— Они же гладкоствольные?
— Но гораздо мощнее всех имеющихся у нас орудий того же класса, — парировал тот.
Надо отдать должное его превосходительству, сослуживцев он, пользуясь чином и положением, не зажимал.
— А сколько нужно для «Первенца»?
— Восемнадцать. Но осмелюсь напомнить вашему высочеству, что изначально батареи планировалось вооружать главным образом гладкоствольными орудиями.
— Изначально мы вовсе не ждали, что им придется встретиться с английскими и французскими аналогами. Причем, есть у меня подозрение, что броня европейцев покрепче будет… Как хотите, господа, но нам просто необходим какой-нибудь козырь в рукаве!
— Интересные, Константин Николаевич, у вас аналогии, — усмехнулся Путилов. — Впрочем, — тут же поправился он, — мы ведем борьбу с записными шулерами, так что я не осуждаю. Что же касается возможности противостояния броненосным противникам, предлагаю вернуться к оружию древности — тарану!
Надо сказать, что идея эта была далеко не новой. Еще во время создания эскиза будущего «Не тронь меня» было предложено оснастить импровизированный броненосец массивным чугунным форштевнем, которым он мог бы пускать на дно застигнутых на якоре противников. В принципе, я знал, что подобное украшение в ближайшие пятьдесят лет станет для боевых кораблей обязательным, но все же выступил против.
Во-первых, настораживал весьма внушительный вес. Как по мне, в условиях ограниченного водоизмещения его можно использовать более рационально. Во-вторых, он вполне мог застрять в корпусе неприятеля, как, собственно говоря, это и случилось с реальной «Виргинией». В-третьих, по порядку, но не по значению, было мое послезнание, что единственная удачная атака таким оружием случится не столько благодаря храбрости и находчивости австрийского адмирала Тегетгофа, сколько панике, царившей к тому времени на кораблях итальянцев. Надеяться, что то же самое может случиться с англичанами или французами, было, как по мне, несколько опрометчиво.
В общем, по моему мнению, овчинка не стоила выделки. Однако, припоминая, что французские батареи типа «Девастасьен», как, очевидно, и их английские копии, отличались малой скоростью и весьма посредственной управляемостью, дело могло и выгореть. Их же никто не собирался использовать в маневренном бою. Выйти на дистанцию действенного огня, встать на шпринг и открыть стрельбу. Вот и весь их план на битву. И кто знает, а ведь может и впрямь сработает? Стоит попробовать или не заниматься ерундой?
— А что, если заменить таран шестовыми минами? — неожиданно для многих спросил Лихачев.
— Так себе идея, если честно, — покачал головой я. — Все равно придется подходить к вражескому кораблю вплотную, а это не самый простой маневр, если, конечно, противник не слеп и не слабоумен. Во-вторых, придется хранить на корабле изрядный запас динамита, а это довольно нестабильная взрывчатка.
— Но ведь мы их и так храним на кораблях?
— Да, на пароходах и канонерках, которые потерять, конечно, жалко, но все же не так, как единственный броненосец!
— Полно, Константин Николаевич, мы все отдаем должное вашей предусмотрительности и осторожности, но, кажется, ваше императорское высочество дует на воду. Несчастных случаев с динамитом еще, слава создателю, не случалось и, очевидно, при должной осторожности не случится и впредь.
— Эти бы слова, да Богу в уши, — проворчал я, не зная, как отговорить подчиненных от опрометчивого, на мой взгляд, шага. Можно было, конечно, просто запретить, но это противоречило моей стратегии. Нельзя подавлять инициативу у своей команды!
— А что, если мину не ставить на шест, а метать? — неожиданно предложил все тот же Путилов и, видя наше недоумение, пояснил. — Если будет таран, так отчего же не быть катапультам?
— Ну, Николай Иванович, это ты хватил…
— Погодите-ка, — воскликнул я. — Катапульта — это, конечно, здорово, но только на современном техническом уровне. Что, если сделать небольшую пушку или даже скорее мортиру и запускать мину из нее.
— Помилуйте, Константин Николаевич, вы же сами говорили о нестабильности динамита. Не выдержать ему выстрел даже самого малого порохового заряда!
— Нет-нет, господа, вы не поняли. Пушка будет не пороховая, а пневматическая.
Если честно, это тоже не было моей идеей. Динамитные пушки делали или, если точнее, будут делать американцы в 1880-х годах. Увы, инновация запоздает, и новое оружие так и не сумеет составить конкуренцию успевшим хорошо зарекомендовать себя торпедам. Отчего и останется всего лишь забавным техническим курьезом. Но ведь сейчас-то никаких торпед еще нет!
— Вы серьезно? — немного ошарашенно посмотрели на меня артиллеристы.
— А почему нет? Надо только предусмотреть на новых броненосцах защищенное место для установки компрессоров и баллонов сжатого воздуха. Ну и для самого орудия, разумеется.
— Для этого надобно знать габариты и вес этой самой пневматической пушки, — немного помявшись, заметил Шведе. — А также всех потребных для ее функционирования устройств.
— Верно, — вынужден был согласиться я, уже немного жалея, что дал волю фантазии, ибо выглядеть прожектером в глазах своей команды мне совершенно не улыбалось.
— Если ваше высочество прикажет изыскать средства для финансирования работ, — задумался Путилов, — то, полагаю, к лету можно было бы соорудить работающий образец. Ну или…
— Или идея окажется несостоятельной? — закончил я за него. — Оставь, Николай Иванович, у тебя и без того довольно забот.
— Гхм. Мне кажется, знаю человека, которому вы могли бы поручить данное дело, — откашлявшись, начал не часто появлявшийся на таких собраниях Фишер.
— И кто же он?
— Экстраординарный профессор Гельсингфорского университета надворный советник Барановский.
— А что он преподает? — поскольку фамилия показалась мне знакомой. — Физику или механику?
— Ни то ни другое. Степан Иванович — профессор русской словесности.
— Вот как? — недоверчиво посмотрел я на финна.
— Кроме того, господин Барановский известен как переводчик с восточных и скандинавских языков, а также весьма увлекается механикой. В частности, пневматическими машинами.
— Чудны дела твои Господи! Впрочем, за неимением гербовой пишем на простой. Константин Иванович, устрой мне встречу с этим Барановским. Посмотрю, что за человек.
— Главное, чтобы динамита хватило, — спохватился Путилов.
— Да сколько его там надо будет. Пуда три-четыре на мину?
— Беда в том, Константин Николаевич, что многие мины, в особенности из числа самых первых, успели прийти в негодность и требуют замены.
— Но почему?
— Очевидно, корпуса оказались негерметичными, и взрывчатая начинка стала переувлажненной.
— Ну, этого следовало ожидать. Все же оружие новое и без накладок не обойтись. Что до количества… кстати, а где Петрушевский с Зининым? Отчего не показываются?
— Точно не знаю, но слышал, они очень заняты. По их словам, готовят для вашего высочества какой-то сюрприз, но о деталях, простите великодушно, не осведомлен.
— Ну и ладно. Головнин, будь добр, внеси в мой график посещение мастерских. Как говорится, если гора не идет к Магомету…
Обычно подобные встречи заканчивались совместным обедом или ужином, после которого мы прощались, и я возвращался к семье. Надо сказать, что прежде великая княгиня не упускала случая принять участие в наших собраниях. Главным образом, конечно, чтобы получить свою порцию комплиментов от бывавших у меня молодых и не очень офицеров. Однако теперь умные разговоры Александре Иосифовне наскучили, в связи с чем она предпочитала проводить время в обществе своих фрейлин. Или, если точнее, одной из них — Марии Анненковой.
Пройдя через анфиладу комнат, я оказался в салоне жены, где и застал их о чем-то беседующими. Когда год назад Маша впервые переступила порог Мраморного дворца, она была совсем еще юной и довольно-таки застенчивой барышней. Теперь же передо мной оказалась уверенная в себе девица, даже не подумавшая при моем появлении встать или хотя бы потупить глаза.
— Добрый вечер, — улыбнулся я протянувшей руку для поцелуя жене.
— Наконец-то, — нервно заявила она. — Думала, ваша встреча опять затянется до утра.
— Дела, — улыбнулся примирительно ей в ответ.
— Ты же помнишь Машу?
— Конечно.
— Она согласилась провести для нас сеанс.
— Сеанс чего? — насторожился я, глядя на чрезмерно взволнованную супругу.
— Сейчас ты все сам увидишь. Тебе нужно будет лишь немного нам помочь.
— В чем же?
— Будь добр, задуй свечи, кроме тех, что на камине.
Пожав плечами, я выполнил просьбу, после чего присел рядом с дамами за невысокий круглый столик и не без любопытства взглянул на ставшую необычайно серьезной фрейлину. В какой-то момент мне даже захотелось пошутить, скорчив какую-нибудь забавную рожицу или еще что-то в этом роде, но, взглянув ей в лицо, я решил повременить.
— Для начала сеанса надобно взяться за руки и держать их, не касаясь стола, — торжественно объявила нам Мария, после чего они обе протянули ко мне руки.
Отстраниться в данной ситуации было, по меньшей мере, невежливо, поэтому я подчинился, с интересом наблюдая за развитием событий. Некоторое время мы сидели молча. Мерцающий свет от одной единственной горящей свечи придавал комнате и моим спутницам чрезвычайно таинственный вид. Затем в воздухе произошло какое-то движение, как будто где-то рядом распахнули окно, отчего, признаюсь, мне стало немного не по себе.
— Я чувствую! — неожиданно низким голосом провозгласила Маша, вызвав облегченный вздох у моей жены.
— Духи здесь… — прошептала она.
В этот момент стоящий, между нами, стол немного покачнулся и стал медленно поворачиваться против часовой стрелки. Мария и Александра Иосифовна восприняли это как должное, я же продолжал хранить молчание, начиная понемногу понимать, что здесь творится.
— Зачем вы звали нас? — все тем же неестественным голосом спросила фрейлина, очевидно, взяв на себя связь с потусторонними силами.