— Нет. Графу де Брийе пока не сообщали.
— Пожалуй, сейчас самое время уведомить и его. Он, к слову, и поможет. Все равно быстро паспорт этому Дюбуа никто не выправит. Бельгия для России если и не союзник, то вполне благожелательный нейтрал, так что эта история в любом случае нам на руку сыграет, а если у бывшего кавказского пленника еще и прошлое не замарано, то вырисовывается любопытная комбинация. Враждебную коалицию мы этим, конечно, не развалим, но у общественного мнения подгорит.
— С позволения вашего высочества, я мог бы заняться этим, — снова подал голос Беклемишев.
— Нет, брат. У меня для тебя совершенно иная задача, — покачал головой я, после чего бросил выразительный взгляд на Трубникова.
— С вашего позволения, — с убитым видом поклонился тот и направился к выходу.
Некоторое время мы молчали. Молодой жандарм невозмутимо ожидал приказ, я же просто тянул паузу, пытаясь четче сформулировать свою мысль.
— Три недели назад почил в бозе мой отец — император Николай Павлович. Тебе предстоит выяснить все обстоятельства его безвременной кончины. Опросишь всех слуг, придворных, лейб-медиков, после чего составишь докладную записку.
— Вы имеете основания полагать, что смерть государя императора не была естественной?
— Почти уверен.
— Каковы будут мои полномочия?
— Что, прости?
— Ваше императорское высочество, при моем невеликом чине и незавидном положении в обществе…
— Все верно. На тебя будут давить, и я хочу знать, кто эти люди? Что же до полномочий, — с этими словами я взял один из лежащих конвертов, — вот мое письмо генералу Дубельту. Кстати, ты с ним знаком?
— Виделись пару раз, после моего поступления в корпус, но не уверен, что он меня помнит. Кстати, а Леонтий Васильевич в курсе?
— Нет. И не должен. Письмо составлено в самых общих выражениях, что поручил тебе важное дело и настоятельно требую всяческой поддержки.
— Он может догадаться…
— Он обязательно догадается!
— Вы хотите знать, чью сторону он примет?
— Именно. И вообще, я хочу знать обо всех, кто так или иначе будут тебе угрожать или наоборот попытаются задобрить.
— Могу я обратиться к нему за поддержкой во время вашего отсутствия?
— Можешь. Но лучше к Липранди. Вот тебе второе письмо к Ивану Петровичу. Тоже в самых общих словах, но с ним я уже говорил, так что он в курсе.
— Понадобятся помощники…
— Конечно. Во-первых, я велел Лихачеву дать тебе парочку матросов посмышленее. Они же будут тебя охранять.
— Я могу сам о себе позаботиться, — спокойно заметил Беклемишев.
— Конечно. Но мне так будет спокойнее, и вообще не перебивай, я еще не закончил.
— Прошу прощения, ваше императорское высочество.
— Так-то лучше. Вот тебе третье письмо, к обер-полицмейстеру Галахову. В нем я прошу выделить тебе в помощь толкового чиновника из сыскной полиции. Что смотришь?
— Разумно ли посвящать в это дело полицейских? — пожал плечами жандарм.
— Нет, конечно. Он для другого. Я хочу, чтобы ты помимо всего прочего занялся семейством Анненковых и прежде всего коллежским секретарем Сергеем Петровичем Анненковым и его дочерью Марией.
— Фрейлины Александры Иосифовны?
— Я вижу, ты навел справки?
— Служба такая, ваше императорское высочество.
— Ну и молодец. Стало быть, знаешь, чем они мне досадили. В общем, найди способ убрать их подальше от меня и моей семьи. Это, к слову сказать, и будет твоим прикрытием. Пусть все думают, что они моя цель!
— Слушаюсь.
— Да, пока не забыл. Вот тебе вексель на оперативные расходы. До моего возвращения должно хватить, потом дам еще. Жизнь в Петербурге недешевая, поэтому остановишься у меня на третьем этаже в Служебном флигеле. Я слуг предупредил, они проводят. Обычно в этих комнатах останавливаются флигель-адъютанты и офицеры для особых поручений, но теперь почти никого нет. Там же будешь и столоваться. Все понял?
— Так точно! И благодарю за заботу!
— Пока особо не за что. И помни главное, дело, тебе порученное, весьма опасно. Запросто можно голову сложить, как говорят в народе — не за понюх табаку. Но коли справишься, за свою дальнейшую карьеру можешь быть спокоен!
Прежде чем отправиться в очередной вояж по европейским столицам, мне следовало все-таки дождаться нового министра и будущего канцлера империи Горчакова. Тот вроде бы должен поторапливаться, но беда в том, что сделать это по нынешним дорогам не так уж и просто. То есть из Вены до Варшавы можно добраться по железной дороге относительно быстро. А вот дальше…
Петербургско-Варшавская дорога пока дошла лишь до Гатчины, так что единственным доступным видом транспорта остается дилижанс или почтовые лошади. Впрочем, для генерала, а «тайный советник» — это 3-й класс, подменные лошади ни разу не проблема. Единственно, хотелось поговорить с будущим главой российской дипломатии первым, прежде чем он успеет добраться до столицы и узнает все новости.
Именно поэтому пришлось наплевать на свой статус и встретить его лично, причем не в Питере, а в Гатчине.
— Вы позволите? — впервые за много времени изменил въевшейся в самое нутро привычке тыкать окружающим.
— Ваше императорское высочество? — вытаращился никак не ожидавший встретить меня в поезде князь.
— Добро пожаловать на родину, любезнейший Александр Михайлович, — продолжил я, усаживаясь напротив Горчакова на обтянутый потертым бархатом диван.
— Я, с вашего позволения, уже несколько дней наслаждаюсь «дымом отечества». Но вы, верно, устроили эту встречу не для того, чтобы поинтересоваться, утомил ли меня путь?
— Нет, конечно. Мне нужно обсудить с будущим главой русской дипломатии несколько важных вопросов.
— Не слишком ли вы торопитесь?
— Нисколько. Сам видел уже подписанный рескрипт о вашем назначении. Так что позвольте поздравить вас с высоким постом. А также пожелать сил, которые, несомненно, понадобятся.
— Благодарю-с, — явно приободрился Александр Михайлович. — В таком случае, я весь внимание!
— Сразу хочу сказать, любезнейший князь, что мой интерес к дипломатии временный и сугубо вынужденный. С рождения мое предназначение — флот, и это тот самый редкий случай, когда деспотизм родителя не то, что не вызывает протеста, но видится скорее благодеянием.
— Тем не менее, успехи на этом новом для вашего императорского высочества поприще весьма впечатляют!
— Александр Михайлович, умоляю, давайте хотя бы в такой неофициальной обстановке обойдемся без чинов и титулов!
— Как вам будет угодно-с… Константин Николаевич.
— Вот и ладушки! Раз так, давайте продолжим. Все дело в том, что иногда обстоятельства складываются таким образом, что нужно было действовать без промедления и мне пришлось взять ответственность на себя.
— Против своей воли?
— Абсолютно! Ведь я совершенно несведущ в международных делах…
Услышав это, Горчаков хитренько улыбнулся. Дескать, мели Емеля — твоя неделя! Судя по всему, он если и не знал наверняка, то догадывался, что Александр хочет сделать меня куратором, и его это категорически не устраивало. Но будучи человеком опытным, князь понимал, что нельзя достичь всего сразу, и был готов играть по правилам. По крайней мере, пока.
— И чем же я могу помочь?
— Видите ли, государю угодно, чтобы я немедля отправился в Европу, чтобы попытаться привлечь общественное мнение на сторону России и, если повезет, инициировать начало предварительных переговоров с союзниками.
— Прошу прощения, а кто автор сей прелюбопытнейшей комбинации?
— В том-то и дело, что Нессельроде!
— Вот как? И зачем же это ему…
— А черт его знает. Наверное, хочет, чтобы я эпически облажался.
— Хм. После вашего давешнего визита в Стокгольм я бы на его месте на такое не рассчитывал!
— Ваши бы слова, да Богу в уши. Легко надавить на маленькую страну, имея за своей спиной двести тысяч отборного войска. Тут же совсем иной коленкор. Австрия и Пруссия весьма сильны. Слава Богу, что они не ладят…
— А говорите, что не сведущи в политике.
— Это всем и без меня хорошо известно. Другое дело, решатся ли они на открытое противостояние?
— Нет, — помотал головой дипломат. — Во всяком случае, не сейчас.
— Отчего так?
— Если позволите, начну с Вены, откуда я только что прибыл. Несмотря на то, что усиление позиций России на Балканах крайне раздражает правительство Франца Иосифа, против нас они не пойдут. Слишком уж наглядный урок вы дали англичанам и французам!
— Боятся?
— Конечно. Ведь несмотря на нелегкое положение в Крыму под рукой у князя Варшавского оставались значительные силы, вполне способные нанести поражение австрийским корпусам в Галиции и Придунайских княжествах. Кроме того, для ведения войны надобны прежде всего деньги, а финансы Австрии в крайне расстроенном состоянии. Все рассуждения о прямом военном противостоянии с нами — мнимы. Командование австрийской армии, и я это знаю доподлинно, резко против прямого конфликта с нами. Финансы Австрии войны не переживут. О чем депутация Национального банка прямо заявила министру финансов Бруку, отказавшись помогать правительству в случае разрыва с Россией. Нет, на прямое, как вы изволили выразиться, «противостояние» они не пойдут!
— Соглашусь. А что насчет Пруссии?
— Точно нет. Во-первых, как вам и без меня хорошо известно, у Пруссии практически нет постоянного войска. Только Ландвер, которому с нашей армией не тягаться. Ваш прусский дядюшка, конечно, побаивается Наполеона, но прекрасно понимает, что казаки будут под Берлином раньше, чем французские Вольтижеры успеют перейти Рейн. Это не говоря уж о том, что Прусская казна сейчас наживается на транзитной торговле между Россией и остальной Европой. Случись война, и этот полноводный ручей тут же иссякнет!
— Но можно ли в таком случае рассчитывать на поддержку Берлина?
— Да, но не слишком весомую. Несмотря на дружественные и даже родственные отношения между правящими домами наших стран, Пруссии объективно выгодно ослабление России. Петербург привык быть арбитром в Германских делах, а это с некоторых пор стало их раздражать.