А вот ответный огонь оказался на удивление точным. Не прошло и четверти часа, как одна из удачно выпущенных канонеркой «Толчея» лейтенанта Киткина бомб разорвалась на батарейной палубе «Маджестика», заставив его на время замолчать. При виде этого русские моряки начали кричать ура и усилили огонь. Вскоре еще одно попадание превратило в щепки фальшборт на «Викторе Эммануиле», изранив обломками около дюжины матросов. Казалось, еще немного, и англичанам ничего не останется, как выйти из боя…
Очередной залп, выпущенный названным в честь сардинского короля линкором, будто метлой прошелся по русским канонеркам. На геройской «Толчее» оказалась сбита мачта, на «Осе» мичмана Старкова разбило румпель, но больше всего не повезло «Ухарю», которым за недостатком строевых офицеров командовал прапорщик по адмиралтейству Юзефович.
Тяжелая 68-фунтовая бомба угодила ему в борт ниже ватерлинии, проделав изрядную пробоину, в которую тут же хлынула вода. Если бы вслед за этим последовал взрыв, участь корабля оказалась решена. Но к счастью, при контакте с водой фитиль затух, отчего немедленной гибели не случилось. Однако положение оставалось тяжелым. Видя, что вода прибывает, механик канонерки машинный квартирмейстер Анишка поспешил стравить пар.
Взрыва котлов удалось избежать, но канонерка осталась без хода. Несмотря на заведенный пластырь и непрерывную откачку воды, она все равно продолжала быстро прибывать. Тогда к «Ухарю» на помощь подошел сам Бухвостов, державший флаг на «Молнии» лейтенанта Можайского. Ему хватило одного взгляда, чтобы разобраться в обстановке и отдать приказ. «Молния» взяла пострадавший корабль на буксир и повела к ближайшей отмели. В результате канонерку удалось спасти, но русская линия на некоторое время лишилась разом двух единиц из восьми. «Оса», хотя и потеряла возможность маневрировать, продолжала вести огонь.
Между тем, на «Маджестике» исправили повреждения, и линкор снова присоединился к канонаде. Не выдержав огня, русские отступили, но, к удивлению их команд, британцы не последовали за ними. Задробившие стрельбу линкоры продолжали стоять на месте. Лишь спустя полчаса после окончания боя на воду были спущены шлюпки, направившиеся к устью Западной Двины, экипажи которых принялись делать замеры.
— Что это они? — удивленно поинтересовался Можайский у командира отряда.
— Мин боятся, сукины дети, — хмыкнул капитан-лейтенант.
— Но ведь там нет мин?
— А вот про сие им неведомо! — усмехнулся Бухвостов.
— Так может, атакуем, пока не выяснили?
— Нет, — покачал головой тот. — Сегодня мы и так сделали более возможного. Не стоит искушать судьбу.
— Но что же делать?
— Порт почти в пятнадцати верстах верх по реке. Туда линейные корабли не пойдут, осадка не позволит. Значит, пустят вперед канонерки, а вот с ними мы сможем предметно потолковать. На равных! Надобно только матросами с «Осы» и «Ухаря» восполнить потери остальных экипажей.
— Может, их еще возможно починить?
— Возможно, только времени нам противник всего скорее не даст.
Глава 4
Первые надежные известия о местоположении вражеской эскадры застали меня вдали от дома. Собственно говоря, я в последнее время практически перестал появляться у себя в Мраморном дворце, не говоря уж о летней резиденции в Стрельне. И даже для доклада брату-императору, чтобы не терять время, частенько отправлял кого-нибудь из штабных. Подготовка кораблей к предстоящим боям требовала неусыпного внимания и жесточайшего контроля. Мое утро частенько начиналось в мастерских, день проходил в арсенале или на кораблях, а заканчивалось все поздней ночью на нескончаемых совещаниях, на которых мы пытались свести концы с концами.
Ну и, конечно же, бесконечные разъезды между Кронштадтом, Выборгом, Свеаборгом и разными заводами. Как белка в колесе, ей-богу. Единственным утешением могло служить то, что дело все-таки двигалось. «Не тронь меня» оказался практически закончен. Вступление в строй «Первенца» задерживал лишь недостаток нарезных орудий. И тут курировавшему достройку обоих броненосцев Лихачеву удалось меня удивить.
— Константин Николаевич, а давайте поставим на «Первенца» обычные пушки Баумгарта?
— Что, прости?
— Я говорю, что у нас довольно много 60 и 68-фунтовых пушек на корабельных станках. Отчего бы не поставить их на батарейной палубе броненосца?
— И как прикажешь воевать с «Этнами» да «Девастасьонами»? — внутренне закипая, поинтересовался я у одного из ближайших соратников.
— Так ведь нет покуда на Балтике ни тех, ни других, — с простодушной усмешкой парировал тот. — А деревянным кораблям и обычных пушек за глаза!
— А ведь верно, — удивился я, что такая простая мысль не пришла мне в голову самому.
— Вам, Иван Федорович, легко толковать, — почтительно возразил только что вступивший в должность командир «Первенца» капитан второго ранга Голенко. — У вас все орудия новейшие, а мне, если броненосные батареи все же пожалуют, хоть на таран иди…
— Вам разве привыкать? — ухмыльнулся в густые бакенбарды Лихачев, намекая на героическое прошлое своего подчиненного.
Ведь это был тот самый Голенко, бестрепетной рукой направивший свой брандер на флагман французов «Вилль де Пари» вместе с адмиралом Гамеленом и гостившим у него маршалом Сент-Арно в первом бою у Евпатории. Чудом спасшийся тогда офицер лишь с помощью не бросивших его матросов смог добраться до берега и после почти недельных блужданий выйти к своим.
Так что, когда второму броненосцу потребовался командир, я ни минуты не сомневался. А что? Опыта ему не занимать, храбрости тоже, с матросами опять же ладить умеет, что, в общем, случается не так уж часто…
— Тише! — без церемоний прервал я их пикировку. — Вражеские батареи придут не раньше середины лета, а скорее всего ближе к осени. До той поры пушки всяко будут, или я с наших производственников по три шкуры с живых сниму! Решено, погонное и ретирадное орудия будут нарезными, остальные гладкостенные, а там видно будет. Как говорят в народе, дорого яичко к Христову дню. Сиречь лучше плохой броненосец сегодня, чем великолепный после войны.
— Ну, это вы, ваше императорское высочество, зря! — заступился за свой корабль Лихачев. — Наша «Монстра» хоть и неказиста, а в бою себя еще покажет!
— Как ты сказал? — удивился я.
— Неужели не слышали, как его матросы называют? — хитро улыбнулся капитан первого ранга.
— Признаться, нет. Или просто не помню… Не до того в последнее время.
— Кстати, свободных нарезных пушек у нас теперь пять. Два на полигоне, два на «Первенце» и еще одно в запасе. Не прикажете ли отправить их на береговые батареи?
— Еще чего! Новую пушку поставить на «Полкан», в бою всяко пригодится.
Можно было, конечно, установить ее на какой-нибудь винтовой линкор, но сейчас мои главные силы, включавшие все шесть линейных кораблей, три самых крупных винтовых фрегата и все двенадцать мореходных канонерок, стояли в Гельсингфорсе. Причиной тому была слабая надежда, что Дандас решится разделить свои силы, и тогда его можно будет бить по частям. Сначала под покровом темноты ударить минами, а с рассветом добить уцелевших.
Пришедшие поначалу известия вроде бы обнадеживали. Англичане, как и в прошлую кампанию, выделили отдельный «Летучий отряд», предназначенный для рейдов на наше побережье, и отправили его к Або. На рейд тот, конечно, не полез, но с береговыми батареями (большинство пушек, которые были сняты с погибших в минувшем году кораблей союзников) и отрядом береговой обороны переведался.
Первый блин у них, конечно, вышел так себе, но англичане ребята упорные, а незащищенных мест на нашем побережье хватает. Так что в самом скором времени последуют еще нападения. Знать бы еще куда? В общем, не выдержав ожидания, я, недолго думая, поднял свой флаг на императорской яхте «Александрия» и направился поближе к местам предстоящих событий — в Гельсингфорс!
Обладавший прекрасным ходом и просто феноменальной маневренностью маленький колесный пароход подходил для такого перехода как нельзя лучше.
— Его величество запретил вам выходить в море без его на то дозволения, — робко возразил случившийся рядом командир Гвардейского флотского экипажа Аркас.
— Скажешь тоже, Николай Андреевич, — ухмыльнулся я. — Ну какое из Маркизовой лужи море?
Понять беспокойство капитана первого ранга было несложно. Августейший брат, беспокоясь о моей безопасности, и впрямь выразил желание, чтобы его неугомонный брат не лез в пекло, а сидел, как полагается большому начальнику, на берегу и раздавал ценные указания. Я, разумеется, исполнять высочайшее повеление даже не подумал. А быть крайним потомку греческих корсаров совсем не хотелось.
— Позвольте сопровождать ваше высочество, — неожиданно выпалил он.
— Отчего ж нет. Изволь, коль имеешь желание.
Переход не занял много времени, и уже к следующему утру перед нами предстал Свеаборг — мощная крепость, прикрывающая подходы к столице Великого княжества Финляндского. Часть кораблей нашей эскадры, в основном канонерские лодки, стояли в проходе между островами, издавна именуемыми местными жителями как Волчьи шхеры. Остальные вольготно расположились на рейде Гельсингфорса. Держу пари, что команды и господа-офицеры ежедневно в большом количестве сходят на берег, чтобы скрасить тяготы и лишения воинской службы.
Командовал соединением адмирал Мофет, поднявший свой флаг на новейшем «Орле». К нему «Александрия» и подошла. К счастью для себя, Самуил Иванович находился на корабле и потому смог торжественно встретить меня на палубе, перед выстроенным ради такого дела экипажем.
— Здорово, молодцы! — поприветствовал я их.
— Здравия желаем вашему императорскому высочеству! — дружно рявкнули мне в ответ моряки.
— Ты здоров ли? — негромко спросил я у адмирала. — А то вид у тебя больно смурной.
— Благодарю за заботу, Константин Николаевич, — тяжко вздохнул Мофет. — Со мной все благополучно, вот только…