они уже известны? — удивленно посмотрел на меня император.
— А разве нет? Посмотри на последнем листе показаний Анненкова…
Явно заинтересовавшийся Александр поудобнее устроился в кресле и снова углубился в исписанные каллиграфическим почерком листы.
— Ты о счете в лондонском Сити? — задумался он. — Прости, но это еще ничего не значит. У доброй половины наших аристократов есть такие. Хотя, конечно, размеры «сбережений» у разорившегося вконец помещика внушают…
— Если, как ты выразился, «сбережения» наших аристократов находятся в их банках, впору задуматься, наши ли это аристократы? Но вообще я не об этом. Там внизу приколот вексель. Посмотри, каким числом он выдан?
Платежный документ был найден среди бумаг Анненкова, едва только начался обыск, поскольку тому даже не пришло в голову его прятать. Мгновенно сообразивший, что это значит, Беклемишев тут же прислал его мне с нарочным.
— Неделю назад? — нахмурился брат.
— По крайней мере, теперь точно известна моя цена в фунтах стерлингов. Как видишь, она не так уж высока, хотя со слов Анненкова это только аванс. В любом случае — прямая улика.
— Черт знает что! — стукнул в сердцах кулаком по столику с документами император. — На моего брата объявили охоту, платят деньги за твою жизнь, нанимают всякую сволочь, то поляков, то просто мошенников и гадалок. Нет. Не позволю! Они за это заплатят! Такие преступления не могут остаться безнаказанными.
— Целиком и полностью поддерживаю эту позицию, — кивнул я.
— Что ты предлагаешь?
— Ответить зеркально. Бить англичан по их слабым местам, так же как они это делают с нами. Помнишь, я предлагал тебе операцию в Ирландии? Большого эффекта от нее, конечно, не будет, но это только первый шаг. Нужно постараться поджечь Индию — главный алмаз британской короны и источник львиной доли их доходов. Затем создать им проблемы в Китае, из которого они высасывают серебро, продавая азиатам опиум.
— Даже не знаю, Англия издавна один из главных наших торговых партнеров. Не навредим ли мы подобными действиями сами себе?
— Сейчас война, а на войне все меры хороши. И потом, почему мы должны стесняться действий, которые считают для себя приемлемыми наши враги? В любом случае, не мы это начали. Ты ведь сам сказал — такие преступления нельзя оставлять безнаказанными. А если выяснится, что и в гибели папА есть их след…
— Хорошо, — тяжело вздохнул император. — Я согласен. Прошу тебя лишь об одном, не переусердствуй.
— Приложу все силы! — прозвучало это несколько двусмысленно, однако обещать большее я был не готов. Мало ли, как оно повернется… А вдруг мои горлохваты Лондон спалят или еще чего учудят… А мне потом будет перед братом неловко за несдержанное слово.
Саша, впрочем, сразу уловил этот нюанс и, чуть бледновато усмехнувшись в усы, погрозил мне пальцем.
— Костя, ты мне конечно брат, но впредь постарайся действовать в рамках закона.
— Не премину, ваше величество, — перешел на официальный тон я. — Но чтобы не выйти из оных рамок, верноподданнейше прошу начертать мне приказ, в коем указать, что все предпринятые мной действия совершены по высочайшему повелению и для всеобщего блага.
— Фигляр! — буркнул император, но не стал перечить, а устроившись поудобнее за столом, взял в руки перо и набросал несколько строк, более всего напоминавшее сакраментальное — «все, что сделал податель сего, сделано по моему приказу и на благо государства». Затем поставил размашистую подпись — Александр, после чего посыпал получившийся текст песком и передал мне со словами.
— Можешь гордиться, сам император у тебя писарем потрудился.
— Покорно благодарю, государь, — изобразил я легкий поклон, отметив про себя, что число под именным указом стоит вчерашнее.
Видимо, покушение на члена августейшей фамилии и впрямь серьезно подействовало на обычно нерешительного брата, и он, что называется, готов был взять быка за рога. Конечно, завтра к нему потянутся разного рода советчики и просители, которые станут умолять не рушить устои и губить государство, но, как говорят в народе, что написано пером, не вырубишь топором. Именной указ у меня есть, а если на моей стороне царь, то кто же против?
Получив санкцию с самого верха, я без промедления развил бурную деятельность. Полученные полномочия позволяли мне отдавать приказы департаменту полиции напрямую, минуя министра внутренних дел и шефа III отделения. Первым делом были объявлены в розыск все, кого упомянул во время своей недавней «исповеди» господин Анненков. Одновременно аннулированы их паспорта, что в теории позволяло перекрыть им возможность выезда за пределы Российской империи.
Увы, к величайшему сожалению, все эти в целом правильные меры не дали ровным счетом никакого результата. Как вскоре выяснилось, добрая половина фигурантов этого грязного дела успели заблаговременно покинуть пределы нашего богоспасаемого отечества, а остальные буквально растворились на его просторах.
Впрочем, имена, приметы, а также некоторые связи злоумышленников были известны, так что я не терял надежды, что рано или поздно кто-то из них попадется. Что же касается бежавших за границу… пиетета по поводу международного права у меня не больше, чем у Наполеона. Вот только похищать и расстреливать, как это случилось с герцогом Энгиенским, я никого не буду. Несчастный случай на берегах Темзы или в парижских трущобах меня вполне устроит…
К слову, если граф Орлов и управляющий от его имени Отдельным корпусом жандармов Дубельт отнеслись к моему вмешательству в их епархию с полным пониманием, то генерал Бибиков возмутился и подал в отставку, которую тут же получил, причем без обычного в таких случаях «оставления» членом Государственного совета.
Подобная немилость, разумеется, не могла не броситься в глаза всем заинтересованным лицам, а потому больше никто вмешиваться в расследование и просить за Анненковых так и не решился. А посему, уже через месяц (неслыханная скорость для исправления российского правосудия) их дело было рассмотрено в закрытом суде, после которого отца и дочь признали виновными по статье 266 Раздела III «О преступлениях государственных» и огласили приговор — лишение всех прав состояния и смертная казнь. Говорят, что не ожидавшие подобного исхода мошенники во время слушания не раз падали в обморок, уж не знаю, действительный или мнимый. Но затем, по «высочайшей милости» повешение заменили «политической смертью» с бессрочной каторгой с отбытием оной в Нерчинской каторжной тюрьме.
Впрочем, все это случилось несколько позже, а пока вашему покорному слуге предстояло решить вопрос с женой. В последствии раз за разом возвращаясь в своей памяти к событиям тех роковых дней, я неоднократно прокручивал их в своей голове, стараясь представить, что можно было сделать, чтобы избежать трагедии и не находил ответа.
Тогда, направляясь домой, я перебирал в своей голове разные варианты, один кровожаднее другого, от помещения в психиатрическую лечебницу до заточения в монастырь. И то и другое, по сути своей, мало чем отличалось от тюрьмы, но должен признаться, что в тот момент в моей душе не было места ни для христианского милосердия, ни для хотя бы простого сочувствия к некогда любимой женщине и матери теперь уже точно моих детей.
Так и не придя ни к какому выводу, я вернулся во все еще находящийся на осадном положении Мраморный дворец. Выслушал доклад дежурного офицера, а потом столь же подробные донесения обо всех случившихся за день происшествиях от взволнованного произошедшей на его глазах трагедии Кузьмича. Все слуги были на месте, дети находились под присмотром нянек, а ее императорское высочество «закрылись у себя и никого не желают видеть».
Поднявшись по застланной яркой ковровой дорожкой лестнице, я прошел к покоям Александры Иосифовны и постучал. Ответом мне было гробовое молчание. Не будучи расположенным к деликатности, я принялся сначала бить по двери ногами, затем, окончательно рассвирепев, вызвал караул и приказал ее взломать. Несколько ударов прикладом сделали свое дело, и передо мной открылся проход.
В первый момент мне показалось, что Санни спит, настолько безмятежным и умиротворённым было ее лицо. Но уже через секунду стало ясно, что великая княгиня не дышит, а ее тело успело окоченеть. Недостаток опыта сыграл со мной злую шутку. Узнав об источнике яда, мне и в голову не пришло обыскать покои супруги, а Беклемишев, единственный, кто мог иметь опыт в подобного рода делах, либо не догадался, либо не решился мне это предложить.
Очевидно, оставшись совсем одна, Александра Иосифовна впала в отчаяние и не нашла иного выхода, как наложить на себя руки. На прикроватном столике стоял теперь уже совершенно пустой фиал, а рядом с ним лежала записка, слова которой даже теперь, по прошествии многих лет, жгут мне душу. «Кто бы ты ни был, не мсти моим детям».
Глава 13
В начале августа 1855 года на Балтике снова запахло порохом. Правительства королевы Виктории и императора Наполеона сумели, наконец, договориться о совместных действиях и направили к русским берегам главные силы своего флота — шесть броненосных батарей. Четыре британских типа «Этна» и два французских «Девастасьона» (еще три Наполеон III все же предпочел отправить прикрывать Босфор, здраво рассудив, что угроза атаки русского флота и десанта в Проливах после событий прошлого года выглядит отнюдь не иллюзорно).