— Вдруг дедушка имение отпишет? — ухмыльнулся я.
— Не без того, — не стал запираться Клокачев, живший, как и большинство морских офицеров, исключительно на жалованье и не имевший ровным счетом никакого иного состояния. — Так вот, оказалось, что помимо скупости дед мой отличается крайним патриотизмом, да еще и интересуется всяческими техническими новинками. Так что когда мне в голову пришла идея с минами, я ему сразу и отписал с просьбой оказать помощь.
— Вот значит как. И сколько же тебе старый хрыч отжалел?
— Десять тысяч серебром сразу, да написал, что если паче чаяния не хватит, чтобы обращался, не стесняясь.
— Славная у тебя родня, Василий! Мне бы такую…. Значит так, Кудрявцеву моим именем передай, чтобы оказал тебе всяческое содействие. Инженера пусть выделит и мастеров. Если из всей этой затеи выйдет что-то путное, оформим на тебя патент. Не кривись, на старости лет пригодится. Ну и деда твоего отметим, как же без этого. За эдакий взнос даже купцы Станислава получают, а тут свой брат-офицер!
Глава 15
Убедившись, что громкие заявления, сделанные им в адрес Черного Принца, и последовавшая за этим газетная шумиха не возымели ровным счетом никакого действия, Кокрейн двинул объединенную эскадру на Свеаборг и уже 15 августа встал перед ним. Стараясь, впрочем, держаться на почтительном расстоянии от его батарей.
Затем легкие суда, в которых у союзников не было недостатка, приступили к промерам глубин. Русские батареи, расположенные на островах Варген и Густав-Сверт, дали по ним несколько залпов, но вскоре смогли убедиться в недосягаемости противника и замолчали. Дальнобойные пушки на кораблях и нарезные орудия Баумгарта в крепости молчали, чтобы не обнаружить себя прежде необходимого.
И тогда в бой двинулись канонерские лодки. Шесть «шанцевок» из отряда капитан-лейтенанта Акселя Бойе, державшего флаг на «Стерляди», прошли между берегом и минными заграждениями на фарватере, после чего обстреляли союзников. Первый залп русских канонерок лег совсем рядом с британскими баркасами, отчего один из них перевернулся, а другие поспешили ретироваться под защиту своих кораблей.
Раздраженный все более усиливающимся сопротивлением крепости Кокрейн приказал отогнать обнаглевших «московитов», для чего в бой двинулись практически все имевшиеся под его началом легкие силы. Девятнадцать паровых шлюпов, сорок шесть винтовых канонерских лодок и все тринадцать парусно-гребных «мортирных судов» (восемь британцев и пять французов). Под давлением столь превосходящих сил русский отряд был вынужден отойти, после чего воодушевленные успехом британцы обрушили всю мощь своей артиллерии на форты Свеаборга.
Впрочем, поначалу их огонь был не слишком эффективен. Опасавшиеся русских мин капитаны старались держаться на почтительном расстоянии от берега и потому вели стрельбу с максимальной для их пушек дальности. И только когда на мачтах флагманского «Виктора Эммануила» взвился гневный сигнал Кокрейна, они были вынуждены сократить дистанцию.
Окутанные клубами порохового дыма маленькие корабли осторожно продвигались вперед, ведя при этом беспрерывный огонь по подозрительно молчавшим бастионам. Однако минута шла за минутой, расстояние сокращалось, а хваленая русская артиллерия продолжала бездействовать.
— Кажется, разведка нам не соврала, — удовлетворенно отметил внимательно наблюдавший за ходом сражения сэр Томас. — Пушкам Черного принца не хватает дальности!
— Быть может, в таком случае стоит ввести в бой линейные корабли и фрегаты? — осторожно предложил флаг-офицер Мак-Кинли.
— Чтобы русские измочалили их, как в Севастополе? — скривился адмирал. — Нет уж, благодарю покорно!
Резоны старого адмирала были понятны. Большие корабли, вне всякого сомнения, из-за своих размеров стали бы слишком удобной целью для противника. А будучи вооружены по большей части старыми добрыми гладкоствольными орудиями, не имели преимущества по дальности стрельбы.
— А броненосные батареи? — подал голос лейтенант Филдинг, приходившийся дальним родственником лорду Денби-Филдингу и потому иногда позволявший себе несколько больше допустимого.
— Когда мне потребуется узнать ваше мнение, об этом неординарном событии станет известно всем! — язвительно отозвался Кокрейн, но потом все же решил пояснить. — Русские наверняка утыкали подступы к крепости минами, а я не желаю рисковать одним из своих козырей ранее, чем это необходимо.
Одновременно с этим моряки из отряда Пэно заняли крохотный островок под названием Амбрасгольм, представлявший из себя плоскую вершину торчавшей из моря скалы в двух с половиной верстах от линии русских бастионов, и начали обустраивать на нем батарею дальнобойных пушек. Для возведения брустверов использовались привезенные с собой мешки с песком, уложенные в плетенные туры камни, обрезки канатов и прочий хлам.
К несчастью для усердно трудившихся французов, именно этот остров использовался русскими артиллеристами для пристрелки новых нарезных орудий, и потому все необходимые ориентиры и углы возвышения были им хорошо известны. И как только противник начал выгрузку орудий на позиции, по ним тут же открыли огонь. Первый же снаряд разворотил недостроенный еще бруствер, покалечив двух матросов и распугав остальных. Другой расколол торчавший из воды гранитный выступ, осыпав обломками пораженных столь точным огнем артиллеристов.
Следующие серии попаданий ранили еще несколько моряков, заставив остальных прятаться за незаконченными стенками укреплений, и разбили борт грузового баркаса, отправив его на дно вместе с орудием. Но самым результативным стал пятый залп. Легший с перелетом русский снаряд пробил борт транспорта, и, разорвавшись в трюме, вызвал пожар. Увидев клубы дыма, русские артиллеристы пришли к выводу, что здесь их работа окончена, и поспешили перенести огонь своих орудий на британцев.
Между тем стрельба английских канонерок и мортирных судов становилась все более плотной. Тяжелые бомбы то и дело разрывались посреди русских укреплений. Впрочем, гранитные стены русских фортов и равелинов проявили себя достаточно хорошо. С такой дистанции им, в сущности, и не могло ничего всерьез угрожать. Чего, к сожалению, никак нельзя сказать о кирпичных и деревянных постройках.
Что самое печальное, отвечать на столь массированный огонь могли только шесть более или менее дальнобойных пушек на линейных кораблях и присоединившиеся к ним чуть позже два нарезных орудия береговых батарей. Тем не менее, даже они смогли повредить одну из канонерских лодок, после чего той пришлось спешно отойти за линию фрегатов.
В какой-то момент адмирал Бейнс, наблюдая затянутые дымом, непрерывно накрываемые разрывами бомб русские укрепления, посчитал, что они достаточно разрушены и приказал высадить десант на остров Друмс-Э. Заняв места в шлюпках, англичане быстро погребли к вражескому берегу, однако, как только они приблизились, по ним открыли огонь вооруженные штуцерами стрелки, прятавшиеся до той поры в специально устроенных ложементах.
Потеряв несколько человек, британцы хотели было повернуть назад, но тут в бой вступили свежие силы. Из прикрываемого линейным кораблем «Россия» прохода между фортом Густав-Сверт и островом Сканланд вышло несколько снабженных брустверами канонерок «константиновского типа». Две головные: «Проказник» Сухопрудского и «Забияка» Хоменко, — сразу взяли курс на Друмс-Э. Надо сказать, что их командиры изрядно рисковали, повернувшись к неприятелю небронированным бортом, однако прежде чем те отреагировали, русские моряки успели потопить один баркас с десантом артиллерийским огнем, а экипажи остальных проредить из митральез.
Впрочем, англичанам пока было не до них, поскольку вслед за «константиновками» из глубины военной гавани через обращенную к открытому морю горловину Среднего фарватера, проходящего между Варгеном и Вестерсватом, вышел странного вида корабль, без мачт, но с единственной трубой, торчавшей из крыши угловатого каземата. Побывавшие в сражении в Рижском заливе моряки с легкостью признали в этом хтоническом чудовище один из русских броненосцев, но ошиблись. Ибо это был только недавно вступивший в строй «Бомарзунд», под флагом капитана первого ранга Бутакова.
Восточная война придала мощное ускорение карьере многих талантливых офицеров, одно из первых мест среди которых, несомненно, занимал Григорий Иванович Бутаков. Всего два года назад он, будучи лишь капитан-лейтенантом, вступил на своем «Владимире» в схватку с «Перваз-Бахри» и одержал первую победу в бою между паровыми кораблями.
Затем было еще немало сражений, апофеозом которых стал Второй Синоп, после чего на командовавшего моим флагманом уже теперь капитана первого ранга Бутакова пролился настоящий дождь наград: Аландская звезда, золотое оружие с надписью «За храбрость», придворное звание флигель-адъютанта…
Но, как и следовало ожидать, столь блестящая карьера не могла не вызвать зависти. Стоило мне вернуться в Петербург, как перспективного офицера тихой сапой перевели со строевой должности в ревизионную комиссию. Формально это можно было назвать повышением, а по факту означало ссылку подальше от настоящего дела. И что самое печальное, никто из командиров Черноморского флота, включая обычно благоволившего Бутакову Корнилова, не воспротивился этому решению. Слава Богу, хоть в Николаев не отправили, как в свое время Казарского…
К счастью, без моего ведома подобные перестановки в Морском ведомстве были невозможны. Поэтому наткнувшись на знакомую фамилию в длинном списке, я тут же заинтересовался, о котором именно Бутакове идет речь[28]? Убедившись, что речь о будущем создателе «Тактики парового флота», я приказал без лишней огласки перевести его на Балтику и назначил исправляющим должность начальника дислоцировавшейся в Свеаборге 3-й бригады 2-й Флотской дивизии.
— Благодарю за доверие, Константин Николаевич, — прочувствованно заявил он при личной встрече, состоявшейся около месяца назад. — Но не вызовет ли мое назначение на столь высокую должность нового возмущения среди заслуженных адмиралов?